Дети – всегда имитаторы
– Катерина Вадимовна, существует ли сегодня бытовой расизм? Проявляется ли он в детских, подростковых коллективах?
– Есть несколько схожих явлений, которые часто путают, давайте их разделять. Есть то, что называется биологической ксенофобией. Черные галки гонят белую галку, иногда даже убивают.
Это боязнь инаковости как биологическая реакция: если в общество фиолетовых кракозябриков попадает зеленый кракозябрик, все фиолетовые настораживаются.
С биологической ксенофобией бессмысленно бороться, надо просто понимать, что она есть.
Есть то, что называется самосохранением группы. Условно говоря, мы не должны смешиваться с другими, иначе потеряем свою идентичность. Если вы будете делать, как другие, смешаетесь с ними, пустите их на наши земли, то перестанете существовать. Если для вас ценна ваша идентичность, в чем бы она ни состояла, этого нужно избегать.
И, наконец, третье, что не является ни нацизмом, ни национализмом, ни ксенофобией. Когда один избавляется от другого, чтобы завладеть его местом за партой, квартирой, любыми другими ресурсами. Давайте всех их убьем, а имущество поделим.
Во времена сталинских репрессий кто-то доносил по идеологическим соображениям, а кто-то хотел жилищные условия улучшить. Это уже не имеет отношения к сохранению группы. Все эти три явления есть в нашей жизни.
Что касается детей, то они всегда имитаторы. Маленький лисенок не понимает, что он должен охотиться на зайчика, пока ему мать не покажет, как это делается.
Дети не узнают о том, что нужно опасаться, допустим, таджика или ребенка с синдромом Дауна, пока на площадке не услышат: «А что тут этот делает? Вечером надо таких гулять водить».
Почувствовав эту реакцию, ребенок начинает внимательно присматриваться к тому, на кого раньше вообще не обращал внимания. И у него начинают формироваться в голове какие-то установки. Дети сами не догадаются, пока им общество что-нибудь не объяснит.
– Но ведь мы сегодня много говорим о толерантности, происходит смягчение терминов и определений. Это внешнее или показатель того, что хорошие процессы в обществе запущены?
– С биологической ксенофобией ничего нельзя сделать. А два других явления, конечно, видоизменяются.
Если мы изначально будем транслировать детям, что и синие, и зеленые, и фиолетовые, и с большими ушами – все это одна группа, общество будет толерантнее. В некоторых странах это уже произошло, на цвет кожи там никто не реагирует.
– Одна из существующих точек зрения состоит в том, что расизм – социальное явление. И, как правило, его всплеск возникает в условиях экономических катаклизмов, большого расслоения в обществе. Сегодня мы переживаем очередную эпоху экономической нестабильности. Одно связано с другим?
– Когда у нас возникает дефицит ресурсов, проявляется третий пункт. Давайте тех или этих назначим виноватыми, раскулачим и все их имущество поделим между собой. Но сегодня всплеска национализма по поводу того, что люди стали бедно жить, я лично не замечаю.
Я работаю в Московском районе на окраине Питера, где живет много приезжих, конфликтов нет. И надо понимать: то, что мы принимаем за национализм, не всегда им является.
Например, один ребенок у другого сломал карандаш. И обиженный может крикнуть: «Вечно ты у меня все ломаешь, очкарик проклятый». Точно, как и: «Вечно ты у меня все ломаешь, китаёза проклятая».
Это обычные детские взаимоотношения. То, что дети используют в том числе и национальные признаки, как правило, транслируется обществом, они знают, что это можно применять. Очки-то они и так видят, без подсказки.
– На ваш взгляд, проблема остро не стоит?
– В Петербурге на бытовом уровне национальный вопрос точно не стоит, несмотря на то, что у нас много мигрантов. Хотя толерантностью европейского типа наше население еще не обладает. «А кто магазин открыл?» «Чебуреки какие-то» – этого много.
Но это просто обозначение, «афроамериканцы» или «уроженцы Средней Азии» – так не говорят. Но совершенно так же воспринимаются, условно говоря, москали. Ощущения острого национального противостояния, по счастью, я не видела. Но я не жила в Карабахе и не жила на Западной Украине.
