Елена Королева, психотерапевт Паллиативного отделения больницы святителя Алексия, в котором люди часто, осознавая это или нет, готовятся к переходу в вечность:
Потерять красоту и обрести благодарность
– Анита была невероятной красавицей. Гордая, независимая, сильная, такая selfmade woman. Неверующая. Но рак… Он не входил в ее планы. Она и не собиралась подчиняться ни ему, ни смерти.
Да, в паллиативное отделение пришлось лечь. Помощь была нужна. Да, бессоница, тревожность. «Психотерапевт? Нет, мне не нужен. Я сильный человек. Справлюсь сама».
Но день за днем рак отнимал у Аниты ее телесную красоту, ее уверенность и предлагал вопросы из какой-то совсем новой реальности: «Промысел Божий? Да, пожалуй, что так… А что можно почитать на эту тему?» Книги Анита не просто проглатывала, она их долго «переваривала», конспектировала, обсуждала. Будто в ее внезапно затормозившей жизни освободилось пространство для новых смыслов.
Временами можно было найти ее в палате, безмолвно сидящую с отрешенным взглядом: «Я додумываю…» Собственно, от красавицы Аниты осталось только это: глубокий взгляд огромных голубых глаз. И буквально за пару месяцев, будто в замен потерянной красоте, проступило то, чего многие христиане ждут годами.
Колючая леди превратилась в самого благодарного пациента. Благодарность и в обычной жизни явление нечастое. А когда человек страдает от боли, ему и вовсе не до благодарности. Ухаживают, кормят, переодевают – «ну, здесь так и должно быть».
Благодарность Аниты до сих пор вспоминают даже видавшие виды сестры и врачи. Мало кто из пациентов умел так принимать заботу о себе.
После долгих лет разлуки она здесь, в паллиативе, решилась на встречу и главное – на примирение с родными. Звонок домой – и вот уже на следующий день брат летит в Москву. В отделении его ждали. Плакали все. Анита, и брат, сестры. Плакало все отделение. Столько искренности, прощения, любви было в той встрече.
Столько принятия, мира, свободы открылось в этой молодой женщине за дни болезни! «Как я благодарна Богу за эту посланную болезнь! Каждый миг благодарю Его за все то, что я пережила!» С такими словами, причащаясь, скончалась красавица Анита (в крещении Анна), спеша на встречу к Богу.
Обращение Германа, 93-летнего коммуниста со стажем и с деменцией
А. А. Иванов. 1850-е. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Служение в паллиативном отделении – труд и физический, и духовный. Сложно разделить. Молиться надо, и памперсы менять надо. Однако Сергей, брат по уходу, больше нажимал на духовное – любил читать пациентам Евангелие, отодвигая бренное на второй план.
Вот и Герману Сергей ежедневно читал Евангелие. Герман – 93-летний коммунист со стажем и с деменцией. После инсульта он практически не мог говорить. А если и произносил какие-то слова, то почти всегда невпопад. Так что на чтение Герман никак не реагировал.
«Ну что ты тратишь время? У него же деменция. Он тебя не понимает! Да и некрещеный он», – внушали даже глубоко воцерковленные врачи.
«А я не ему читаю. Я его душе читаю!»
«Ну, ходи, читай. Вроде как действительно он становится спокойнее, когда ты читаешь, – затихает».
Прошло время. Однажды в ординаторскую вбежал Сергей с горящим взором:
– Он хочет креститься!
– Кто?
– Герман!
– С чего ты взял? Он ведь не разговаривает.
– Он мне сам сказал «Надо креститься!» Три раза!
Побежали к Герману. «Вы хотите креститься?» Тот отчетливо кивнул, соглашаясь.
Священник пришел к нему при первой же возможности. Еще не спросив, как зовут крещаемого, поздравил всех с днем памяти святого Германа Аляскинского. Все молча, пораженные, повернулись к старику-коммунисту. «Так ведь он и есть Герман!» «Ну, значит будущий небесный покровитель так позаботился!» – засмеялся батюшка.
«Я причастился – а теперь хочу узнать, что это со мной произошло?!»
Протоиерей Василий Гелеван, клирик храма Благовещения Пресвятой Богородицы в Сокольниках – Патриаршего подворья при штабе ВДВ г. Москвы:
– Я посещал разных пациентов в больницах, но встреча с одним из них мне запомнилась особо. Наше общение с Михаилом началось тогда, когда он оказался в хирургическом отделении. Обычный фурункул на шее спровоцировал заражение крови. Под угрозой оказалось сердце: пришлось делать операцию.
