Благополучие против благочестия

По большому счету, пригороды американских мегаполисов не многим отличаются от окраины Москвы, где расположен Никольский храм. «Ну, здесь, конечно, грязновато, хотя в американских городах есть и такие кварталы, где мусора на улицах еще больше» – говорит отец Валерий. Однако, он живет в столице уже около года, но, по собственному признанию, до сих пор иногда скучает по Америке. О своих американских впечатлениях батюшка рассказал нашему корреспонденту Дмитрию РЕБРОВУ

В Соединенные штаты Америки семья Буланниковых переехала для продолжения образования, супруга о.Валерия, выпускница Тартуского университета получала степень кандидата наук (PhD). Прожили там 14 лет, сперва в пригороде Лос-Анджелеса, потом недалеко от Сан-Франциско, где о.Валерий получил приход.

– Опыт православной жизни в Америке, который появился у меня, применим и здесь, потому что общество, к которому двигается наша страна, – общество западного типа. Телевидение, масс-медиа и вовсе насквозь пропитаны западным духом – объясняет отец Валерий. – Очень интересно было, живя в Америке, наблюдать, как православные приходы решают для себя проблему некоего сопротивления миру. Потому что мир затягивает. Это очень прискорбный факт, который я лично испытал и на себе, и на своих прихожанах: Наш приход был основан в 1954 году, то есть фактически я относился к третьему поколению людей, прошедших через него, и, к сожалению, детей, внуков первых прихожан практически не осталось. Они ушли!

— Ассимилировались?
— Я бы даже сказал, что американизировались. Растворились в этом обществе. То есть во втором-третьем поколении люди теряют веру, и причины понятны. К сожалению, очень часто храм они воспринимают как некую помощь исключительно в земных делах. Вот что-то случилось, и человек приходит в храм: болезнь, или работу потерял… Но в Америке эти проблемы в основном решены, если вы заболеваете, у вас, как правило, есть страховка, даже самые бедные имеют бесплатную страховку. Нормальные условия жизни для абсолютного большинства людей. То есть вы сами можете как-то решить все проблемы, которые возникают. Если какие-то проблемы с вашей душой – вы идете к психиатру, а священник для американца – это просто исполнитель неких ритуалов, не зависимо от того, какой он юрисдикции.
Это американский – вернее, протестантский, менталитет. У протестантов нет понятия о по-настоящему глубоком духовном покаянии, как средстве очищающем душу человека, исповеди, причастии, хождении на службы, домашней молитве, американская культура не подразумевает такого большого усилия. И поэтому церкви пустеют. Они становятся только местом, где люди встречаются, обсуждают свои дела, слушают своего протестантского священника, ну, все ведь понимают, что он обязан вроде бы там чего-то проповедовать, говорить о добре и зле, о любви Христовой… Но никто не связывает его эти слова лично со своею жизнью. Что делают американские проповедники? Они собирают людей на стадионы, раз в несколько месяцев: человек приходит, полчаса, час максимум слушает пастора, который будет проповедовать, говорить замечательные слова про Евангелие, про духовную жизнь, но на жизнь человека, как правило, это не меняет. То есть мы согласны, это все есть, но это никак не соотносится с самой жизнью.
Протестантская этика – это этика материалистическая. Есть очень простая формула – если ты все делаешь правильно, то Бог с тобой, или вернее, если Бог с тобой, то ты все делаешь правильно. Поэтому главное – делай усилие в земной жизни, добивайся там чего-то, работай… Конечно, православный человек тоже должен делать усилие, и тоже должен работать, трудиться, создавать, но он во всем предполагает руку Божию, а протестант предполагает только руку человеческую. Все зависит только от тебя. Даже есть такая формула: если у тебя что-то не так в твоей жизни, то что-то не так с твоим Богом, то есть твои отношения с Богом какие-то не те… Получается, Бог для американца – это как некий такой покровитель его земного благополучия. Возьмите доллар – написано In God we trust, то есть «мы верим»… нет, не верим, а «мы доверяем Богу». Очень четкое определение. Это не признак их веры, эти слова говорят об их доверии Богу в управлении их земной жизнью, все, точка.
Один мой прихожанин перешедший в православие говорил: «Я не могу объяснить моим родственникам, почему я это сделал. Не могу им объяснить, что такое духовная жизнь. То есть я им объясняю, а они говорят: «Но мы ведь тоже же молимся! Ну и?!» А что есть какая-то внутренняя мистическая связь с Богом, которую человек должен поддерживать, обновлять – они не понимают». Для американца стать православным – это вызов, но американцы не любят вызовов, они очень любят, чтобы было всем хорошо, чтобы все было как у всех.