Совет «Тебя бьют, и ты бей» не актуален, мир изменился
– Давайте перейдем к конкретным примерам, самая распространенная ситуация, когда ребенок – единственный представитель в классе какой-то национальности. Ребенка обзывают, может быть, травят, ребенку плохо. Что делать в этой ситуации родителю? Идти к педагогам?
– Да! Педагог является руководителем этой группы и групповая динамика – его зона ответственности. Если ребенка травят по признаку национальности (точно так же могут травить, потому что: в очках, полный, худой, низкий, высокий, рыжий), педагог должен реагировать.
В случае, если травля идет по национальному признаку, самым простым способом будет признание того, что все мы имеем разные национальности – ты вот такой, а ты вот такой.
В младших классах учитель – абсолютный авторитет. И как только условная Марья Петровна озвучивает свою позицию, дети ее принимают. Умная Марья Петровна еще и задание на дом даст – узнать о своих корнях.
На следующий день дети придут и начнут рассказывать: у меня дед – сосланный немец, а мой прадедушка женился на таджичке, а у меня вообще персы были. И травить ребенка по национальному признаку в классе уже не будут.
– Нельзя просить ребенка не обращать внимания, терпеть?
– Если ребенок флегма, то можно сказать – попробуй это игнорировать. Но не все дети это могут. Не каждый на реплику «Ты китаёза!» ответит «Ага, у меня бабушка была китаянкой. У меня даже фотка есть, хочешь принесу?»
Флегматикам нужно более сильное воздействие, чтобы задеть их. Такому ребенку можно подсказать: «Соглашайся и игнорируй». Но терпеть никому ничего нельзя. Если ребенка ситуация задевает, ни в коем случае не уговаривайте его терпеть.
– А призывать драться можно?
– Советовать ребенку драться в школе, значит, провоцировать педагогический коллектив. 50 лет назад, возможно, это был нормальный совет: «Тебя бьют и ты бей». Сейчас он не актуален, мир изменился.
– Не попадают ли в такие ситуации только виктимные дети, склонные быть жертвами?
– Если ребенок резко отличается от большинства сверстников в классе, в группе, он может быть совершенно не виктимным, но подвергнется насмешкам.
Другое дело, что не виктимный ребенок сам разрешит эту ситуацию без помощи взрослых. Трудно себе представить, что в современном информированном обществе ребенок с выраженной азиатской внешностью ни разу не услышит насмешек, касающихся его разреза глаз, или чего-то подобного. Но это не значит, что он станет жертвой, объектом травли.
– Рекомендуете ли вы терапию во взрослом возрасте для тех, кто прошел через такую травлю в детстве?
– Индивидуальная психотерапия может помочь, но не обязательно. То, что мы помним про свое детство, – это не то, что в нем происходило. Почти всегда, в 90% случаев.
– То есть если ребенок всю жизнь обижен на своих родителей, не факт, что есть за что обижаться?
– Конечно. Если человек всю жизнь обижается на холодную маму или жестокого отца, возможно, он подогнал свои воспоминания под свою концепцию. Допустим, ему не купили велосипед, хотя он очень этого хотел, ведь у всех друзей велосипеды были. Но то, что мать ему на последние деньги купила фирменные джинсы, человек не учитывает, потому что этот факт не вписывается в его концепцию.
Если человек чувствует, что в детстве осталось что-то недоговоренное, неважно, правда это или неправда, травили ли его в детстве или не купили велосипед, можно попробовать психотерапию. Но, возможно, ему удобно жить именно с этой концепцией.
Например, чтобы не общаться с родителями, или чтобы было самооправдание для своей неэффективности в какой-либо группе. Если у человека есть желание разобраться с травмами детства, у него есть шанс это сделать с помощью психотерапии, закрыть гештальт.
