Церковь и война в Чечне

12 лет назад, в ноябре-декабре 1994 в России началась война, названная чеченской.
Есть несколько вопросов, которые постоянно звучат в связи с отношением Православной Церкви к чеченской войне. Это:
– Можно ли утверждать, что у Русской Православной Церкви есть официальная позиция по чеченской проблеме, и в чем она заключается?
– Не является ли грехом любое убийство? Разве можно священникам благословлять оружие, воюющих солдат?
– Справедливая ли эта война? Не следует ли ее осудить как колониальную и насильническую?
– Всегда ли российские воины в Чечне на высоте? Не совершают ли они воинских преступлений, и если совершают – почему об этом молчит Церковь?
– Не вредит ли присутствие священников в рядах федеральных войск миссии среди чеченцев, воспринимающих «федералов» как иноземных агрессоров?
– Делается ли Церковью что-то для населения Чечни – чеченцев и русских?
– Многие солдаты на войне крестятся, исповедаются, причащаются. Вспоминают ли они о Церкви «на гражданке»? А Церковь о них?
Приходили такие вопросы и на сайт Милосердие.ru.

Священноначалие Русской Православной Церкви неоднократно делало официальные заявления по чеченскому вопросу. По нашей просьбе Отдел внешних церковных связей предоставил нам полную подборку таких заявлений – там более 30-ти страниц. Здесь нашли место миротворческие призывы Церкви к противоборствующим сторонам, уважение к волеизъявлению чеченского народа и беспокойство об участи мирных чеченцев, страдающих от продолжительной войны, скорбь по павшим на полях сражений российским воинам. Ряд документов из подборки ОВЦС мы разместили на нашем сайте, а в этой статье приведем три наиболее, на наш взгляд, характерных:

Заявление Патриарха Алексия от 26 декабря 1994 года в связи с обострением трагических событий в Чечне
Продолжающееся кровопролитие на земле Чечни вызывает в Русской Православной Церкви все большую тревогу. Не ставя под сомнение жизненную необходимость водворения в Чеченской Республике законного порядка, восстановления мира и согласия между жителями этой земли и всеми народами Российской Федерации, Церковь в то же время глубоко обеспокоена сообщениями о сильнейшем обострении братоубийственной брани. Более же всего тревожат архипастырей, пастырей и верующих Церкви Русской поступающие сведения о многочисленных жертвах среди мирных людей – будь то чеченцы, русские или люди других национальностей. Наши сердца скорбят о разрушениях жилых домов в зоне трагических событий, что в зимних условиях делает существование людей невыносимым, о разрушении всей структуры жизнеобеспечения. Вызывает озабоченность и то, что народ России недостаточно знает о происходящем в Чечне, а доходящая до него информация подчас оказывается противоречивой, сознательно или бессознательно искаженной.
В этих условиях Церковь возвышает голос в защиту невинных жертв кровавого конфликта. Никакие, даже самые справедливые и законные соображения государственной пользы не могут оправдать жертвы и страдания мирного населения. Никакие, даже самые благие цели не должны достигаться методами насилия, могущими привести в итоге к многократному умножению зла, что будет губительно для всей России.
Вот почему я прошу и умоляю государственных деятелей России, чеченских лидеров, всех, чьи руки сжимают меч, немедленно остановить боевые действия и вернуться на путь мирного разрешения существующих разногласий. Время для этого пока есть, но осталось его не очень много. Используйте же это время не на смерть, но на жизнь, не на зло, но на благо, не на брань, но на примирение.
Россия! По слову Псалмопевца, да будет мир в стенах твоих, благоденствие – в чертогах твоих (Пс. 121, 7).

Увы, прежде чем стороны услышали и исполнили призыв сесть за стол переговоров, им пришлось воочию убедиться в серьезности предостережения Церкви: два года первой войны унесли тысячи человеческих жизней и посеяли страшные семена ненависти в человеческие души. Семена эти взошли через три года после запоздалого мира и уничтожили все его достижения. С осени 1999 мы снова живем в воюющей стране.
И снова Церковь призывает к милосердию посреди ненависти и равнодушия, окружающих чеченскую тему в последние годы:
Заявление Священного Синода о положении на Северном Кавказе, 7 марта 2000 г.
Антитеррористическая операция в Чечне вошла в завершающую стадию. Священный Синод воздает должное российским воинам и правоохранителям, которые, исполняя долг защиты территориальной целостности России и мирной жизни ее граждан, гасят многолетний очаг агрессивной преступности. Мы склоняем головы перед жертвами среди военнослужащих, милиционеров и гражданских лиц, оказавшихся в зоне боевых действий. Господь да упокоит убиенных, да облегчит боль и страдания раненых и тех, кто лишился родных и близких, дома и достояния. Мы молимся и о скорейшем освобождении заложников и всех тех, кто были похищены террористами, об их возвращении домой. Скорбь наша – и о людях, ослепленных враждой и отказывающихся сложить оружие. Всевышний да вразумит их, сподобляя возвратиться к созидательному труду.
<...>
Завершение борьбы с терроризмом, являющееся залогом мирного будущего Чечни, надлежит производить со вниманием к положению благонамеренных гражданских лиц, жертвы среди которых вызывают у нас особую боль. Даже к плененным боевикам, у которых на воле остались семьи, необходимо относиться гуманно и по закону, не наказывая их сверх положенного и предоставляя возможность искупления вины.
По слову Священного Писания, «будем искать того, что служит к миру и ко взаимному назиданию» (Рим. 14. 19). Пусть устроение жизни в Чечне, восстановление там хозяйства и порядка – сопрягается с братской заботой и с верностью высоким нравственным нормам, дабы люди этой земли ощущали себя в безопасности, видя в российских согражданах друзей и помощников. Только так мы сможем преодолеть вражду, чреватую новыми бедами.
Читать полный текст