К сожалению, этот дух передается и на православные приходы. Я все время говорил на проповеди, что нужно чаще исповедоваться, чаще причащаться, а очень многие мои прихожане просто не понимали, зачем это нужно. Одна прихожанка даже мне сказала: «Ну батюшка, я же еще не умираю!»
Америка всех перетирает, там не принято быть «русским американцем», там можно быть «американцем русского происхождения», то есть если ты что-то там имеешь за спиной, некий этнический «бэкграунд» – но ты, если хочешь быть американцем – все это оставь, будь «как все».

Мой приход был эмигрантский на 90 процентов. Многие из прихожан – русские программисты работающие в т.н. «Силиконовой долине», расположенной в Сан-Хосе неподалеку от нашего городка. И поэтому мне было немного легче: эмигранты привозят с собою русскую церковную культуру, те традиции к которым они привыкли еще на родине. Когда же эмигрантов нет и в приходе преобладают прихожане-американцы, очень многое зависит от настоятеля: я знаю и чисто американские приходы, где строго следуют обычаям Русской Православной Церкви.

— А чем живет в Америке православный приход?
— Русские приходы здесь – это 40-60… ну, сто человек. Как правило, они существуют уже несколько поколений, у них есть, помимо храма, еще трапезная, там собираются все прихожане после службы, пьют чай, устраивают обеды, беседуют. Когда прихожан мало – они все друг–друга знают. Сплоченная община – это единственный способ выжить здесь, по-другому просто не получается. Если приход будет теплохладным – в конце концов распадется, и были случаи, когда приход просто исчезал… Но таких настоятелей который «отслужил и ушел» – я таких просто не знал.
Для зарубежных приходов характерна какая-то активная общинная жизнь, культурная деятельность. Там проводятся всякие народные фестивали, этнические праздники, распродажи, как это любят устраивать американцы: так называемые «гаражные распродажи» – garage-sale. Но здесь есть и свои издержки: Как только культурная жизнь начинает преобладать над духовной – активность прихода моментально снижается. Мало того, снижается и численность прихожан! В то же время знал я несколько священников – чистокровных американцев, которые очень строго следили за духовной жизнью своих чад. И их приходы росли! Или вот у нас был соседний приход, Покровский, принадлежал Зарубежной Церкви. Там настоятель очень строго следил за духовной жизнью – и приход там просто процветал. На Пасху 400 – 500 человек приходят. И это в глубинке Америки!
Конечно, это район Сан-Франциско, там все-таки заметно русское присутствие, но тем не менее учитывая, что 95 % приехавших русских – они вне Церкви: 500 человек для русского зарубежного прихода это очень много.

Любой батюшка на американском приходе, чтобы привлечь прихожан – должен заниматься еще и миссионерством. Что мы, например, делали? Мы организовали субботнюю школу – это очень распространенное явление в США. То есть у нас были такие классы для детей всех возрастов с преподаванием русского языка, русской культуры, истории и, конечно, Закона Божьего, – но в отличие от воскресной школы программа этих классов не замыкается на конфессиональном элементе.
Получается такой вот полноценный школьный день, с половины девятого до половины третьего. Дети может ходят и не всегда с большой охотой, но все-таки приходят, потому что видят здесь своих сверстников, играют… И пусть многие из них говорят между собой уже только по-английски, но они обретают друзей! В семье культурное наследство все равно ведь русское: русский образ жизни у родителей, русский образ мышления во многом, по крайней мере, внутри семьи. Едят они там те же самые борщи, котлеты, и чисто внешне, проводят время, как проводили его в России.

— В США действуют храмы сразу нескольких православных юрисдикций?
— В районе т.н. «большого Сан-Франциско» – то есть в Сан-Франциско и пригородах –насчитывается примерно около десяти только русских православных храмов; а есть еще греческих пять-шесть, несколько сербских, пара болгарских. Для штатов это очень много. От Сан-Франциско до Сан-Хосе при хорошей дороге, когда нет пробок – за час можно доехать, и вот на этой площади около двадцати православных приходов!
Везде есть свои национальные черты, но существенно практика не различается – у всех примерно одинаковые тенденции. В духовном плане это, как правило, все та же оппозиция: строгость или расслабленность, вот, в общем, и вся разница. А греческий это приход, или румынский, или это русский приход – существенной разницы нет.
Правда, греческие, румынские, болгарские и сербские приходы более национально ориентированы. Хотя те же греки сейчас осознают, что необходимо быть более открытыми, и активно работают в среде американцев не греческого происхождения, ведут какую-то миссионерскую деятельность. Им даже как-то легче делать это чем нам, потому что у американцев сохраняется некий пиетет перед демократическим и культурным наследием Греции, это присутствует в американской культуре, и поэтому греки им не совсем чужды. В греческий храм американцу прийти как-то легче, чем в любой другой.

