Впервые попав в Женеву, я остро почувствовал, что в этом городе чего-то важного не хватает, тут что-то не так. Вскоре меня осенило: не хватает уличных нищих, бомжей, цыган и т.п. (Правда, через несколько дней на вокзале ко мне подошел молодой человек, одетый поприличнее, чем я, со стандартной финансовой просьбой.) Так я осознал – кроме шуток, – что эстетически город не город без видимых бедных. Взять тот же Париж: какие там колоритные клошары!
Москва – город. Здесь, правда, не клошары, здесь бомжи, и не только.
Притча из жизни
Метро «Щукинская». Стоит у первого вагона от центра человек. Он молод, он дрожит, он немножко в крови, он в куртке и в одних трусах – без штанов и ботинок. Дело происходит зимой. Метрах в двадцати неподвижно стоит метрошный милиционер и глядит в сторону человека. Мимо проходят люди, кидая любопытные взгляды.
Одна женщина приблизилась к странному человеку – и очень быстро за ней подтянулись и другие, собралась группа поддержки. Первыми, что символично, отреагировали неместные, из «понаехавших тут», торговцы с рынка: они принесли картонную коробку под ноги босому человеку, потому что пол был холодный. Оказалось, что этот непьяный, ненаколотый, несумасшедший молодой человек, житель Подмосковья, был избит и ограблен в электричке. Подошедший к толпе парень с пирсингом и плеером сказал, что сейчас принесет из дома старые штаны и кроссовки. На том дело было завершено.
Почему эта невыдуманная история сочтена притчей? Да потому, что требовалась ничтожно маленькая помощь, дабы ко всеобщему удовольствию решить нехитрую проблему: старая одежда, дать человеку умыться, ну, для полного счастья, дать рублей 50 на дорогу, хотя это уже роскошь.
Милиция и в самом деле тут неспособна помочь – откуда там старые штаны? Окрестным местным людям помочь более чем просто. Достаточно было подойти одной женщине (оказавшейся моей женой), как вокруг человека сама собой собралась группа, способная и готовая помочь. Для этого кто-то (а моя жена часто влезает в подобные истории) должен подойти первым.
Но еще интереснее другое: если бы мимо проходил я, мне бы моментально пришло на ум, что у меня сейчас много срочных дел и вообще нет времени. Я бы не остановился. Почему?
Думаю, что у меня, как и у большинства людей, работают соответствующие психологические защиты. Психологи уже изобрели термин пениафобия – боязнь своей потенциальной бедности или обнищания. Но слова, обозначающего боязнь бедных, наука не знает. Хотя такое состояние всем известно по опыту.
Бедные всякого рода нас окружают со всех сторон. Говоря о «бедных», я имею в виду широкий спектр всевозможных ситуаций: экономическая бедность (по сравнению с окружающими), бомж, инвалид, алкоголик, больной СПИДом; есть и не столь видимые формы «бедности»: глухой среди слышащих, толстый среди худых, человек в депрессии. Да и просто любой старый и относительно беспомощный человек. (Формально в эту же категорию попадает и любой маленький ребенок, но, когда у него есть семья, никто его бедным не воспринимает – это исключение из правила.) Хотя все эти категории слишком разные, тут я сознательно сваливаю их в одну кучу.
Любопытство и страх
Да, попадая в мое поле зрения, бедные вызывают здоровое детское любопытство. Однако для этого не стоит подходить слишком близко: нужна дистанция, чтобы любопытство не смыла волна тревоги (если не волна запаха, но это отдельная тема). Оказаться слишком рядом – неуютно. Ему чего-то от меня надо. Он принадлежит иному кошмарному миру, и если подойти близко, меня туда затянет с головой, как в омут, я тоже опущусь и попаду в нечистое царство. Я потеряю мое драгоценное время. Я останусь без денег. Я провоняю его запахом. Я лишусь моего статуса и останусь стоять среди почтенной публики без штанов, как в кошмарном сне. Это архетипический страх заразы, который в Древнем мире был одновременно и страхом осквернения. Вспомним прокаженного в Израиле. Он нечист и распространяет свою ритуальную нечистоту на все, к чему ни приблизится. Почему он обязан обитать вне общества и соблюдать дистанцию (при том, что проказа, на самом деле, ничтожно мало заразна)?
