Помочь порталу
Православный портал о благотворительности

Больница имени нелюбимого

Улица Россолимо, дом 11 – адрес больницы, позволившей отечественной психиатрии обрести самостоятельность. Здесь трудились А.Я.Кожевников, С.С.Корсаков, В.П.Сербский и П.Б.Ганнушкин, а под наблюдением врачей находились Врубель, Кекушев и Есенин. Однако мало кто знает, что появлению психиатрической клиники имени А.А. Морозова предшествовали жертва, подвиг и идеи женской эмансипации. О клинике в память о нелюбимом муже рассказывает москвовед, экскурсовод, активист общественного движения «Архнадзор» Ирина Левина


Современный вид больницы им. С.С.Корсакова. Фото диакона Андрея Радкевича

Жертва

Хлудовы – знаменитая московская купеческая фамилия. Они прославились не только своей предпринимательской деятельностью и меценатством. Хлудовы были притчей во языцех. Про них говорили: «это люди, над которыми властвуют их страсти». И слова эти не были художественным преувеличением. Черная пантера вместо ливретки, яд в стакане для родного брата, таинственные смерти, измены, браки с кафешантанными певичками и охотницами на богачей, отравления, домашние аресты и гражданские браки. А, между тем, на дворе середина XIX века.

У Алексея Ивановича Хлудова было четверо сыновей и три дочери. Каждый оставил след в истории, но самой знаменитой стала младшая, Варвара Алексеевна.Она лишилась материнской любви и заботы, в шесть лет, когда Авдотья Яковлевна Хлудова умерла от рака. Варенька была довольно сложным, своенравным и одиноким ребенком. Отец, овдовев, с головой погрузился в работу и общение в английском клубе. Он избегал детей, и потому Варя росла и взрослела как будто вне традиций патриархальной семьи.

Она любила музыку, театр, книги, была блестяще образована и окружена прогрессивной молодежью, не говоря о том, что слыла первой московской красавицей. Свои надежды и чаяния доверяла бумаге. Многие историки утверждают, что красной нитью сквозь весь ее дневник, дошедший до наших дней, протянута идея созидательного труда, который только и должен наполнять бытие человека.

Но в большей степени дневник ее девичий. Она описывает, как не ладила с учителем, ругалась с гувернанткой, как влюблялась. Впрочем, в один из дней действительно появляется запись: « … тысячи таких, они выходят замуж не рассуждая, и рады каждому жениху, и вся их цель – выйти замуж, будут дети и вот назначение женщины кончено. Неужели только? Нет, женщина может многое сделать кроме замужества, она может помогать бедным не только вещественно, но и морально, она скорее может направить их, вразумить… женщина гораздо мягче, терпеливее (мужчин)! Но смогу ли я все это сделать и исполнить обязанности женщины? Я еще теперь не живу, теперешняя моя жизнь, можно так сказать, прелюдия настоящей жизни».

Настоящая жизнь началась тогда, когда к семнадцатилетней Варваре Алексеевне посватался двоюродный дядя – Абрам Абрамович Морозов. Он был старше всего на девять лет. Владелец «Товарищества Тверской мануфактуры» заметил девушку на благотворительном балу, и стал за ней ухаживать. Вскоре сделал ей предложение и получил согласие. Но уже несколькими часами спустя, поразмыслив, Варвара Алексеевна передумала.

Варвара Алексеевна Хлудова Фото с сайта madikenold.wordpress.com

Во-первых, она сомневалась, не рано ли выходит замуж? Эта мысль не могла не прийти в голову, так как перед глазами были замужества обеих старших сестер. Во-вторых, таких чувств, как Абрам Абрамович, не испытывала, считала его неучем и, кроме богатства, других достоинств в нем не видела. В-третьих, Абрам Абрамович, неосторожно заговорил на том же балу с некой дамой, и … юная Варвара немедленно забрала свое слово.

Для Алексея Хлудова брак дочери с Абрамом Морозовым был политическим и экономическим решением, способным поправить положение его бизнеса. Он и слышать не желал ни о каком отказе. Потребовал немедленно просить прощения и объявить, что замужество состоится. Варенька встала в позу. За это была посажена под домашний арест в собственную комнату. На год. Как же был болезненен этот арест для нее, любительницы театра, концертов, приемов, гуляний на катках и в парках!