Слово Святейшего Патриарха Алексия министру внутренних дел РФ Рушайло В.Б., 25 марта 2000г.
Многоуважаемый Владимир Борисович!
Уважаемые военноначальники и воины Внутренних войск!
Поздравляю вас с годовщиной создания Внутренних войск МВД России.
Празднование этого дня приходится на время трудных испытаний. Вместе с вами Русская Православная Церковь скорбит о многочисленных жертвах среди ваших собратьев, погибших в ходе антитеррористической операции в Чечне. Мы молимся о упокоении их душ и чтим их подвиг, их верность воинскому долгу. Разделяя горечь утраты, которую переживают члены семей и друзья убиенных воинов, мы просим Всеблагого Бога быть Утешителем их в постигшей их скорби. Молимся о раненых офицерах и бойцах, да ниспошлет им Господь облегчение страданий и скорое исцеление.
Любовь наша со всеми доблестными сынами Отечества, явившими преданность ему и готовность жертвенно служить делу защиты Родины и мирной жизни всех россиян. С особым чувством мы повторяем ныне слова молитв о богохранимой стране нашей, властех и воинстве ея. Когда мы их произносим, перед мысленным взором предстают наши воины на Северном Кавказе, которые отстаивают справедливость и закон, ежечасно рискуя самым дорогим, что у них есть – собственной молодой жизнью. Мужайтесь, дорогие, будьте «тверды и непоколебимы» (Кол. 1, 23). С надеждой и благодарностью смотрит на вас народ; взирает на вас и Господь, Который сказал: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15, 13). Его всемогущая помощь да пребывает с вами.
С волнением ожидая вестей с полей сражений, мы надеемся на скорое завершение основного этапа антитеррористической операции. Но до водворения прочного мира на земле Чечни и на прилегающих к ней территориях еще предстоит пройти немалый путь. Многое нужно сделать ради прекращения страданий мирного населения, ради того, чтобы накормить голодных, помочь лишившимся крова, раненым и больным. Жертвы среди гражданских лиц причиняют нам особую скорбь. Верю не только в мужество, но и в справедливость, в гуманность и милосердие, присущие российскому воину. Надо помнить, что каждый ошибочный шаг может стать поводом для новых провокаций со стороны тех, кто не ищет мира, но ослеплен враждой. Поэтому так важно помнить: мы не воюем против чеченского народа; мы с уважением относимся к традициям ислама. Как пастырь Церкви Христовой убеждаю вас относиться гуманно даже к плененным боевикам, не говоря уже о мирных людях, о стариках, о женщинах и детях, измученных войной и беззаконием. Дай Бог, чтобы они смогли видеть в вас своих защитников и друзей.
Господь призывает нас: «Не ожесточите сердец ваших», ибо «кто ожесточает сердце свое, тот попадет в беду» (Евр. 4, 13; Прит. 28, 14). Призывая благословение Божие на всех, кто стоит на страже закона и мира, молюсь, чтобы Господь сохранил вас не только от телесных, но и от душевных ран.
Верю, что исполнятся слова пророка; «И делом правды будет мир и плодом правосудия – спокойствие и безопасность вовеки» (Ис. 32, 17).

К сожалению, по прежнему народ России недостаточно знает о происходящем в Чечне, а доходящая до него информация подчас оказывается противоречивой, сознательно или бессознательно искаженной. Поэтому не иссякает поток вопросов на тему чеченской войны и люди, доверяющие Церкви, ждут и от Нее слов разъяснения и утешения.

