Чего хорошего в официальных праздниках? Показушный пафос, громкие рапорты после вчерашних авралов; и с другой стороны — пьянки и разгул, ограничиваемые только продолжительностью выходных, которые в последнее время угрожающе удлиняются.
Особенно проигрышными, искусственными кажутся «новые» праздники. «Что празднуем-то? — Да день согласия… — А с кем соглашаемся-то?»
Церковные праздники — совсем другое. Они — НЕОБЯЗАТЕЛЬНЫЕ. Поэтому свои. Ранняя литургия, до работы — это праздник, который внутри, который никто не отнимет — сослуживцы даже не догадаются, что это у меня сегодня так светло на душе.
И вот теперь праздник Казанской иконы, связанный с одним из любимейших народом образов Богородицы — официальный выходной. Что это, попытка уравновесить 7 ноября? Пожалуй, и так. Включение Православия в государственную идеологию? И это тоже.
И все же история этого выходного дня оказывается гораздо содержательней, чем расчеты политтехнологов. Она затрагивает самые основания российской государственности, которые невозможно отделить от церковности.
Итак, первый раз Казанская икона Божией Матери прославилась в Казани в 1579 году. В городе произошел пожар. После многократного явления Богородицы во сне девочке Матрене повеление копать землю на месте одного из сгоревших домов наконец принимают всерьез — если не городские власти, то родители Матрены. В земле находят икону, от которой многие страждущие получают исцеления.
Явное чудо! Но чтобы кроме основного агиографического смысла увидеть в событии еще и исторический, надо обратить внимание на детали.
Прежде всего, время. Прошло меньше 30 лет со времени взятия Казани Иваном Грозным. Город еще только отстраивается. Победа далась большой ценой, но и результаты ее переоценить сложно: из подающего надежды Московского царства Россия превращалась в супердержаву. Через Казань проходит дорога в Сибирь. Что если бы русские земли и сейчас ограничивались на востоке Волгой? Разумная политика московских правителей приносила плоды, и в государственных проектах Ивана Грозного она получила свое завершение.
Обратим внимание и на место. Икону нашли по указаниям девочки в развалинах дома на месте печки… Выходит, икону вешали на печку? Маловероятно. Скорее ее прятали — в печи или под печью было самое надежное место, чтобы прятать ценности. Если так, то икона могла быть спрятана христианами еще до взятия Казани: известно, что только пленников-русских в Казани были тысячи — все мирные договоры с казанцами в период войн включали пункт «освобождение русских пленных».
Историческое повествование доносит еще одну подробность: Матрена была дочерью стрельца. «Миротворческий» контингент стрельцов был расквартирован в городе неспроста. Долгие годы после взятия Казани весь регион был незаживающей раной: восстания местного населения и карательные экспедиции в ответ на них продолжались около пяти лет. Память о тех страшных событиях сохранилась даже в языке: «сирота казанская». Много тогда было казанских сирот.
«Межнациональная напряженность» сохранялась и к 1579 году. Пожар воспринимался как небесная кара русским, а обретение иконы, напротив, как чудесная поддержка Православия. Религиозное сознание того времени было гораздо живее и непосредственнее сегодняшнего, и православная миссия в Казани, возглавляемая выдающимися подвижниками Гурием, Варсонофием, Германом, а потом Гермогеном сделала для установления мира на новых территориях не меньше, чем стрелецкие отряды.
Ну, и самое-то интересное. Священник, который был свидетелем удивительной находки, который сам нес икону до храма, а через 15 лет записал повествование о чудесах и обретении Казанской иконы (откуда нам и известны точные детали) — этот священник стал в будущем патриархом. В монашестве его имя было Ермоген, или Гермоген. Да-да, тот самый патриарх Гермоген, который из оккупированной поляками Москвы посылал воззвания еще свободным городам, который вдохновил народное ополчение, а сам мученически погиб в застенках.
Здесь начинается вторая глава истории Казанской иконы.
Прошло около тридцати лет, Российское государство находилось в глубочайшем кризисе Смутного времени. Это была точка появления нашей страны, той России, в которой мы живем. Страна воссоздавалось не по приказу из центра, не принуждением присланных воевод, а здоровыми силами провинций, осознавших себя единым государством. Не осталась в стороне и Казань, уже чувствовавшая себя частью России: «Митрополит, мы и всякие люди Казанского государства согласились с Нижним Новгородом и со всеми городами поволжскими, с горными и луговыми, с горными и луговыми татарами и луговою черемисою на том, что нам быть всем в совете и в соединенье, за Московское и Казанское государство стоять…»
Константин Маковский. Воззвание Минина на площади Нижнего Новгорода, фрагмент. Для просмотра целиком, кликните на изображение
Казанская икона стала знаменем ополчения. Почему? Наверное, не без влияния патриарха Гермогена, несомненного лидера сопротивления. Казанский образ был и в войсках Ляпунова, и в ополчении Минина и Пожарского. Заступничество Божией Матери было столь очевидно для русских, что в день освобождения Москвы — 22 октября по старому стилю и 4 ноября по новому, — который не был отмечен ни масштабными баталиями, ни политическими прорывами, было назначено празднование этой иконы, а князь Пожарский построил в честь Казанской храм на Красной площади.
С этого времени Казанский образ стал восприниматься как символ небесной защиты российской государственности. Перед ним молился Петр I перед битвой со шведами, в день празднования Казанской русские войска одержали крупную победу над французами в 1812 году. И в XX веке победу в страшной Великой Отечественной народ связывал с заступлением Богородицы, создав легенду о том, что будто бы сам Сталин распорядился облететь на самолете вокруг Ленинграда с Казанской иконой.
Так что я за этот официальный праздник! «Государственная» нагрузка не превращается здесь в излишнее бремя. Победа русского народа, под покровом Царицы Небесной, над международными бандитами, многонациональные окраины и многовековые традиции, демократия и единоначалие — все это настолько по-настоящему выстрадано в празднике 4 ноября, что даже давно обесцененные «официальные» слова наполняются смыслом.
