В поселке Березовая Пойма напротив недавно построенного храма в честь Тихвинской иконы Божией Матери расположено ветхое одноэтажное здание. Для несведущего человека между этими строениями нет ничего общего. Но стоит узнать, что внешне неприметный домик — это лечебно-профилактическое учреждение, где лежат люди с тяжелыми формами хронических заболеваний, глубокая связь храма и лечебницы становится очевидной. О том, в чем нуждаются эти больные, что для них делается, и о важности создания хосписов в России нашему корреспонденту рассказывают настоятель прихода церкви священник Илья Антонов и палатная медсестра Лидия Курылева.
— В должности настоятеля храма в честь Тихвинской иконы Божией Матери поселка Березовая Пойма я служу с начала 2005 года, — начинает беседу отец Илья. — Мой предшественник иерей Андрей Конюхов уделял значительное внимание вопросам социального служения Церкви. Продолжая начатое им, я стал посещать больных, находящихся в расположенном около храма муниципальном лечебном учреждении — хосписе. Придя туда в первый раз, я увидел, что большинство из них — люди совершенно беспомощные. Причем беспомощность эта обусловлена психическими изменениями личности, связанными с преклонным возрастом и сопутствующими этому острыми нарушениями мозгового кровообращения (инсультами). Многие пациенты хосписа даже не могут самостоятельно повернуться на постели. Почти никто из них не может внятно говорить. Поэтому больше приходится полагаться на их мимику и жесты: выражение глаз, лица, движение рук и т. п. Когда безнадежно больной человек пытается таким способом показать, что он рад приходу священника, вновь и вновь убеждаешься в простой истине: пастырь всегда и в первую очередь должен быть там, где страдание и горе, там, где льются слезы, там, где печаль и уныние тяготеют над человеческими сердцами.
— Отец Илья, что вы чувствуете, собираясь к этим людям, и в чем, по вашему мнению, они более всего нуждаются?
— Я исполняю то, к чему призывает меня долг священства. Каждый раз иду туда с мольбой ко Господу, чтобы Он укрепил веру этих страдальцев и дал им силы безропотно вынести все, что определено для них здесь, в земной жизни.
Им действительно очень тяжело, однако немощь плоти и физическая боль — это еще не все. Особые душевные страдания больные испытывают от сознания того, что многих из них привезли сюда их собственные дети. К сожалению, в нашем мире, который становится все более жестоким и безнравственным, не считается зазорным «сдать» куда-нибудь состарившихся и ставших обузой родителей.
Однако не следует спешить осуждать людей, поступающих так со своими отцами и матерями. Они просто не хотят думать о том, что, нарушая заповедь Божию о почитании родителей, они неизбежно приближают свой «черный день», когда сами окажутся в таком же хосписе, на продавленном больничном матрасе, где их бессменными сиделками станут услужливая память и не знающая пощады совесть.
Что касается нужд пациентов хосписа, то более всего они ждут самого обыкновенного человеческого тепла и участия. Не скрою, что в этом для них просто незаменима их заботливая хранительница, медсестра хосписа Лидия Николаевна Курылева. Она глубоко верующий человек, много трудов вместе с другими православными положила для того, чтобы в поселке появился храм, теперь помогает в храме во время богослужений и следит за порядком в алтаре. Весьма ценно то, что православный верующий человек с богатым профессиональным и жизненным опытом постоянно находится рядом с больными, которые ждут его помощи, поддержки и утешения.
— Наше учреждение называется Муниципальное лечебно-профилактическое учреждение «Хоспис», — вступает в беседу Лидия Николаевна, — создано оно на базе городской больницы № 36 около восьми лет назад. Изначально предполагалось, что это будет специализированное лечебное учреждение для тяжелых онкологических больных. Однако возникшие проблемы позволили обеспечить необходимые условия только для лечения и ухода за больными с тяжелыми эмоционально-волевыми расстройствами. В настоящее время в нашем учреждении 25 пациентов. Городские власти проявляют о нас заботу: выделены средства для ремонта, смонтирована вытяжная вентиляция. Прихожане нашего храма в меру сил стараются помогать хоспису продуктами. С помощью благотворителей к празднику Рождества Христова все наши больные получают подарки.
— Отец Илья, как вы относитесь к дискуссии по поводу легализации эвтаназии, согласны ли вы с мнением о том, что создание хосписов по всей территории России станет альтернативой для людей, страдающих тяжелыми неизлечимыми недугами?
— В буквальном переводе с греческого слово «эвтаназия» означает «хорошая смерть» или «легкая смерть». Сторонники эвтаназии могут сколько угодно сотрясать воздух и разглагольствовать о гуманности и сострадании. Но в реальности происходит следующее. Больной, доведенный до отчаяния (смертельный недуг, физическая боль и проч.), принимает решение убить себя, однако не может этого сделать сам, так как скован болезнью. И он просит другого человека, чтобы тот убил его. Тогда врач, призванный спасать, лечить, облегчать страдания, превращается в убийцу. А человек, в отношении которого совершается эвтаназия, в соответствии с церковными правилами становится самоубийцей. Ибо субъективно для него эвтаназия — это самоубийство, но совершенное не с использованием петли, яда или пистолета, а при помощи столь необычного одушевленного орудия — врача, делающего смертельную инъекцию, отключающего жизнеобеспечивающую медицинскую аппаратуру и т. д. и т. п.
Русская Православная Церковь четко и недвусмысленно выразила свое отношение к эвтаназии: это убийство, которое не может быть объяснено и тем более оправдано никакими, пусть даже самыми гуманными мотивами. Российское государство жестко придерживается аналогичной позиции. В новейшей истории России лишь однажды и на самое короткое время после переворота 1917 года в уголовном законе появилась и затем исчезла беспрецедентная норма, согласно которой освобождалось от судебной ответственности лицо, совершившее убийство по просьбе своей жертвы, с тем, чтобы прекратить ее физические страдания. Известно, насколько поднаторели господа большевики «по части гуманизьма», заливая кровью Россию, однако узаконивать эвтаназию не стали. Возможно, решили, что даже для них это уж слишком?
Сейчас в нашем обществе и государстве преобладают силы, которые не позволят в обозримом будущем выйти любым разговорам о легализации эвтаназии за рамки пустой болтовни, а сама эвтаназия, так же, как и теперь, будет рассматриваться в качестве тяжкого уголовного преступления.
При обсуждении вопроса о создании хосписов в России, нужно помнить о том, что хоспис (в пер. с англ. — «монастырский приют, странноприимный дом») — это учреждение, цель которого — облегчить физические и нравственные страдания безнадежно больного человека. Здесь врач и священник становятся соработниками в деле спасения человеческой души. Думаю, что Церковь и государство также должны стать соработниками в поисках путей достижения этой важнейшей цели на земле.
Григорий Валкин