Два года назад по нашей просьбе сотрудник Синодального отдела по взаимодействию с армией, о.Константин Татаринцев подробно разобрал, почему воинское служение не противоречит христианской нравственности и заповедям «Не убий» и «Возлюби врага». «Александр Суворов говорил, что если иные воины идут в бой побеждать, то русский воин идет умирать. Полагать жизнь за други. Не убий врага своего личного, его возлюби. Но от врага, который приходит на твою землю разорять твой храм, твой дом, готов уничижить или убить твоих родных, ты обязан защищать семью и Отечество. Бескорыстие и жертвенность воинов снимают видимое противоречие между заповедью «не убий» и воинским служением» – так ответил батюшка спрашивающим. Но вопросы – в основном связанные именно с Чечней – продолжают поступать, и мы вновь решились вновь обратиться к чеченской теме. Мы опять задали вопросы о.Константину (полностью интервью с ним читайте здесь), а также иером.Феофану (Замесову) , духовнику Софринской бригады Внутренних войск, окормляющему ветеранов чеченской кампании и других конфликтов последнего времени, иер.Андрею Лоргусу, декану факультета психологии Российского православного института св. ап. Иоанна Богослова, игум.Варлааму (Пономареву) , благочинному православных церквей Чечни и Ингушетии, члену Общественной палаты Чеченской Республики.

О причинах и мотивах чеченской войны мы спросили о.Константина Татаринцева. Конечно, война в Чечне и кровавая, и грязная – сказал он. – Как любая война она перемалывает души людей с обеих сторон, она является несчастьем для всех, и эта рана будет долго еще заживать. История и Господь рассудит, кто повинен в этой войне – и с одной и с другой стороны. Но это как бы остается за скобками самой войны. Потому что самые страшные грехи: коррупция, бесчеловечный бизнес на крови, о котором говорят многие критики российской политики на Кавказе, совершаются тогда, когда запускается механизм, принимается решение о начале военных действий. Ответственность, конечно, на политиках – на тех, кто уже давно в стороне, в тени, кого уже не покарает закон своей явной или мнимой справедливостью.
Я знал Джохара Дудаева еще полковником, я был офицером, а он – командиром дивизии. Это был советский офицер, блестящий специалист, радеющий за свое дело – дальнюю авиацию, в то непростое уже для армии время. И когда доблестный генерал-авиатор, уйдя в отставку, взял на себя попечение о своем народе – в этом было благое побуждение. Его беда в том, что он попал в условия, когда под влиянием ельцинского призыва брать суверенитета столько, сколько возможно, взбесились многие националистические силы. Сразу возникла клановость, пошел передел собственности. Дудаев, будучи вовлечен в эту политику, отстаивал, как ему виделось, интересы своего народа.
Я помню, как он неоднократно приезжал, предлагал заключить договор, по примеру существующего между Россией и Татарстаном, но не добился доброго контакта с Президентом Российской Федерации, ответом было циничное наплевательство. Чувствуя ответственность за народ, он принял путь войны, диктуемый кланами, и, встав на него, как на рельсы, уже не мог свернуть. Он должен был оставаться до конца знаменем чеченской республики, его очень уважали. Чеченец-генерал – это была большая редкость в Советской армии. Я уверен, что он желал добра своему народу, он не злодей, его загнали на этот путь…
Было бы счастье, если бы этой гнойной раны не было у нашей страны, если бы ее можно было бы лечить терапевтическими (то есть политическими или полицейскими), а не хирургическими методами. Но терпеть сложившуюся ситуацию было невозможно. Ты обязан защищать вверенных тебе слабых. И землю, собранную и политую кровью твоих предков, — передать потомкам не разграбленной. Нельзя списывать со счетов все безобразия, которые творились в Чечне на рубеже ХХ и ХХI веков. Живших там русских преследовали: их изгоняли, делали рабами, над ними издевались, женщин насиловали, – все это должно было как-то разрешиться. Я повторю свою мысль из позапрошлогодней статьи: должно пройти немалое время, чтобы объективно оценить всю ситуацию и сделать окончательные выводы о том, насколько адекватными были те или иные действия российской стороны.

Многим кажется, что солдаты в чеченском конфликте приобретают опыт безнаказанности и жестокости в отношении, условно говоря, нерусских. И что возвращаясь на гражданку, они пополняют ряды радикальных националистов, приносят с собой эту ненависть, что выливается в конфликты по этническому признаку, как, например, в Кондопоге. Насколько оправдано такое беспокойство?
– Как ни удивительно, я ни разу не встречал, чтобы кто-то из наших солдат имел неприязнь, ненависть к «черным» или к азиатам – отвечает о.Феофан (Замесов) . – К тому же, в каждое наше подразделение отправляются служить не только русские ребята, но и солдаты-татары, солдаты-башкиры, солдаты-тувинцы и т. д. То есть сама армейская жизнь учит человека тому, чтобы не разделять людей на какие-то нации.
И в безнаказанность я не верю, скажу даже, что порой не решаются что-то предпринять, чтобы потом не нести за это ответственность. Потому что сейчас все приведено в жесткие рамки, каждое применение оружия или что-либо подобное много раз контролируется, так что даже там, где солдат или офицер должен был бы применить оружие, он тысячу раз задумается, ведь все эти случаи отдельно расследует специальная комиссия, приходится за все отвечать. Нет, нельзя сказать, что солдаты или офицеры там направо и налево безнаказанно применяют силу.

