В Америке история благотворительности насчитывает больше ста лет, первое благотворительное законодательство в Великобритании появилось 600 лет назад. Российская филантропия после долгого перерыва заявила о себе всего 20 лет назад, именно тогда у нас появился филиал британской организации Charity Aid Foundation (признана в РФ иноагентом). О том, чего достигло благотворительное движение в России за это время, рассказывает директор CAF (признана в РФ иноагентом) Россия Мария Черток.
Западные технологии на российских просторах
—Что такое CAF, чем он занимается и чем отличается от других НКО?
— CAF Россия — это российский филиал британской организации Charity Aid Foundation. В России он работает 20 лет — в этом году юбилей. Таким образом, это зарубежная организация, хотя у нас есть и российское юридическое лицо — Фонд поддержки и развития филантропии КАФ.
CAF занимается развитием благотворительности. Для этого мы оказываем разнообразную помощь и услуги тем, кто желает заняться благотворительностью, то есть донорам: частным ли, корпоративным ли, российским или иностранным — в равной степени. Например, наш портал «Благо.ру» дает возможность обычным людям жертвовать самые скромные суммы — сотни, а не миллионы — на благотворительные и некоммерческие организации.
Мы работаем с некоммерческими организациями как грантодающий фонд, а также помогаем им в плане профессионального развития и укрепления устойчивости.
Все двадцать лет мы вовлечены в улучшение законодательных условий для некоммерческого сектора и благотворительности. Мы входим в разнообразные рабочие группы при Министерстве экономического развития, в правительстве, в Общественной палате РФ, то есть стараемся быть в тех местах, от которых зависит будущее законодательства для некоммерческого сектора.
— Как за эти 20 лет в России изменилось отношение людей к благотворительности и информированность в этой сфере?
— Начнем с того, что двадцать лет назад у нас никто и никому не помогал. Тогда в России только стали появляться первые некоммерческие организации. Они действовали исключительно на волонтерских основаниях. Были, к примеру, ассоциации родителей детей-инвалидов (беды этих семей совершенно никого не интересовали). Также существовали профессиональные (насколько это было возможно на тот момент) организации, ориентированные на различные задачи демократического строительства, — они финансировались западными фондами. Ни население, ни компании не были вовлечены в благотворительность вообще. Разумеется, и никакой осведомленности не было.
Сейчас в России тысячи некоммерческих организаций, которые, пусть с разной степенью успешности и профессиональности, но работают — помогают людям. Во-вторых, общество стало гораздо больше понимать и разбираться в вопросах благотворительности. СМИ стали много писать о некоммерческих организациях. В-третьих, сформировался целый сектор социально-ответственного бизнеса, который уже довольно профессионально занимается «корпоративной филантропией». Появились частные фонды.
— Что для этого предпринимал CAF Россия?
— Мы создаем (а иногда и заимствуем из западного опыта и адаптируем к нашим условиям) различные модели развития благотворительности. Например, мы первыми в России стали активно заниматься развитием фондов местных сообществ. Это институты «местной» филантропии: они действуют на самых разных территориях, в том числе и неиндустриальных, сельскохозяйственных. Они привлекают местные средства для решения местных проблем. Это очень успешная для России модель, которую в середине девяностых годов мы начали активно пропагандировать. В 1998 году появился первый фонд местного сообщества в Тольятти, сейчас их в России более сорока. Изначально это американская модель, но в Америке они приняли совершенно другую форму. Сейчас фонды местных сообществ развиваются и в Европе, и по всему миру как институт местной филантропии — не обязательно богатый, но обязательно вовлекающий самих жителей в решение собственных проблем.
— Часто говорят, что западные технологии в России не работают. Так ли это?
— Слухи о нашем особом пути, в том числе и в благотворительности, сильно преувеличены. Большинство технологий, которые используются в России, основаны на западном опыте. Хотя, конечно, культурные и социальные национальные особенности есть в каждой стране.
— За двадцать лет пройден огромный путь, но насколько мы еще отстаем в сфере благотворительности от других стран?
Фото с сайта http://www.hadassah.ru
— Нет никакого стандарта, к которому надо тянуться. Хотя, конечно, по показателям благотворительной активности населения мы пока очень далеки от основной массы стран. CAF уже несколько лет подряд публикует «Рейтинг мировой благотворительности», где оценивается активность обычных людей по трем показателям: пожертвования в некоммерческие организации, пожертвования незнакомым нуждающимся людям и волонтерство. Россия в самом конце списка, хотя ее место в этом рейтинге медленно повышается.
С другой стороны, не очень правильно проводить такие сравнения, потому что у всех свои культурные и исторические особенности. В Америке благотворительность развивается больше ста лет, в Великобритании первое благотворительное законодательство появилось 600 лет назад. Важно отмечать прогресс относительно нашей собственной истории, иначе нас будет преследовать комплекс неполноценности.
— Нашим благотворительным технологиям — меценатству, богадельням, празднику Белого цветка — тоже не двадцать лет. Может, вспомнить о собственных дореволюционных традициях?