Психоаналитики знают: там, где есть тревога, есть и психологические защиты. Можно увидеть бедного – и через секунду об этом забыть (классическое фрейдовское вытеснение). Или на него «забить» (классическое отрицание). Можно постараться его не видеть. А тревога, которую невозможно вытеснить, всегда обрабатывается при помощи рационализации, которая оправдывает наши иррациональные чувства.
Не подходи близко к бедному
Типичные рационализации:
– они сами виноваты
Типичнейшая психологическая защита от «бедных» и типичная первая реакция на их проблемы: «бедность – это все-таки порок». Иногда для поддержки тут используются научные теории: это естественный отбор (хотя вряд ли такая мысль нас будет утешать при наступлении старости), это их выбор и добровольный стиль жизни. Иногда используется богословие (хотя бы и агностиками): это наказание и проклятие за какое-то зло, личное или общественное, но не наше.
– они чужие
«Я забочусь только о своей стае близких. Впрочем, мои близкие не могут, например, оказаться бомжами. А это – быдло, пускай себе потихоньку вымирают или исчезают с глаз, а мои чистые и близкие останутся». А вот и чиновники (которые выдвинуты заботиться о своих – о россиянах за рубежом) озвучивают подобные мысли: «По словам главы управления по делам соотечественников Евгения Маняткина, России не нужны пенсионеры, инвалиды и преступники, так как они неспособны работать и быть активными участниками общественного процесса«.
– не моя забота
«Есть государство, которому я (хотя бы иногда) плачу налоги. Оно и должно заботиться. Кроме того, государство в силах использовать специалистов и профессионалов, которые помогут лучше». Во многих случаях – как и в случае избитого молодого человека – государство на порядок импотентнее, чем обычные заинтересованные люди. Так, многих «бедных» на Западе уже давно передоверили НГО (негосударственным организациям), которые подвижнее и умелее, чем бюрократическая махина соответствующих министерств.
– бесполезное это занятие
«Сколько ни помогай – все это напрасная трата времени. Он все равно все пропьет. Хуже того: сядет на мою голову в ожидании подачки, которая развращает. Тратить силы на неудачников – неудачный выбор вложения сил и средств. Каждый должен жить для себя, если он повышает свое благосостояние, все вокруг постепенно сделаются богаче?» Хотя тут немало правды, однако многие формы «бедности» – это категория временная. Что как эпизод встречается даже в биографиях великих людей.
– и вообще, лучше их не видеть
«Грязные опустившиеся люди – на них вредно смотреть детям и беременным женщинам. Да и с какой стати? Это портит мой аппетит и хорошее самочувствие. Так что цивилизованный человек должен делать все, что в его силах, дабы не видеть эту мерзость и грязь вокруг себя». А если приходится сталкиваться, телевизор приучает смотреть на маленькие трагедии отчужденно и безлично, как на зрелище, с которым ты никак не связан. Ну, лежит себе человек на снегу. А я иду за пивом. Вот и все.
– в конце концов, мне просто некогда!
Это самая простая ситуативная рационализация, выскакивающая на автомате. Когда кто-то претендует на мое время, мне в голову приходят Великие Свершения: написать двадцать «эмейлов» забытым друзьям или срочно купить мочалку. «Да просто – ну нету у меня времени, чего пристали? Это мое право! Я сам бедный и несчастный – мне некогда даже пообщаться с собственным ребенком!»
Кроме описанных защит с использованием разума, существуют и защиты от бедных действием.