Деятельность Русской Православной Церкви среди населения Чечни, по словам о.Варлаама (Пономарева), пока сводится в основном к раздаче гуманитарной помощи, оказанию посильной поддержки на индивидуальном уровне. Из недавних инициатив можно также отметить открытие и укомплектовку необходимым оборудованием трех благотворительных швейных мастерских в пунктах временного размещения перемещенных лиц на территории Грозного, осуществленные Отделом внешних церковных связей Московского Патриархата при поддержке Федеральной миграционной службы России.
Что еще можно сделать для народа Чечни?
о.Анрей Лоргус: Чеченский народ в полном смысле этого слова, может быть назван жертвой. Он жертва экстремизма, радикального и религиозного с одной стороны, и жертва военного насилия с другой. Как у жертвы, в чеченском населении, конечно, развиваются несколько национально-общественных и личностных комплексов. Комплекс гонимых, а значит, и неправедно наказанных, как например комплекс у армян, после турецкого геноцида 1915 года. Не нужно забывать, что чеченцев, вместе с другими народами уже «наказали», выселив с родины по приказу Сталина. У чеченцев уже описан комплекс отношения к власти России, к «федералам», как к гонителям. «Федералы» в сознании чеченцев, это и русские и власти, и солдаты. Среди личностных комплексов можно назвать хотя бы два: комплекс детей войны, чьи отцы погибли (мне вспоминается фильм «Подранки», Н. Губенко), и комплекс детей-солдат, которые не зная обычных школьных наук, лишенные детства, умеют убивать. Какова должна быть работа по реабилитации чеченского населения, и прежде всего детей и подростков, можно только предполагать. Направить в эту сторону общественную мысль, духовную поддержку, гражданскую помощь – вот благородная и доблестная задача.

Однако, о чеченцах в России бытуют и довольно нелицеприятные мнения. Очень часто можно слышать от сторонников радикальных действий в Чечне, что там, якобы, мирных жителей вообще нет. Что днем они мирные, а вечером каждый готов всех убивать. Что русских по-прежнему не любят. На это возражает о.Варлаам: Нет, ничего подобного. Сейчас состояние совершенно не такое. Может быть, раньше когда-то так и было, или казалось так. Сейчас даже сокращается число блокпостов в городе, их стало намного меньше, они стали более проходимые. По улице я хожу в облачении, на меня смотрят каждый по-разному, естественно, но я не слышу ни криков ни каких-то оскорблений ни в мою сторону, ни в адрес моей веры.
Простой народ устал от войны. Политика – это одно, политики и той и другой стороне расскажут все, что угодно, лишь бы им было выгодно. Мне кажется, у народа есть общее сознание и желание жить и трудиться. О войне там уже никто не помышляет.
Сейчас мы собираемся уже расписывать храм архистратига Михаила в Грозном, и нам будет помогать в этом чеченец Хусейн Джабраилов. Он будет оплачивать роспись храма. Мало того – сам храм восстанавливали чеченцы, 3-4 только русских, остальные были все чеченцы, молодые ребята. Не было такого сопротивления, мол, зачем мы будем строить православный храм – люди соскучились по тем временам, когда все жили в мире, хотят, чтобы русские не уезжали.
Я не хочу сказать, что все чеченцы такие исключительные, что не бывает никаких проблем. Бывают всякие проблемы, но они точно такие же, как и здесь в Москве, как и во всей России. И русский русского обижает и притесняет. Это общая болезнь, грех.