— Естественно, наши культурные традиции очень важны. Но трудно преодолеть разрыв больше чем в семьдесят лет. Нет в живых таких людей, которые когда-то участвовали в Празднике Белого цветка и могут сейчас ностальгически поучаствовать в нем снова. Зато практически все регулярно если не ездят на Запад, то смотрят западные фильмы и могут представить себе тамошние традиции. Если что-то работает, то неважно, откуда оно взялось.
— Говорят, что среднестатистический американец отчисляет каждый месяц по десять долларов в пару-тройку фондов, и эти ручейки сливаются в огромный поток. Мы стремимся к этому же?
— Конечно, мы стремимся к тому, чтобы как можно больше людей участвовало в благотворительности. Но и в Америке участвует не сто процентов населения, и у нас сто процентов участвовать никогда не будет. CAF недавно провел исследование в Великобритании. Обнаружился серьезный поколенческий разрыв: пожилые люди участвуют в благотворительности гораздо больше, чем молодые. В парламенте даже обсуждался вопрос о том, как вовлечь больше молодых людей.
У нас, конечно, ситуация другая: в основном участвуют молодые люди. Так сложилось в силу наших исторических особенностей и специфики экономического положения населения.
Инфраструктура благотворительности
— CAF Россия не оказывает адресной помощи?
— У нас есть одна программа адресной помощи — «Линия жизни». Программа финансирует лечение детей с довольно широким спектром заболеваний. Но в основном мы сосредоточены на развитии инфраструктуры благотворительности.
— Как объяснить, что такое инфраструктура благотворительности? Ведь большая часть россиян воспринимает благотворительность именно как перевод денег на операцию конкретному ребенку.
— В первую очередь инфраструктура благотворительности — это сами некоммерческие организации, которые оказывают помощь людям. Не обязательно работать в режиме адресной помощи. У нас адресная помощь приобрела такой гипертрофированный характер в силу исторических причин: если не доверять людям, то кажется, что безопаснее и правильней дать на лечение конкретного ребенка. Хотя огромное количество всяких мошенников появилось именно в области адресной помощи. Но эта тенденция — помогать только конкретным детям — уже немножко «разбавляется». Например, наша платформа «Благо.ру» собирает деньги не на адресную помощь и даже не на проекты, а на текущую деятельность некоммерческих организаций. Эти НКО прошли нашу проверку, мы знаем, что они хорошо работают, что у них все нормально с документами и т. д. Мы видим, что люди готовы жертвовать на это, и пожертвования через «Благо.ру» значительно растут от года к году. Среди организаций, которые собирают деньги через «Благо.ру», есть правозащитные, например, «Право матери» (она занимается защитой прав родителей, чьи сыновья погибли в армии в мирное время). Это сложные темы, их не подашь красиво, и, тем не менее, люди готовы жертвовать на это деньги. Это результат того, что растет понимание роли некоммерческих организаций — в том числе благодаря интернету и СМИ.
В «инфраструктуру благотворительности» также входят организации, которые занимаются профессиональным развитием НКО, например, оказывают консультации, проводят тренинги для некоммерческих организаций. К «инфраструктуре» можно отнести ассоциации: например, «Московское благотворительное собрание». Хотя у них есть собственные благотворительные проекты, но основная цель — это организовывать взаимодействие и партнерство между благотворительными организациями.
— Что такое партнерство? Это если в фонд обращается нуждающийся человек не «того» профиля, а в фонде знают, куда его отправить? Или если в фонд для пожилых кто-то пожертвовал пачку детских подгузников, то там знают, куда их передать?
— Это один из вариантов. Некоммерческие организации также нуждаются в обмене информацией, опытом. Кроме того, возможны совместные проекты, воспроизведение успешного опыта на других площадках, в других регионах и т. д.
— Как можно донести до широкой аудитории специализированные знания о благотворительной сфере?
— Например, у нас есть портал «Филантроп». Это СМИ, где постоянно и достаточно популярно, то есть для широкой аудитории пишут о вопросах, связанных с благотворительностью.
Чего хочет закон?
— В последнее время обсуждались законы, усложняющие жизнь НКО, — такие, как закон о персональных данных, закон об иностранных агентах. Если вспомнить путь за двадцать лет, российское законодательство в области НКО скорее улучшалось или наоборот?
— Двадцать лет назад никакого законодательства об НКО не было, т.е. его стало гораздо больше за это время, это уж точно. Уже мало кто помнит, например, что в 2006 году произошло значительное усугубление требований к отчетности, к процедуре регистрации НКО. Тогда возникла волна сопротивления, некоторые ужесточения отменили. Именно тогда появились подробные отчеты фондов в Минюст.
Фото с сайта http://top.oprf.ru
Новое законодательство об иностранных агентах, конечно, создает определенную угрозу для организаций. С другой стороны, за последние несколько лет появились и очень хорошие законодательные положения. Например, в 2007 году появился закон о целевых капиталах, а пару лет назад — налоговые льготы для частных доноров. Это улучшения. У нас немножко шизофреническая ситуация: параллельно происходят и ухудшения, и улучшения. Это говорит о том, что никакой особой стратегии за всем этим законодательным развитием не стоит, а благотворителям приходится «выруливать» между всеми течениями и преградами.