Сестра Михаила попросила меня навестить его, хотя сам он такого желания не высказывал и был довольно негативно настроен к Церкви, к священникам. Но на встречу согласился.
Когда я пришел, то встретил его холодный взгляд. А меня заинтересовала татуировка на его руке – пять латинских букв: IDDQD. Оказалось, это код бессмертия в компьютерной игре Doom. Если его ввести, персонажа нельзя будет убить.
Я ему говорю: а ведь у меня тоже есть код бессмертия! «Христос воскресе!» — вот мой код бессмертия.
После нашей встречи Михаил позвонил своей сестре, поблагодарил за то, что она прислала батюшку, и очень удивился, что священник его не ругал.
Через две недели Михаил заболел ковидом, который осложнил проблемы с сердцем. Он оказался в реанимации. Ситуация была жизнеугрожающая. Я пришел к нему. И хотя я был в СИЗе, он узнал меня по бейджику, обрадовался, улыбнулся.
В этот раз мы уже не просто общались – мы вместе молились. Болезненный, исхудавший, он молился совершенно искренне, впервые в жизни исповедовался и причастился.
В следующий раз мы встретились на Крещение. Спросоня Михаил даже не сразу узнал меня в СИЗе. А у меня был для него переходник от телефона, сестра для него передала. Я достал из кармана этот переходник – и тут он все понял, обрадовался: «Отец Василий! Это вы?! Как я рад, что вы пришли, батюшка!»
Мы опять с ним помолились, он снова поисповедовался, причастился. Ему было легче. И он написал сестре такие слова: «Я причастился – а теперь хочу узнать, что это со мной произошло?!»
Я думаю, это результат встречи со Христом. Господь всегда идет навстречу. Мы можем этому противиться: из страха, неведения, недоверия, часто сами не понимая, почему.
И тогда Господь создает такие условия для человека, чтобы его каменное сердце дало небольшую трещину. Щелочку, в которую сможет попасть Свет Христа.
В случае с Михаилом сердце в прямом смысле оказалось поражено. С первого раза он этого не понял. Но когда Господь напомнил о Себе, он по-настоящему открылся, искренне исповедовался, с такой радостью причастился! Мы договорились, что когда его выпишут, он придет в храм, чтобы поблагодарить Бога.
Я молюсь, чтобы эта встреча со Христом запомнилась ему на всю жизнь. Очень надеюсь, что он с сестрой будет ходить в храм. Но это в руках Божиих. И, конечно, от него самого зависит, как он воспримет эту первую встречу со Христом. Мы не можем вести человека за руку. Мы помогаем сделать первый шаг – а дальше он должен идти сам.
До того, как мы испытали боль, Бог нам был не нужен
Протоиерей Роман Бацман, настоятель храмов Живоначальной Троицы и Воскресения Христова при НИИ им. Н.В.Склифосовского:
– Клайв Льюис пишет, что страдание, боль, во-первых, уничтожает иллюзию полного благополучия, а во-вторых, уничтожает иллюзию, что имеющееся в нашем распоряжении есть наше собственное, и что нам его достаточно. А когда нам всего достаточно, нам не нужен Бог.
Он приводит слова своего друга: «Мы относимся к Богу, как авиатор относится к своему парашюту — на случай аварии парашют у него есть, но он надеется никогда к нему не прибегнуть».
– Да, пока ты был здоров, у тебя была масса увлечений, ты придавал смысл тому, что на самом деле не является смыслом всей жизни. Сколько людей, которые смыслом своей жизни сделали карьеру, спорт, балет и т.д.! Потом человек, например, получал травму и оказывалось, что смысл этот был временным.
Но, конечно, это не значит, что мы должны сами искать страданий – в этом есть уже психическое нездоровье.
В начале XIX века жил такой святой подвижник – Парфений Киевский. Его тревожила мысль: не познав гонения от людей, может ли он идти путем истинных подвижников? На это свт. Филарет (Амфитеатров), который в молодости прошел через гонение, отвечал: «На что тебе гонение? Ты сам себя гонишь, кто ныне пожелает жить твоею жизнию».
То есть о. Парфений уже находился в состоянии, когда он во всем ограничивал, «гнал», держал в воздержании свою плоть и душу, чтобы дать место Богу. И это состояние стало настолько естественным для него, что он никаких «гонений» не замечал. Думал, что ему нужны были внешние гонения. А они ему уже были не нужны.