Абрам Абрамович Морозов Фото с сайта nasledie.turgenev.rum

Но еще больше общества Варя любила своего брата Мишу. Того самого, который вместе со Скобелевым подавлял восстание в Средней Азии, пытался отравить брата и случайно убил жену, ходил с пантерой на сворке, и много, если не безостановочно, пил. Отец, повздорив с сыном, лишил его наследства и выставил из дому. Вот тогда-то Варвара Алексеевна и принесла свою первую и главную жертву. Ради мира в семье, ради обожаемого брата (который, впрочем, не одумался и к сорока годам спился) она объявила в 1864 году, что согласна выйти замуж за Морозова, если отец простит Мишу. В дневнике при этом написала: «Не все ли равно за кого выйти замуж, этот, благо, богат! По крайне мере не буду дрожать за судьбу своих детей». Говорят, что направляясь в церковь на венчание, она в сердцах даже выбросила из окна кареты обручальное кольцо. А может и врут.

Подвиг

Варвара Алексеевна и Абрам Абрамович Морозовы прожили в браке десять лет и нажили троих детей. И хотя Варвара Алексеевна так и не сумела полюбить мужа, она его искренне и глубоко уважала. И тут произошло несчастье. У Абрама Абрамовича стали наблюдаться психические отклонения. Кто-то считает, что нервный срыв и меланхолия, осложненные параличом, были следствием физического и эмоционального переутомления купца. Другие уверены, что поражение головного мозга связано с сифилисом. Как бы то ни было, Варвара Алексеевна заботу о муже считала своим долгом и послушанием. В отличие от прочих, старавшихся поместить заболевших родственников в клиники для умалишенных, она объявила, что супруг останется в семье на ее попечении.

Долгих семь лет, до последнего вздоха Абрама Абрамовича (а умер он в 1882 году), она без ропота и со смирением ухаживала за мужем. И это был действительно подвиг молодой женщины, матери троих малолетних детей, вынужденной кроме всего, взять на себя управление Тверской мануфактурой. Ее поведение было не только порывом души, но следствием эмансипации и увлечения идеями Белинского, Писарева, Добролюбова. Тридцатилетняя Варвара Морозова исповедовала идеи равноправия, независимо от происхождения; признавала заботу о ближнем выше заботы о личном счастье; и была убеждена, что человек обязан ответственно относиться и к себе, и к окружающим.

Сродни аду

В семидесятые годы XIX века в Москве практически не было психиатрических больниц, кроме Преображенской. Да и психиатрия, как наука, находилась в России в зачаточном состоянии, а методы лечения были сродни адским пыткам. Пациентов не столько лечили, сколько, изолируя, содержали в самых жестоких условиях: за решетками, приковывая к постелям цепями, спеленывая смирительными рубашками. Для практического обучения психиатрии в Москве даже не было условий, и потому знания студентов чаще носили теоретический характер.

Доктором, консультирующим Варвару Алексеевну, и наблюдавшим за Абрамом Морозовым, был Сергей Корсаков – молодой, талантливый врач, прогрессивно, а главное, нетрадиционно мыслящий. Про него говорили, что он «может успокоить психотика взглядом, и словом снять душевную боль».

Сергей Корсаков был апологетом новой теории лечения психиатрических заболеваний нетравматическим способом. Он разработал «систему нестеснения» (no restraint). Считал, что выздоровление возможно лишь в нормальных человеческих условиях, еще лучше в домашней обстановке – безусловно, без смирительных рубашек и решеток на окнах. Доктор был уверен, что скуку и одиночество – главные болезни души – можно победить заботливым и гуманным отношением к пациенту. Свою методику он реализовывал на практике, ухаживая за Абрам Абрамовичем Морозовым. Поэтому не удивительно, что когда в 1882 году Морозов скончался, Варвара Алексеевна решила вложить свой капитал в то, чего Москве, да и России, не хватало: в клинику для душевных болезней.