В основном о.Варлаам общается с русским и православным населением ЧР, хотя двери Церкви открыты для всех – при необходимости и чеченцы и неправославные русские могут прийти в храм по любому вопросу – и, по словам о.В., не бывает такого дня, чтобы в храм не зашел чеченец – кто за гумпомощью, кто «снять порчу», а кто – и помолиться. В качестве члена Общественной палаты Чеченской Республики о.Варлаам намерен в первую очередь поднять вопрос о жилье, т.к. эта проблема стоит в послевоенной республике очень остро.
Массовых крещений, как в Северной Осетии после Беслана, в Чечне не происходит. И о.Варлаам и о.Константин предостерегают от миссионерской неделикатности.
– Миссия должна быть очень тактичная – говорит о.Константин. – Раз эти люди причисляют себя к другому вероисповеданию – надо уважать это и не пользоваться преимуществами в положении, не навязывать веру. Надо стараться быть уважительным к любому проявлению того, что для другого человека свято, даже если с твоей точки зрения это является заблуждением. Здесь стоит говорить не о веротерпимости, но о вероуважении. Но если кто-то пытается в христианстве найти ответы на какие-то вопросы, такому человеку помочь, конечно, нужно. Исторически это население не было христианским, но там были казачьи станицы и церкви, и все мирно жили плечом к плечу.
Миссией должна быть сама христианская жизнь; если она кого-то позовет – в этом смысле миссия возможна, а любая навязчивость может наоборот приводить к озлобленности и дополнительным проблемам.
– Республика мусульманская, сами чеченцы не крестятся – рассказал о.Варлаам. – Но они по-хорошему, по-доброму относятся к православной церкви. Если они видят человека православного, истинно верующего, они его уважают, и это сразу заметно. Очень хорошее, доброе отношение.
Я, священник, был приглашен на день рождения к Рамзану Кадырову, это говорит о многом. И я обратился к нему с просьбой, чтобы нам дали машину бетононасосную, залить своды храма бетоном – мы строим сейчас храм в станице Слепцовской. Это единственный бетононасос в республике, и он был на строительстве мечети. Так нам отдали его с мечети, он у нас три дня работал.
Нет в обществе противостояния между религиями, и правительство в этом содействует.

Все же, священникам, исповедующим солдат, приходится иногда слышать о совершенных на войне преступлениях, но редко. В основном – говорит о.Феофан, – бывает, что человек халатно отнесся к своим обязанностям, где-то поленился, но это никак не назовешь преступлением. То есть это мелкие нарушения. В основном, как ни удивительно, процентов девяносто солдат, начинает исповедь (а я их исповедую сотни, – и тех, кто был в Чечне, и тех, кто не был в Чечне, и тех, кто поедет, и тех, кто вернулся), как правило, с покаяния в одном и том же грехе: что в гражданской жизни расстраивал, обижал своих родителей, доставлял им скорби, переживания и т. д. Это одна из первых, важных вещей, которые человек понимает, находясь в армии, тем более – на войне.
о.Константин: На иконе святого воина Георгия Победоносца конь чаще всего белого цвета. Это неслучайно. Вступать в брань со злом и победить — через свою веру, мужество, воинскую доблесть и профессионализм — можно только тогда, когда между тобой и злом абсолютная чистота, правда. Как Георгий Победоносец, ты должен быть отделен от того, что является предметом брани, чистотой и правдой. Только на белом коне можно победить зло. Если этого нет, то борясь со злом, незаметно можешь стать источником зла. Так зло множится, не побеждается, а побеждает, и даже те, кто с ним борются, становятся неотличимы от тех, с кем борются. Этот парадокс очень заметен в силовых структурах – мы это видели при разоблачениях т.н. оборотней в погонах: борцы с преступностью сами становились преступниками, да еще обладающими гораздо бОльшими возможностями.
Задача священника в армии – чтобы не было мародерства, грабежа, чтобы люди не озверели, чтобы ненависть не проецировалась на слабых – на женщин и детей. Необходимо помочь солдату осознать свое человеческое достоинство. Как по-суворовски: русские солдаты в бою врага уничтожают, а после боя, сами голодая и замерзая, отдают пленным лучшее. Война – это грязное дело. Когда дурман отчаяния и боли захлестывает солдата, он способен на неадекватные поступки, на жестокости. На исповеди священник призывает душу воспрянуть и не опуститься, не очерстветь. Конечно, наши солдаты там – еще мальчишки, и не всех еще мы согрели, как дОлжно, теплом молитвы, духовным окормлением, многие не поднимаются до таких высот. Но так должно быть, для этого и работает Синодальный отдел.
Об этом же из самой Чечни свидетельствует и о.Варлаам: Армия есть армия. Там свой устав, своя служба. Естественно, людям приходится сталкиваться, особенно военным, с жестокостью, им приходится видеть смерть, и убивать им приходится. Нельзя сказать, что это ангелы. Видя всю эту жестокость, им также приходится проявлять, может быть, и жестокость, чтобы оградить общество от заразы терроризма.
После двух войн, конечно, и у народа чувствуется озлобленность по отношению к российским войскам, скрывать нечего. У кого-то убили брата, отца… Приходится сталкиваться с тем, что народ не особенно доверяет федералам, федералы не особо доверяют народу, есть противостояние, война есть война. Но в то же время, я постоянно стараюсь объяснить военным, что наш враг не национальность, наш враг – зло, против которого мы должны бороться, не переступая грани дозволенного, проявляя уважение к народу, среди которого приходится вести долгие военные действия. Народ не виноват, народ сам затравлен, как зверь. Есть духовная болезнь, она называется грех, и отсюда источник всякого зла. И человек военный это должен тем более ощущать, и не стрелять направо-налево (но, все-таки, если есть необходимость, нужно отнимать и жизнь). И не ожесточаться, а наоборот, всегда быть воином Христовым, нести любовь в себе, чтобы не было ненависти. Чтобы народ не ожесточался дальше, солдат должен проявлять очень высокую духовность.
Несмотря на все жестокости, у военных, как нигде, душа просто ищет святости, как отдушины. Такой отдушиной является именно вера, духовное общение со священником. И такая проповедь очень сказывается на отношениях солдат с местными жителями.