Изоляция и самоизоляция
Можно изолировать их или изолировать себя от них. Так, в истории иные категории бедных, подобно прокаженным в библейские времена, изгоняли из «чистого» общества, а иногда и лишали жизни. Хотя чтобы их не видеть, достаточно было поместить их в закрытые заведения и вручить специалистам. Это интернаты, окруженные глухими заборами. Где наиболее здоровые из обитателей, скажем, из умственно отсталых детей, стоят у забора и в дырочку смотрят на окружающий внешний мир. Рациональность таких заведений очень сомнительна: они поддерживают маргинальность своих обитателей. И даже экономически – если передать расходуемые средства в руки заинтересованных людей, их можно было бы использовать гораздо эффективнее. Похоже, в целом это иррациональная защита от бедных на уровне общества.
Стремление «не видеть бедных» воплощается в частной новорусской архитектуре. Особенно в тех же глухих и высоких заборах. Сами по себе разнообразные домики богатых украшают сельскую местность: страшно вспомнить, какое все было серое и одинаковое при советской власти. Но, кажется, те, кто могут построить себе дом, слишком не желают обмениваться взглядами с соседями победнее из серых разваливающихся хибар. Конечно, еще удобнее создавать отдельные поселения и кварталы для чистой публики. Отдельный транспорт, отдельные магазины, стерильные зоны для чистых людей. Не какие-нибудь миллионеры и олигархи, а простой средний класс и туда стремящиеся платят деньги, дабы не сидеть рядом с бедными в метро, не стоять в одной очереди.
Только такая стратификация и сегрегация задевает всех и не слишком симпатична. В частности, необходимого для жизни вольного «ничейного» пространства везде становится меньше, а заборизация всей страны растет. Почему-то это меня не радует.
Наконец, еще одна – самая надежная – защита от бедных называется словом «благотворительность«. Можно бороться за права бедных – как борются за права собак и кошечек. Можно скидываться (по десятке или по сто долларов – в зависимости от достатка) и умывать руки. Можно председательствовать в комитетах или посещать благотворительные балы. Суть одна: изолироваться от бедных, дабы не испытывать тревоги. Если подходить к другим людям с позиции власти, с желанием все контролировать – это сохраняет полосу отчуждения. Маргиналы остаются маргиналами, богатые могут спать спокойнее.
Куда ж нам плыть?
В одном приходе, где кормят бомжей, прихожане едят с ними вместе за одним столом (да, бомжи предварительно помыты). Конечно, это всего лишь символ, но разница огромная: это уже побольше благотворительности, когда тебя кормят, как зверушку. Хотя после совместной трапезы бомжи возвращаются в свои подворотни и вокзалы. Кажется, бедные в принципе остаются незаживающей раной для общества и для приватной совести. Все радикальные решения тут наивны и разваливаются при столкновении с реальностью. Нам с ними жить. И тогда лучше осознавать проблемы, чем от них прятаться. Лучше, чтобы глухих заборов и секьюрити было поменьше. А человеческих контактов между незнакомцами – побольше. Потому что это делает жизнь так называемых богатых – богаче. И если бедных не бояться, иногда можно и помочь. Нередко проблема просто в том, что к ним трудно подойти. А когда люди подходят, зачастую они оказываются щедрее, чем можно было себе вообразить.
Последняя история из жизни, подобная притче.
Я видел парализованного человека на кресле, который один активно путешествует по всему свету. На вопрос, как он справляется с многочисленными проблемами, он ответил: «Просто прошу кого-нибудь помочь. Говорю: сейчас моя остановка, помогите мне, пожалуйста, спуститься с поезда. Или: проводите меня в туалет. Практически все люди очень охотно отзываются, когда их просишь».
Михаил Завалов
Барыня, подающая милостыню. Ф.Толстой, 1816-1820.
Популярный журнал Psychologies проводит на своем сайте опрос людей о том, подают ли они милостыню, результаты которого будут в следующем номере. Пока результаты такие: Да, я подаю всем, когда у меня есть такая возможность. (11%) Да, я подаю милостыню, но только тем, кого считаю действительно нуждающимися. (47%) Нет, я не подаю, потому что эти люди сами себя довели до такого состояния и они не должны жить за мой счет. (5%) Нет, не подаю, потому что эти люди – профессиональные нищие. (22%) Я предпочитаю оказывать адресную помощь. (10%) Другое (4%) |