500 тысяч на дело благотворительности

Абрам Абрамович Морозов действительно любил свою жену. Как любящий муж, он понимал устремления и интересы близкого ему человека. Поэтому одним из пунктов длинного завещания, официально сделавшего Морозову управляющей Тверской мануфактурой, значились полмиллиона рублей «на дело благотворения». Правда, в вопросе благотворительности у супругов были расхождения во взглядах. Абрам Абрамович считал, что «лучшее дело благотворения есть пособие бедным, устройство и содержание школы, богадельни и призора, и вклады в церкви». А Варвара Алексеевна была уверена, что жертвовать можно лишь «на лечение и учение». Кстати, когда к ней обратился профессор Иван Владимирович Цветаев с просьбой поучаствовать в создании музея слепков при Московском университете (будущего ГМИИ), Варвара Алексеевна деликатно отклонила ее со словами, что это не серьезно.

Зато вскоре после смерти мужа она приобрела старинную усадьбу Олсуфьевых на Девичьем поле с огромным, прекрасным парком в 14 000 квадратных сажень. До руководства Московским Университетом Морозова донесла свое желание выстроить на месте усадьбы психиатрическую клинику, которую намеревалась передать в собственность Университета.

Ее пожертвование (о нем было объявлено 2 октября 1882 года) было воспринято университетской профессурой с восторгом. Ведь таким образом появлялась возможность создать на базе больницы научно-исследовательский центр, и, наконец, начать полноценно заниматься проблемами психиатрии. Вскоре появился план строительства в этом же районе клиники нервных болезней, которую Морозова так же решила спонсировать. Ей же принадлежала идея создания в память о матери «Ракового» опухолевого института на Девичьем поле.

Благодаря частной инициативе Варвары Морозовой, действующей по принципу «помогать страдающим и содействовать просвещению» на Девичьем поле появился целый клинический городок.

Шизофреники, эпилептики, алкоголики

На строительство больницы Морозова пожертвовала 150 тысяч рублей. Она пригласила к проекту архитектора московского Университета профессора К.М. Быковского. Разрабатывая проект здания, довольно скромного в декоре, он ориентировался на опыт европейских медицинских учреждений. А также постарался учесть запросы практикующих психиатров – прежде всего профессора А.Я Кожевникова, который вплоть до 1898 года был главным врачом больницы.

Красно-кирпичное двухэтажное здание имело форму скобы и было рассчитано на пятьдесят пациентов обоего пола. Клиника была оснащена по последнему слову: широкие и просторные холлы, процедурные кабинеты, изоляторы, столовые, ванные комнаты, комнаты для отдыха и занятий (в случае с женщинами – рукоделием), газовое отопление, канализация, водопровод и вентиляция. Больница имела два отделения – мужское (на 30 человек) и женское (на 20 человек). В больнице лечили сифилитиков, шизофреников, эпилептиков и алкоголиков. Внутри отделений были палаты с разной степенью строгости в содержании: для спокойных, беспокойных и буйных, а также отдельные палаты для эпилептиков и заболевших случайными болезнями. И хотя деление по строгости имело место, здесь никогда никого не приковывали, не свивали, больные имели возможность свободного перемещения по больнице.

Экспонаты творчества пациентов клиники на Девичьем поле в больничном музее Фото из LJ «Другая Москва»

В средней части здания располагались залы для приема вновь поступивших больных, комнаты для свиданий с родственниками, квартиры для ординаторов, надзирателей и кастелянши. Рядом к клинике были пристроены служебные помещения, где могли отдохнуть няньки и дядьки, ухаживающие за больными.

Также в клинике был устроен большой лекционный зал, где проходили занятия у студентов. Согласно уставу, «в больницу принимались больные всех сословий и состояний с разнообразными формами душевного расстройства, не исключая хронических и неизлечимых, но только как материал для изучения и демонстрации на лекциях и для временного лечения и ухода». Кстати говоря, лечение и содержание были платными – 10 рублей в месяц.

Психиатрическая клиника имени А.А. Морозова на Малой Пироговской улице в Москве Фото из «Журнала топтыги»

Несмотря на сложившуюся традицию, в здании не была предусмотрена домовая церковь. Благотворительница не настаивала на этом, а университетское руководство решило позднее построить общеклиническую часовню. Именно поэтому к клинике душевных болезней примыкала лишь небольшая временная деревянная часовенка.