— В подготовке каких законопроектов участвовал CAF?
— Работа над законодательством, к счастью, всегда коллективный процесс. CAF все 20 лет был вовлечен в формирование законодательства. В частности, в середине девяностых годов при нашем активном участии появились первые законы о некоммерческих организациях и благотворительной деятельности. Мы участвовали в формировании закона о целевых капиталах (это неприкосновенный капитал, который некоммерческая организация формирует, а затем использует доходы от его инвестирования в своей основной деятельности). Мы участвовали в формировании положения о налоговых льготах для частных доноров — это делалось в контексте исполнения так называемой «концепции развития благотворительности», которая была принята правительством. Мы также участвовали в создании этой концепции.
— По новому закону об иностранных агентах, если CAF Россия — это филиал британского фонда, получается, каждый, кто собирает пожертвования через «Благо.ру» — иностранный агент?
— Во-первых, у «иностранного агента» есть как минимум два признака: кроме иностранного финансирования — еще политическая деятельность. Но это очень плохой закон — не в смысле «злой», а с точки зрения законодательной техники. Там нет практически никакого определения «политической деятельности». Разумеется, если любое взаимодействие с органами власти понимается как политическая деятельность — это ложная позиция. Пожертвования через «Благо.ру» действительно считались «иностранным финансированием», но с декабря «Благо.ру» будет находиться в нашей российской организации.
Мы прекрасно понимаем, что «иностранное» финансирование — риск для НКО в наших нынешних не очень разумных условиях. Но я думаю, что стремление избежать риска у некоммерческих организаций должно уживаться и быть сбалансировано с гражданской позицией: закон не правовой. Не надо идти на поводу у заинтересованных людей и повторять вслед за неграмотными прокурорами, что любое общение с властями есть политическая деятельность.
— Если организация зарегистрирована как некоммерческая, то она может только получать деньги в виде пожертвований? Ведь у НКО существуют возможности зарабатывать: ярмарки, благотворительные базары, лавки.
— Конечно, при открытии благотворительного магазинчика организация остается некоммерческой, как это записано у нее в уставе. Все доходы от такой предпринимательской деятельности идут на уставную деятельность НКО, это разрешено законодательством. Я считаю, что это очень важное направление развития некоммерческих организаций в контексте укрепления их финансовой устойчивости. Понятно, что не каждая организация может и должна заниматься коммерческой деятельностью, но многие должны хотя бы рассмотреть для себя такую возможность. Я рада, что появляются благотворительные магазинчики, ярмарки и прочие варианты предпринимательской деятельности некоммерческих организаций. Это помогает им стать более профессиональными, меньше зависеть в том числе от государственного финансирования, которое сейчас начинает доминировать в бюджетах многих некоммерческих организаций.
Фото с сайта http://www.fresher.ru
— CAF Россия занимается коммерческой деятельностью?
— Да. Наша коммерческая деятельность напрямую связана с нашей основной работой: мы занимаемся в том числе платным консультированием доноров по стратегии, по управлению программами. Таким образом, мы продолжаем реализовывать свою миссию и одновременно вносим вклад в финансовую устойчивость нашей организации. Без этого мы бы не смогли, например, содержать портал «Благо.ру» или «Филантроп»: наших собственных ресурсов для этого недостаточно, а пожертвования на такую работу привлечь достаточно сложно.
Чем больше лопат, тем лучше грядка
— В последние пару лет в рунете появилось несколько краудфайндинговых платформ. С точки зрения обывателя, от старейшей — Благо.ру — они не отличаются: например, Планета.ру, Добро Mail.Ru. Нужно ли рунету много краудфайндинговых платформ?
— Добро Mail.Ru отличается от «Благо.ру»: во-первых, там есть предложение поучаствовать в качестве волонтеров — этого у нас нет. Во-вторых, у них другой способ сбора денег: они собирают на конкретные проекты и там часто появляются просьбы об адресной помощи — например, для конкретных детей. У нас такого нет: мы собираем средства на текущую поддержку некоммерческих организаций, хотя иногда проводим «акции», чтобы из них читатели подробнее узнавали, что, собственно, нужно НКО и на что они тратят деньги.
— Между платформами не возникает конкуренции?
— Я считаю, что предложений должно быть много. Это не вопрос конкуренции: разные люди «пасутся» в разных местах. Если они никогда не встречали на своем пути «Благо.ру», но зато встретили «Планету.ру» или «Добро Mail.Ru», у них появляется шанс участвовать в благотворительности, и это очень хорошо. До конкуренции платформ нам еще очень далеко: мы только начинаем «копать грядку» частной благотворительности, и чем больше будет лопат, мотыг — тем лучше. Мы не собираем эти деньги себе, мы делаем это для того чтобы у благотворительных организаций появилось больше возможностей собирать деньги. В этом смысле больше платформ – больше возможностей, очень хорошо, что это происходит.
