Сказка для беспризорников: Болшевская трудовая коммуна ОГПУ

После революции 1917 года все в стране перевернулось, а некоторые социальные институты прекратили свое существование. Принято считать, что среди таковых оказалась и благотворительность. Но это не совсем так.

Благотворительность осталась – особенно, государственная или государством одобряемая. Только она приобрела новые формы.

Коммунары из клоаки

В 1924 году в Московской губернии, на территории нынешнего города Королева по инициативе Феликса Эдмундовича Дзержинского открылась легендарная Болшевская трудовая коммуна № 1. Естественно, ничего легендарного в ней тогда не было. Восемь взрослых сотрудников и тридцать три трудных подростка, отловленных по разным столичным клоакам – вот вам и штат, вот вам и коммунары. Таких коммун в то время открывалось множество, и закрывались они в одночасье.

В задачи педагогического коллектива входило отучить воспитанников от шпанистских замашек, привить им основы коммунистического самосознания и обучить полезным ремеслам. Воспитанники должны были перековаться!

На первых порах в коммуне открыли всего две небольшие мастерские – столярная, в которой изо дня в день делали единственный предмет мебели – табуретки, и сапожная (в ней изготовлялась спортивная обувь). Дело неожиданно пошло, и в 1930 году в дополнение обувной мастерской была заложена полноценная обувная фабрика, а в 1931 году  –  портдеревообделочную, по изготовлению лыж, теннисных ракеток и прочего нехитрого спортивного инвентаря. Достаточно быстро освоили производство коньков, спортивной одежды и прочих товаров, имеющих некое отношение к здоровому образу жизни.

Понимая, что особенных ньютонов из вчерашних карманников и форточников, скорее всего, не получится, упор делали на физическое совершенствование и воспитание через это совершенствование позитивных нравственных качеств и социальных установок.

Процветающий коллектив

Между тем энтузиасты продолжали путешествовать по подворотням, чердакам, вокзалам, рынкам и канализационным коллекторам, выискивая новых коммунаров. Процесс был не так прост. Мало того, что волонтеры могли в любой момент расстаться не только с кошельком, но и с самой жизнью, так ведь еще и следовало моментально распознавать: годится тот или иной генерал песчаных карьеров в коммунары или нет. Ограничений было множество – отсутствие в бэкграунде совсем уж тяжких преступлений (таковых – в ГУЛАГ), физическая выносливость, любовь к спортивным играм и забавам, коммуникабельность. Все- таки основной задачей волонтеров было формирование не характера и судьбы каждого отдельного беспризорника, а коллектива – Болшевской трудовой коммуны. Ее судьба была главной – именно коммуна  должна была развиваться и процветать.

То, что поначалу называли экспериментом, постепенно выходило за его рамки и приобретало черты масштабного социального явления. Тем более, что денег на коммуну не жалели.

К Болшеву приписали двух известных советских архитекторов – А. Лангмана и Л. Чериковера. В популярном в то время конструктивистском стиле они возводили корпус за корпусом. На главной улице – естественно, Дзержинского – появлялись фабрика-кухня, стадион, учебный комбинат, больница, общежития, жилые дома, магазин. К счастью, многое дошло до наших дней, сейчас это  – уникальнейшие архитектурные памятники.

Матери на лавочках

На севере Московской губернии на глазах вырастал целый город – невиданный город, немыслимый. В Болшево приезжал Бернард Шоу – интересовался. Немецкая писательница Елена Кербер выпустила объемный очерк под названием «Как советская Россия борется с преступностью», в котором Болшеву была посвящена отдельная глава: «Болшево  – большой поселок. Там расположена коммуна, в которой живет и работает молодежь с тяжелым преступным прошлым, строящая себе новую жизнь… Я обхожу обширные цеха, в которых производятся различные спортивные принадлежности: лыжи, коньки, теннисные ракетки, спортивная обувь. Первоклассная работа составляет гордость коммуны. Имеются также текстильная фабрика и металлическое производство…

Мы проходим по широким улицам колонии, всюду нам встречаются коммунары, которые приветливо здороваются с воспитателем. Красивые обширные строения, широкие аллеи, большая теннисная площадка – все выглядит великолепно. Но действительно ли так велики достижения, или быть может успехи работы преувеличиваются? Я вхожу в дом с квартирами для семейных… У входа, на лавочках сидят матери со своими детьми… В комнате средних размеров стоит широкая кровать, сбоку – белая детская кроватка, у окна – небольшой рояль».

Идеальная картина быта. И да, коммунары старше 18 лет имели право создавать семьи.

Радиоузел в храме

Особая тема – болшевский храм.

Местная, коммунарская газета (таковая, разумеется, издавалась) сообщала: «Под дружный хохот коммунаров, были сброшены в 1931 году купола Костинской церкви. В облаке пыли, в грохоте падающих от ударов ломами кирпичей умирало еще одно из средств эксплуатации, еще одно из наследий капитализма.

А внутри здания лихорадочно кипела работа. Нужно было к 14-й годовщине Октябрьской революции установить и произвести монтаж радиоузла трудовой коммуны».

Храм, как мог, сопротивлялся. Та же самая газеты сообщала годом позже: «В 1932 году, к дню 8-летия коммуны, решено было изменить архитектурные очертания бывшей церкви. Снова закипела работа, но в самом разгаре центральный купол, тяжестью в несколько сот тысяч килограмм, провалился внутрь здания, снес мастерскую второго этажа вниз, в студию, превратив радиоузел в груду развалин.

Но сердце радиоузла (аппаратная) осталась невредимой и снова, под руководством энтузиаста Андрианова, те же члены коммуны упорно как муравьи, камень за камнем стали растаскивать нагромождение».

К лучшей жизни – через разрушение

Собственно, в этом и состояло главное отличие послереволюционной благотворительности от дореволюционной. С точки зрения бытовой морали, все многочисленные волонтеры, педагоги и воспитатели – святые люди. Они без устали создавали новый мир, в котором не будет ни бедных, ни ленивых, ни трусливых  – одни только трудолюбивые, спортивные, высоконравственные граждане, состоящие исключительно из одних достоинств. Далеко не каждый дореволюционный благотворитель ставил перед собою столь масштабные задачи.

При этом дореволюционные благотворители не обязательно были чрезмерно набожными. Церковь могла занимать в их жизни большее или меньшее место. Но какое-то место она все равно занимала. И совсем уж невозможна мысль о том, что кто-то из благотворителей начнет благодетельствовать ближних через разрушение церкви. А в коммунах это было, можно сказать, обязательным условием.

Возможно, отчасти поэтому эксперименты, подобные болшевскому, так блистательно начавшись, не закончились ничем.

Из фабрики-кухни – в ГУЛАГ

Со временем число коммунаров зашкалило за 4 000 человек. А в 1937 году коммуну закрыли. Эксперимент был признан полезным, но – завершенным. Те, кому повезло, разъехались, и даже были трудоустроены, кому повезло меньше – прямо из Болшева были направлены в гулаговские коридоры и камеры, где их постигла та или иная незавидная участь. Среди последних оказались те коммунары, кто до водворения в коммуну не успел отсидеть свой тюремный срок.

Начальник коммуны Матвей Погребинский, понимая, к чему идет дело, покончил собой. А спустя два года вышел приказ о ликвидации всех трудовых коммун на территории СССР.

Упоминавшаяся «Костинская церковь» – храм Рождества Пресвятой Богородицы был окончательно снесен в 1955 году, на его месте выстроили жилой дом.

Новый храм – его преемник – был построен в 2005 году, там ведется регулярное богослужение.