Врачи рекомендовали Ренуару прогулки на свежем воздухе. Так как сам он ходить не мог, сын Жан вывозил отца на инвалидной коляске. Дивная погода, почти лето, солнце просвечивает сквозь густую крону деревьев. На отце пальто, шапка, ноги укутаны пледом – ему все время холодно.
Сын везет его по тропинке и знает – любая ветка, любой камень, рытвина, извив тропы доставляет отцу физические мучения. Коляска подпрыгивает, как бы он ни старался. Жан слышит еле сдерживаемые стоны Ренуара. Вдруг отец делает знак рукой – остановись. Жан наклоняется и слышит шепот: «Боже, как красиво, ты только посмотри, какая красота!»
Приглушенный свет, пробивающийся сквозь деревья, жемчужно-серые облака, горделиво проплывающие над ними, – как будто их нарисовал Вермеер, добавив в краску алебастровую пыль и мельчайшие кристаллы кварца… отражая свет, они создавали блики.
В этом весь Ренуар. Он все еще был способен восхищаться красотой, несмотря на боль и страдания. Откуда в этом измученном теле столько внутренней силы?
Из фабричного рабочего – в состоятельные художники
Ренуар родился в 1841 году в Лиможе, городе, где производили знаменитый на весь мир фарфор. Его отец был портным. В юности у Ренуара было две страсти – пение и рисование. Он мечтал об оперной сцене, брал уроки музыки, знал наизусть оперные арии, но, когда семье потребовалась его помощь, отказался от мечты и пошел работать художником на фарфоровую фабрику.
Его роспись отличалась изяществом и необыкновенными цветосочетаниями. Все советовали ему развивать художественный талант. Когда финансовая ситуация чуть улучшилась, он поступил в Париже в Школу изящных искусств. Хотя порой не хватало денег на краски, юноша продолжил рисовать и уже не мыслил себя без холста и красок. Его талант заметили, оценили, и вскоре он стал богатым и знаменитым.
Два костюма на все случаи жизни
Ренуар всегда отличался от других. Ему, например, было совершенно все равно, во что он одет. Говорили, что у него было всего два костюма, которые он мог носить годами. Смолоду у него сохранилась привычка беречь обувь – став состоятельным человеком, по-прежнему избегал ходить по булыжной мостовой, чтобы не испортить раньше времени ботинки.
Единственное, что изменилось, – став богатым, он смог помогать. Его постоянно осаждали просители, среди них были и жулики, прослышавшие о щедрости художника. Но он не выяснял подробностей. Если человек вынужден просить, значит, ему надо помочь.
А еще у него родилось трое сыновей, и он был необыкновенным отцом. В те времена мужчины не возились с детьми – женское дело. Но Ренуар не был похож на других и в этом. Он обожал своих мальчиков, читал им сказки, рисовал их портреты. И, возможно, поэтому, когда ему самому понадобилась помощь, дети встали рядом.
«Я не могу сидеть, потому что я слишком худой – 46 килограммов!»
Когда именно заболел Ренуар, точно не известно: одни считают, что это случилось, когда ему исполнилось 55 лет, другие уверены, что позже. В начале болезни ему было просто некомфортно ходить, болели суставы. По совету врачей он стал использовать трость с резиновым наконечником, чтобы она не скользила. Потом, когда ему стало совсем тяжело, перешел на две трости. Болезнь деформировала ступни обеих ног, и он вынужден был отказаться от обуви, носил только шерстяные тапочки.
Вскоре из-за поражения шейного отдела позвоночника его частично парализовало, и он больше не мог самостоятельно передвигаться. Пришлось приобрести инвалидные коляски. Одну для работы и прогулок – у нее было особое сидение, не слишком мягкое и не слишком твердое, оно позволяло сидеть в правильной позе. Другую, похожую на носилки для махараджи, использовали в местах, где невозможно было проехать, или для того, чтобы донести его до машины, поднять вверх по лестнице.
Ренуара обкладывали подушками, потому что ему было больно сидеть. На самом деле ему было больно и лежать. Из-за болезни он стал терять вес (ревматоидная кахексия). «Я не могу сидеть, потому что я слишком худой – 46 килограммов!» Кости торчали из-под кожи, иногда кожа трескалась, образовывались раны, появлялись пролежни.
Просыпался ночью в слезах от боли, просил карандаш и бумагу
Он был таким худым, что малейшее трение, соприкосновение с тканью вызывало трещины и язвы. «Жжет сильно, сижу, как на раскаленных углях», – говорил Ренуар. Ночи были мучительны, и он оттягивал как мог время ложиться спать. Приходилось делать перевязки, мазать трещины.
Но даже когда он просыпался ночью в слезах от боли, он просил дать ему карандаш и бумагу. Ему ни на секунду не приходило в голову прекратить рисовать. Утром ему становилось легче, и он заставлял себя сгибать и разгибать скрюченные пальцы.
Когда картины проверяли на подлинность, обнаружили в краске кошачью шерсть
Ренуару назначают антипирин (обезболивающее и противовоспалительное), диету и курортное лечение. Он почти отказался от обезболивающего, так как боялся, что это повлияет на способность рисовать.
Он больше верил в гимнастику, научился жонглировать – и не только мячиками, но и специальными, сделанными на заказ палочками. Пытался играть в бильярд с женой – потому что игра вынуждала его тело «принимать неудобные позы».