Здание больницы окружал парк, в одном из уголков которого был разбит огород и построены парники для трудотерапии пациентов. В другом уголке высоким забором была огорожена обширная территория, где пациенты могли гулять.

В октябре 1886 года Варвара Алексеевна подписала акт дарения Императорскому Московскому Университету участка земли с постройками, оценив общую стоимость своего пожертвования в 425 тысяч рублей. Она также оговорила, что клинике душевных болезней должно быть присвоено имя ее покойного мужа потомственного почетного гражданина Абрама Абрамовича Морозова.
7 января 1887 года состоялось торжественное освящение больницы.

Тема безумия и тема служения

Участок клиники граничил с усадьбой Льва Толстого, и это соседство впоследствии сыграло значительную роль в творчестве писателя. Говорят, что Лев Толстой упросил руководство больницы сохранить калитку между парками. Когда-то она была сделана бывшими владельцами, дружившими с Львом Николаевичем. Это сейчас соседство с психиатрической лечебницей может кого-то напугать, а тогда Толстой воспринял его с радостью. Писатель часто приходил на лекции и концерты в клинику, много и регулярно беседовал с профессорами, особенно с Корсаковым. Целый пласт творчества Толстого оказался посвящен переосмыслению темы безумия.

Не только Толстой, но и его рано умерший сын Ваня очень любил приходить сюда. Мальчик, про которого говорили, что он в будущем превзойдет своего гениального отца, был человеком тонко чувствующим. Он подружился с одним из пациентов клиники, ежедневно посещал его, и беседовал через щель в калитке. Как написала в рассказе «Ванечка» Софья Андреевна, не исключено, что душевную рану этого мужчины, на глазах у которого утонул сын, излечил именно маленький Ваня Толстой.

В 1898 году главный врач больницы А.Я. Кожевников настоял на передаче своих полномочий профессору Сергею Сергеевичу Корсакову. Скромный, простой в обхождении, избегающий публичности, Корсаков всецело был увлечен наукой, в которой совершил серьезный прорыв. «Система нестеснения», «открытых дверей», «морального влияния» не только работали в клинике, но и получили благодаря ему распространение в стране. Лев Толстой считал Корсакова человеком уникальным, «способным и без гипноза проникнуться душой своего пациента и вселить в него мир и покой».

Профессору Сергей Сергеевич Корсаков Фото из «Журнала топтыги»

Среди москвичей Корсаков был известен как доктор, который успешно лечил алкоголизм. А мировое сообщество признало его открытие в этой области, которому было присвоено название «корсаковский синдром». Корсаков был создателем московского общества невропатологов и психиатров, учредителем журнала по проблемам невропатологии и психиатрии.

Современный вид больницы им. С.С.Корсакова. Фото диакона Андрея Радкевича

Очевидно, что Варвара Морозова, решив однажды построить клинику в память о муже, создавала ее прежде всего для уникального доктора Корсакова. Доктора, умеющего и научившего других видеть в пациенте личность. Когда в 1900 году Корсаков скончался от сердечного приступа, студенты несли его гроб на руках от больницы до кладбища Алексеевского монастыря. Для современников Сергей Корсаков был человеком по духу близким святому доктору Гаазу.

Памятник С.С.Корсакову на Девичьем поле. Фото диакона Андрея Радкевича

Пятьдесят лет спустя, в 1949 году, нарушив завещание благотворительницы, уже новая власть присвоила клинике на Девичьем поле имя доктора Сергея Сергеевича Корсакова – «ученого, мыслителя, психиатра, гуманиста». Эти слова были выбиты на памятнике. Постамент и сейчас находится в парке больницы. Но если вспомнить, что вся деятельность Варвары Морозовой была посвящена идее служения человеку, то переименование клиники, пусть и не соответствовало ее воле, зато отвечало всем принципам и целям знаменитой благотворительницы.

Фото диакона Андрея Радкевича

Фото диакона Андрея Радкевича

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?