Говорят, что не бывает атеистов в окопах под огнем. Не может ли такая «окопная» вера уйти после дембеля, как что-то наносное, полезное в экстремальной ситуации и ненужное в обычной жизни?
По моему опыту, – говорит о.Феофан, – у тех, кто побывал в горячих точках, отношение к жизни и вере, конечно, меняется. И вера в Бога у них присутствует. Нельзя назвать многих из них глубоко церковными, воцерковленными людьми, но, тем не менее, большинство из тех, кто прошел Северо-Кавказский регион, если были неверующие, то уверовали, признали Бога, обращаются к Нему, верят в Него. И с такими случаями, что, когда страшно было, человек уверовал, а когда стало легко и хорошо, как-то совсем расслабился, забыл о Боге, – я не сталкивался. Есть примеры, когда после Чечни ребята воцерковлялись, поступали в семинарию, становились священниками. Некоторые сейчас в монастырях.
– Чем война отличается от любой другой жизненной ситуации? – продолжает тему о.Константин. – Тем, что очень близка смерть и ты не знаешь, будешь ты жить через час или нет. Молодому, полному жизненных сил человеку в таком состоянии долго пребывать просто так невозможно. Когда видишь смерть по телевизору, когда она где-то далеко – такого не происходит. А когда твой близкий друг разорван гранатой или погиб в пытках, когда видишь угасающие глаза умирающего человека, который испытывает боль, возникает вопрос: ведь это может быть и со мной – и что тогда? Является ли моя личность чем-то большим, чем тело, которое рано или поздно разложится? Будет ли она жить после смерти, и если будет – то в каком состоянии? Или я как растение – сейчас есть, а потом раз – и нет?
Близость смерти у кого-то порождает страх, у кого-то – собранность и ответственность за прожитую жизнь, но всегда это очень глубокое религиозное чувство. Когда перед этой грозной правдой вопрошаешь самого себя: кто ты? зачем ты? – появляется место Богу, которого в обычной суете может и не оказаться. Эти вопросы мы в обычной жизни пытаемся заглушить суетой, громкой музыкой, чередующимися быстро обстоятельствами, телевизором, где все мелькает. На войне есть время и нет этих раздражителей, которые как бы заслоняют человека от самого себя. Там удобнее и остаться с собой наедине, и беседовать с Богом. А если такой диалог состоится, то вопрос: атеист ты или верующий – снимается. Не потому, что получены какие-то знания, а потому что солдат внутренним человеком почувствовал, что есть Некто, Кто дал ему эту жизнь, эту личность. Конечно, когда солдаты возвращаются домой, они снова могут окунуться в суету, но есть нечто такое, что уже незыблемо пребывает в душе, некий опыт, который фундаментально созидает человека как человека, как личность.
– Хотя, конечно, по совести говоря, нельзя сказать, что все ветераны чеченской войны стали глубоко церковными людьми. Потому что есть разница – уверовать, признавать Бога и жить духовной жизнью – замечает о.Феофан. – Бывают и печальные примеры, как и после афганских событий было. Когда человек внутренне надломлен, он может начать выпивать и так ребята теряются в этой жизни. Это так называемый «чеченский синдром».
о.Андрей: По определению, «Чеченский синдром» – это устойчивый «набор» симптомов. Российские психиатры и сотрудники правоохранительных органов называют такой «набор» «чеченским синдромом», проводя параллель с посттравматическим стрессом, который испытали американские солдаты после Вьетнама и советские солдаты после Афганистана. Симптомы идентичны: хроническая усталость, ночные кошмары, проблемы с концентрацией внимания, беспокойство, агрессия и упрямство. Причем специфика, ухудшающая клиническую картину синдрома, состоит в том, что солдаты, воевавшие в Чечне, имеют сложное чувство вины, ведь они воевали на территории своей страны. Врагом в этой войне были их сограждане. По своей гражданской сути это была гражданская война. А это значит, что те самые чувства, как патриотизм, любовь к Родине, гордость за державу, которые составляют идеологическую основу морального климата частей воюющих в Чечне, заставляют иначе смотреть на себя, как на солдат воюющих против части своей страны. Идеологическое противоречие, которое сопровождает эту войну в нашем обществе, состоит в том, что ни цели, ни плоды этой войны не могут быть приняты обществом. Если нравственно здоровая часть российского общества, не зараженного ни экстремизмом, ни национализмом, признает неизбежность этой войны, причем неизбежность при данной, сложившейся в «перестроечной» России политической ситуации, то признание это сопровождается чувством вины, но никак не комплексом победителей. На этой войне не может быть победителя. И это еще одна беда солдата, который возвращаясь с войны не получает ни оправдания, ни уважения, ни законного признания важности его жертв. Солдаты Чеченской войны – не могут столь же гордо смотреть на своих друзей и дедов, как это делают ветераны Великой Отечественной. Ни в обществе, ни в самой армии, ветеранов Чеченской не встречают рукоплещущие толпы. В лучшем случае награды и долги по выплате довольствия, в худшем инвалидность и забвение. Все это создает негативную специфику чеченского синдрома, и усложняет посттравматическую