Люди, готовые на страдания, если вдруг случится беда, война, эпидемия, испытывают от них гораздо меньше боли, потому что они готовы. И теперь нуждаются в этих страданиях по-другому. Как соучастники и сострадатели другим людям.
Страдания попускаются Богом. Господь страдания не создавал. Он не создавал болезни, не создавал смерть. Раз Он их не создавал, что же в них хорошего?
Но Он допускает страдания в качестве лекарства. А лекарства, как яды, могут быть разные: могут убить человека, а могут и вылечить.
Так и страдание само по себе может убить человека, в депрессию вогнать, может его разрушить. А может поднять над самим собой. Важно, как мы сами его воспринимаем.
В народе есть такое выражение: «Господь терпел – и нам велел». Господь страдал. Он же ради нас взял эти страдания.
Просто человеку важно понять, что с нами во время грехопадения произошло не просто «нехорошее» событие, люди не просто совершили грех и нарушили Закон. Произошли необратимые изменения. Если говорить медицинскими терминами, гангрена ноги означает необратимые изменения, это значит, что надо буквально отрезать эту ногу, чтобы не сгнило все тело. Но Господь не хочет, чтобы мы так вот радикально поступали сами с собой.
Он Сам берет на Себя эту нашу человеческую природу, с которой произошли необратимые изменения. И без страдания это соединение не могло произойти. Чтобы необратимые повреждения стали обратимыми, недостаточно просто какого-то чуда, механистически произведенного. Даже Богу нужно было пострадать (ради нас). Раз Богу нужно было пострадать (а мы – Его дети), то мы должны стать соучастниками этого исцеления. Каждый лично должен в этом поучаствовать.
И может, поэтому настоящую встречу с Богом мы переживаем чаще в болезни, страдании, в пограничном состоянии.
И все же не одно страдание может стать местом встречи с Богом. Может – глубокий интерес к миру, к тому, как он устроен. Когда я был в первом классе, мне в руки попался учебник по астрономии за 10 класс. Я был поражен, в каком огромном мире, оказывается, мы живем. Мне даже стало неуютно, и появилась куча вопросов: «Кто его создал?», «В чем его смысл?», «Какое наше место в этом мире?»
В то время все стремились к каким-то великим свершениям. Я решил стать космонавтом, чтобы узнать этот космос. И чем старше я становился, тем сильнее во мне крепло это желание. Я хотел добраться до центра Вселенной. Потому что именно там, как я думал, сокрыт Смысл. То есть по сути мне хотелось приподняться над Землей (во всех смыслах) и добраться до Сути этого мира.
Я серьезно увлекался астрономией. Папа был геодезистом, у него была хорошая оптика, он даже сделал для меня телескоп. Он очень поддерживал меня в стремлении к познанию этого мира. Но верующим человеком он не был.
Верующей была моя бабушка. Она крестила меня в 5-летнем возрасте тайно от родителей. Я видел, что она что-то шепчет перед сном, видел в ее доме иконы. Но не придавал этому значения.
Однажды, во втором или третьем классе, я спросил бабушку: «Есть ли Бог?» Она сказала «Конечно, есть». Я спросил у папы. Он ответил: «Конечно, нет».
Папин ответ меня расстроил.
Я продолжал постигать мир, мечтал полететь в космос, поступил на факультет электронного приборостроения, рассчитав, что команде космического корабля точно понадобится хороший оптик. Но постепенно, по ходу учебы, понял, что в космонавты мне не попасть.
И почти в то же время я, исключительно по просьбе моей невесты, поехал в Троице-Сергиеву Лавру. Нас принимал какой-то монах. И при первом же разговоре он рассказал обо мне то, что не мог знать ни один из присутствующих. Я одновременно удивлялся и сердился на него.
А через пару дней по дороге к общежитию, в котором я жил, мне насквозь пронзила (это состояние я хорошо помню) мысль: «Ты же хотел заниматься чем-то великим, познать космос. А служить Ему – Тому, Кто создал этот космос, – это больше и грандиознее». И я впервые, там же, на Кутузовском проспекте, обратился своими словами к Нему: «Господи, если Ты есть, помоги мне разобраться!»
Спустя некоторое время я пошел в храм на первую исповедь, через две недели повенчался с той самой девушкой, ради которой поехал в Лавру. А как только закончил свой институт – получил благословение и поступил в Богословский институт.