– Другой пример, когда ребенок подвергается травле и унижениям со стороны взрослых. Например, в начале учебного года женщина бурятской национальности, живущая в Иркутской области, рассказала на своей странице в соцсетях, как другая мама кричала, что ее русская дочь не будет сидеть за одной партой с мальчиком-бурятом.
– Здесь должен вмешаться учитель: «Да, вы абсолютно правы! Ваша девочка не будет сидеть с этим ребенком за одной партой, потому что вашей девочки не будет в моем классе. Она будет учиться в каком-нибудь другом классе». Именно так.
– Получается, педагог должен в какой-то степени идти против системы? Не каждый рискнет.
– Да, но вероятнее всего эта мама, пожелавшая уберечь свою дочь от соседа-бурята, никуда не побежит. Как только в департаменте или министерстве выяснится, почему педагог так сказал, конфликт будет закрыт и исчерпан.
Можно попытаться предотвратить эту ситуацию. Если у ребенка ранее уже был негативный опыт, мама может спросить у педагога заранее: «А вам не помешает, что он другой расы? Если возникнут какие-то конфликтные ситуации, вы сможете их разрешить?»
Один педагог скажет: «Ерунда! Конечно, смогу!» А другой начнет: «Вообще-то, это не мое дело, моя задача научить писать их жи-ши с буквой и». Во втором случае надо хорошо подумать и, возможно, найти другого учителя.
– Что делать родителям, если их ребенок поддался стадному инстинкту и включился в травлю ровесника по национальному признаку?
– Дать обратную связь от первого лица. Все, что скажет родитель, должно начинаться с местоимения «я». Например: «Мне страшно подумать, что мой сын оказался в этом стаде. И я не знаю, что мне делать. Получается, что я когда-то совершила серьезную ошибку, возможно, что-то важное не сказала или не сделала.
И я чувствую, с одной стороны, отвращение к тому, что и мой сын включился в травлю. С другой стороны, испытываю сомнения в собственной компетентности».
Ровно то же самое делают отец, бабушка и дедушка. И когда в следующий раз перед ребенком встанет выбор, присоединиться или нет к травле, он вспомнит слова этих значимых для него людей. И сделает свой выбор.
– Это сработает?
– Если бы у нас все воспитательные моменты срабатывали на 100%, мы были бы не обществом людей, а обществом роботов. Мы не знаем наверняка, сработает это или нет.
– Как быть, если при большом сборище людей унижают человека по национальному признаку? Какая реакция адекватная, ведь агрессия в ответ на хамство – это не выход? Промолчать – показать, что это норма? Какой пример подать ребенку?
– Не вступать ни в какие пререкания, немедленно развернуться и уйти. Объяснить детям: мы вышли, потому что считаем ситуацию неуместной. В следующий раз человек сильно подумает, прежде чем сказать что-то по поводу национальности.
– Как быть, если один из членов семьи – расист? Например, папа отпускает шуточки по поводу чернокожих, мама с ним не согласна.
– Нужно озвучить свою позицию мужу от первого лица: «Я люблю тебя, но когда слышу подобное, испытываю отвращение. Говоря вот это, ты вызываешь у меня рвотный рефлекс».
Любой вменяемый человек при такой реакции запрет свой национализм. Не станет больше любить евреев, чернокожих, кого-то еще, но демонстрировать это не будет. Другое дело, если внутри семьи не все в порядке и муж таким образом провоцирует жену.
С ребенком, который время от времени слышит расистские высказывания отца, маме тоже нужно поговорить: «Я считаю, что ни цвет кожи, ни религия, ни физические недостатки не делают человека достойным или недостойным. Достойным или недостойным человека делают его собственные поступки. Это мое твердое убеждение. Поколебать его не может ничто. Я принимаю, что у людей могут быть другие точки зрения, но когда слышу резкие расистские высказывания, меня тошнит».
Человечество прошло длинный путь эволюции. Кроме аборигенов в амазонских джунглях, все остальные связаны между собой.
Нажать здесь, чтобы это нигде не отозвалось, практически невозможно.
Мы фактически стали одной группой и нанесение вреда по линии инаковости наносит вред уже всей группе. У нас очень маленькая планета.