терапию. Несмотря на повсеместное признание как медиками, как и властью, так и священноначалием Русской Православной Церкви, что солдаты приходящие с чеченской войны нуждаются в адаптации, реабилитации, конечно, в лечении, большинство переживающих чеченский синдром не получают необходимой помощи. Происходит это также потому, что этиология синдрома не включает духовно-нравственной составляющей, и как часть ее национально гражданский смысл войны, без которого нет позитивного национального сознания. В том то и отличие последствий Чеченской войны, от Бородинского сражения и других национальных побед, что ратной славой Чечня не станет. Ветеран чеченской войны недополучит нравственной награды признательного отечества – воинской славы победителя. В этом смысле помощь ветеранам Чеченской войны, как от общества в целом, так и от священника и психолога в частности, может заключатся в выявлении и актуализации гражданского, общественного и духовного смысла понесенных лишений и жертв, смысла их солдатского подвига. Но это требует трезвого и духовно-выверенного отношения к войне вообще, к Чеченской войне в частности.
о.Феофан: Встречаются ребята, которые себя чувствовали пешкой в чьей-то игре. Попадались и другие, которые чувствовали, что они отстаивают интересы нашего государства. Мы, проводя работу, стараемся все-таки провести мысль, что, во-первых, чеченская земля – это исконная часть российской территории – с 1781 года она была неотъемлемо в составе Российского государства. Во-вторых, испокон века Чечню населяли не только чеченцы, а огромное количество русских, казачьи поселения были, а чеченцы жили в горах, как правило. Поэтому защищая эту часть, мы защищаем часть нашей русской земли. И большинство все-таки приходит именно к такой мысли, потому что ясно, что если бы там не было армии, то теракты, взрывы и тому подобное, случались бы гораздо чаще по всей России. А армия, находясь там, сдержала этот страшный натиск зла, который с Кавказа изливается, по сути, на всю нашу российскую землю. И большинство из военнослужащих, из ветеранов, это понимают. В то же время я столкнулся с тем, что многие были разочарованы. Чем? Они вроде бы понимали, что идут за правое дело. Но очень много было непоследовательности со стороны политиков и правительства. И в какой-то степени они чувствовали себя обманутыми, брошенными на произвол. Есть такое разочарование, если человеку и не жалко было отдать жизнь ради правого дела, но он чувствовал, что со стороны вышестоящих есть некоторое лукавство.
Все же я скажу, что для большинства, наверное, нахождение в такой непростой военной обстановке учит жизни, духовно укрепляет. То есть человек больше постигает какие-то важные понятия, учится лучше понимать другого человека, появляется понятие греха и т. д.
о.Константин: Смысла войны, ее глубинных целей, не понимали даже те, кто отдавал приказы о ее начале. Я помню, как в первую кампанию министр обороны заявлял, что мы, мол, одним десантным полком, одним танковым полком наведем порядок в республике и на Кавказе!
Но когда война началась, кому-то необходимо было поднять на свои плечи ее тяжесть. Люди, которые это сделали, – праведники.
Война в любом случае – процесс духовный. Сталкиваются добро и зло; не бывает так, чтобы добро столкнулось с добром. Зло со злом бывает, сталкивается, но только, чтобы соблазнить добро. Чаще все-таки со злом борется добро.
Где проходит эта граница в чеченской войне – определить очень трудно. В Чечне много людей, которые осиротели от военных действий, от бомбардировок; потеряли своих стариков или детей… Кавказский менталитет требует, чтобы кровь родных была отомщена, им нельзя успокоиться, пока убийца близких не наказан. Это толкнуло очень многих чеченцев к вооруженной борьбе с федералами (хотя замечу, что мне очень не нравится этот термин: «федералы»)…
Но мне не хочется давать оценку этой войне. Она состоялась, российские войска противостояли в ней сепаратизму, защищали целостность государства, и ими было явлено много доблести. Еще раз повторю, что любая война – явление духовное, и с той и с другой стороны люди духовно переосмыслили свое бытие, свой внутренний мир и мир внешний.
Война потихоньку затухает. Там уже нет тех боев, как раньше. Жизнь возвращается, восстанавливается экономика. Я слышал в новостях, что построили аэропорт, и даже люди далеких от строительных специальностей собрались, чтобы успеть в срок – ко дню рождения Рамзана Кадырова. Очень много средств идет из России на восстановление — и через налоги, и даже некоторые предприниматели жертвуют. Я знаю, был такой момент, когда милиционеры, отправляясь туда в командировку, брали с собой для школы, для детских клубов аппаратуру, вещи. Возможно, так проявлялось и чувство моральной ответственности русского народа за то, что там произошло.
И если шаг за шагом наступает внешний мир, то я думаю что со временем, после излечения военных ран, наступит и мир внутренний.
о.Варлаам: За те два с половиной года, что я здесь живу, я вижу подвижки в сторону созидания. В данный момент в республике пашут землю, вообще, все гораздо живее стало. Проспект Кадырова, бывший Ленина, отстроили, жизнь возрождается.