Ездил на курорты, как рекомендовали врачи, – водные процедуры, чистки организма. Причем выезжали всем домом – семья, помощники и даже пианино и попугай. И, конечно, его спасали кошки. Они согревали и лечили. В Институте Пастера в Париже, когда проверяли подлинность работ Ренуара, обнаружили кошачью шерсть в краске. Это помогло датировать картины.
Отказ от ходьбы
Однажды к нему привели доктора, который пообещал поставить его на ноги, – к тому времени он уже не мог самостоятельно даже стоять.
Через месяц, выполнив все требования врача, Ренуар встал с инвалидного кресла, обошел вокруг мольберта и неожиданно сказал: «Я сдаюсь. Это требует всей моей силы воли, и у меня не остается ее, чтобы рисовать».
Между возможностью ходить и рисовать он выбрал второе. Сын Ренуара, Жан, вспоминал, что это был последний раз, когда отец ходил, и любовь, которую он испытывал к жизни, но которой больше не мог наслаждаться физически, отныне сосредоточилась на его холстах, где он использовал «самые ослепительные цвета» и «самые смелые контрасты».
Миф о привязанной кисти
Главное для него было сохранить способность удерживать кисть в руках. Ренуар был амбидекстром (одинаково хорошо владел обеими руками). Это немного помогало – он использовал то одну, то другую руку, но сути это не меняло. Болезнь прогрессировала.
Есть миф, что в какой-то момент ему стали привязывать к руке кисть для рисования. Эти домыслы опроверг внук Ренуара. Бинты и повязки, которые видны на фото того времени, служили для впитывания влаги, когда ладони от чрезмерного напряжения начинали потеть. Бинты припудривали тальком, и они не давали мокнуть коже, предотвращая появление трещин и возможное занесение инфекции.
Ужас войны
Живопись была его страстью на протяжении всей жизни, а во время болезни стала еще и пристанищем для измученной души. Его боль и страдания никак не отражались на холсте. Картины светились безмятежностью и счастьем. Он глушил тревогу и отчаяние своей работой.
Так Ренуар противостоял и ужасу Первой мировой войны – им было пропитано все вокруг. Два его старших сына едва не погибли и были ранены. Потом неожиданно скончалась жена.
Исхудавший, скрюченный, похожий на нахохлившуюся птицу, он пугал своим внешним видом друзей. «Передо мной развалина. Мы поднимаем его, крепко держа за плечи, чтобы он не рухнул. Он стоит на одной ноге, другую бинтуют. Но его дух остается живым, страсть к живописи нетронутой и главное – та же восторженность перед жизнью, как и прежде!» – вспоминал Гримпель, известный коллекционер и друг Ренуара.
Зоркие глаза
Болезнь отнимала силы, пришлось многое пересмотреть в своей жизни. Он придумал движущийся вверх и вниз холст, который заменил мольберт. Это нехитрое устройство компенсировало неспособность самостоятельно двигаться и давало возможность создавать большие картины.
Близкий друг и художник Альбер Андре считал, что большая вертикальная картина, где Ренуар изобразил Жана в образе охотника (кстати, позже он скажет, что ненавидел охоту), была его ответом критикам, заявившим, что из-за артрита Ренуар рисует только небольшие и горизонтальные картины.
Он не мог держать в руках палитру и придумал вращающийся столик, крепившийся на подлокотнике инвалидного кресла. Возможно, он стал рисовать медленнее, техника менялась – он использовал более короткие, точечные мазки. При этом его глаза были зоркими, как у юноши, – он наносил на холст крошечную белую точку, размером с булавочную головку, чтобы изменить выражение глаз. И никогда не промахивался.
Стратегия выживания
Ошибка думать, что Ренуар отрицал свою болезнь. Просто ему было важно чувствовать себя нормальным человеком, он продолжал рисовать еще и потому, что его творчество позволяло ему вести привычный, насколько это возможно, образ жизни. Он отказывался считать себя инвалидом, мечтал дожить до прорыва в медицине, чтобы его смогли наконец вылечить.
Это не значит, что он не осознавал своих физических ограничений. Он был вынужден признать их, но не менее важным, а возможно, и более сложным, было принять, что теперь он зависел от других. По мере того как артрит прогрессировал, Ренуар все больше полагался на близких и друзей, чтобы просто прожить день, добраться до мольберта, дождаться, когда кто-нибудь выдавит нужную краску на палитру или сделает перевязку. Рисование стало почти физической потребностью, как будто он хотел воссоздать на холсте ту жизнь, которую ему было не суждено прожить из-за инвалидности.
Не позволил болезни отнять главное – способность чувствовать красоту
Члены сообщества ревматоидного артрита (РА) во Франции считают, что, сам того не желая, Ренуар преподал невероятный урок мужества, сумев преодолеть депрессию, неотступную спутницу РА, и боль, вопреки всему двигаться вперед, а не умирать от жалости к себе. Если учесть, что Ренуар болел в течение последней трети своей жизни, то все, что он сделал, то, как он преодолевал последствия болезни, как проживал день за днем, это подвиг.
Анри Матисс встретился с Ренуаром и был поражен тем, что увидел: «По мере того как его тело истощалось, душа в нем, казалось, постоянно становилась сильнее и выражала себя с более лучезарной легкостью». Как будто он говорил, посмотрите на меня, даже такая жизнь, полная физических ограничений и страданий, стоит того, чтобы жить.
В картинах художника нет следов отчаяния, которое, конечно же, присутствовало в его жизни во время болезни. Он не позволил своему состоянию отнять главное – способность видеть и чувствовать красоту окружающего мира. «Боль пройдет, а красота останется», – любил повторять Ренуар.