Дай Бог, чтобы так было. К сожалению, есть и другая сторона медали. До сих пор в Чечне практически ежедневно звучат выстрелы и взрывы, гибнут российские военнослужащие и милиционеры, воюющие сепаратисты, чиновники и простые мирные жители. Информагентства дают такую сводку только за ноябрь: 1 ноября: в бою с отрядом сепаратистов ранены офицер и двое солдат, погибло не менее 2 боевиков; 2 ноября: задержана автомашина, в которой находилось большое количество взрывчатки и оружие; 3 ноября: на радиоуправляемой мине подорвались бойцы орловского ОМОНа, в результате взрыва у отделения РОВД один милиционер погиб, еще четверо ранены; 4 ноября: в Сунженском районе Ингушетии в ходе перестрелки убиты трое боевиков; 5 ноября: обнаружен крупный тайник с оружием, боеприпасами и обмундированием; 6 ноября: в Чечне и Ингушетии произошли три взрыва: на мине подорвались трое военнослужащих (2 погибли, 1 ранен), в результате теракта погиб сотрудник ОМОНа, ранены трое милиционеров; 7 ноября: расстреляны семеро милиционеров из Мордовии. Еще двое ранены; 8 ноября: обезврежено взрывное устройство на трассе, а директор ФСБ Николай Патрушев заявил, что, по его данным, террористы планируют совершить диверсии на гидротехнических сооружениях юга России; 9 ноября: в Ингушетии при обстреле ранен милиционер; 9 ноября: военнослужащие инженерной разведки обезвредили взрывное устройство, а в приграничном с Чечней районе Ингушетии в результате обстрела ранен сотрудник местного РОВД; 10 ноября: обнаружен схрон с оружием; 11 ноября: совершено нападение на сотрудников МВД Чечни. Двое получили тяжелые ранения, в результате подрыва на фугасе получили ранения двое военнослужащих; 12 ноября: в Ачхой-Мартане милиционеры расстреляли автомобиль – водитель погиб, четыре женщины получили травмы, вблизи селения Махкеты в бою с боевиками погиб военнослужащий, еще двое получили ранения; 15 ноября: в результате взрыва неустановленного взрывного устройства погиб военнослужащий внутренних войск; 17 ноября: подорвались на взрывном устройстве неустановленного образца двое военнослужащих; контрактной службы, один скончался; на обочине автодороги обнаружены оружие и взрывчатка; 18 ноября: неизвестные лица подорвали две нефтескважины, жертв нет; 19 ноября: в результате обстрела, совершенного неизвестными вооруженными людьми, погибли милиционер и двое гражданских лиц, включая одну женщину; 20 ноября: обнаружены 2 тайника с оружием и взрывчаткой, по сообщению агентства Регнум со ссылкой на источник близкий к силовым структурам Чечни, вблизи селения Янди-котар начались затяжные бои; 22 ноября: задержан вооруженный боевик.
По данным правозащитного центра «Мемориал» – в этом году в Чечне были похищены 158 человек. Восемь из них найдены убитыми, около шестидесяти считаются пропавшими без вести, свыше семидесяти – освобождены. Правозащитники отмечают, что их мониторинг охватывает лишь треть территории Чечни.

Поэтому мы призываем всех православных людей, в очередную годовщину трагической даты – начала первой чеченской войны, – сугубо молиться об умиротворении России и прекращении всякого насилия и кровопролития на ее территории.

Подготовил Михаил ЛЕВИН