Языковой принцип тоже сейчас не играет принципиальной роли. В Американской Церкви 97% – это англоязычные приходы. Русскоязычных осталось совсем немного, только в Калифорнии и на востоке, в районе Нью-Йорка и Нью-Джерси. Есть еще примерно 30 приходов Московской Патриархии, но некоторые из них уже также стали англоязычными. Это немножко странно поначалу, когда заходишь в храм, где вроде все иконы русские, и даже русская архитектура, и вдруг служба по-английски… Некоторые от этого испытывают шок! Особенно церковные люди, но через какое-то время английский язык уже не удивляет: когда начинаешь жить в стране быстро «набираешь» язык, и уже английский не воспринимается как что-то странное.

Что же касается Зарубежной Церкви, то к концу 1990-х годов отношения здесь стали очень быстро налаживаться. Дело в том, что в 1990-е годы из России приехало только по официальным данным около пятидесяти тысяч человек: на работу, кто-то эмигрировал, кто-то по туристической визе остался. Пятьдесят тысяч официально – а неофициально еще больше, Водительские права, которые здесь являются достаточным удостоверением личности, получить может фактически каждый. Для поездки за границу нужны, конечно, паспорт, нужен вид на жительство, а внутри страны, если ты имеешь водительское удостоверение – этого достаточно. Там еще есть, у нас это называется ИНН, а у них – SSN, Social Security Number, номер социальной службы. Получает его каждый, кто приезжает туда, это чисто регистрационный номер. Если вы легально находитесь в стране, то вы по нему можете получать какие-то льготы, и его указывают при приеме на работу. То есть человек может жить годами в Америке, по нашим понятиям – без документов, и таких очень много, и они тоже являются контингентом, приходящим в храм.
А так как основная масса русских приходов в Америке – это русские приходы Зарубежной Церкви, они пошли туда. Они просто изнутри поменяли Зарубежную Церковь в какой-то мере, и, по моему мнению, сильно повлияли на то, что отношения наконец-то наладились. Приезжали церковные люди, и зарубежные батюшки просто увидели, что это нормальные прихожане, и более того – благочестивые, и даже более благочестивые, чем потомки их прихожан. Многие батюшки говорили: да, на нас очень повлияло, что приезжали такие вот благочестивые верующие из России. Ну и естественная логика тут: раз верующие хорошие, значит священники хорошие, хорошие священники – значит, хорошие епископы, и беспокоиться, значит, не о чем. К концу 1990-х годов просто уже назрела необходимость активного процесса воссоединения наших Церквей; а личные отношения у нас всегда были хорошие. Когда я приехал – начал с контактов с батюшками из Зарубежной Церкви, и у нас были вполне нормальные отношения.
Когда у власти в РПЦЗ был митрополит Виталий (Устинов), он педалировал тему различий и немножко нагнетал истерию в отношении к России, и опять же, в известном политическом плане. А когда он ушел, сразу все очень быстро стало становиться на свои места. Ныне покойный митрополит Лавр был очень духовный человек, монах, живший не политическими, а именно духовными интересами. Я думаю, что для него политика не имела особого значения, тем более, что много было надуманного, много было дезинформации по поводу Русской Церкви.

Кафедральный Собор иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость» в Сан-Франциско

— Почему вы решили вернуться на родину?
— По большому счету мы и когда уезжали, думали, что вернемся через год–два. Но жена тогда только защищала PhD, работа над диссертацией затянулась. В 95-ом она посетила Харьков, вернулась и сказала, что возвращаться по сути некуда, что работы там нет – на Украине было еще сложнее, чем в России!
В первую очередь вернулись мы ради детей. В Штатах практически невозможно получить приличное образование. Американские школы, конечно же, есть хорошие, но они все стоят огромных денег, а такого, чтобы на приличном уровне была общеобразовательная школа – просто нет. Государственные школы в США не дают образования в нашем понимании, они больше занимаются неким общим «познаванием мира». Например, когда моя дочь ходила в третий класс, у них были уроки биологии. И вот два месяца она занималась тем, что наклеивала всякие деревья, лианы, вырезала обезьян там, попугайчиков. Я говорю: что это такое? – А у нас такой проект – джунгли. Я говорю: а что же вы узнали о джунглях? Она сказала, что в джунглях живут обезьяны, – девочке десять лет, да? – что в джунглях бывают дожди. И, в общем, все! Внешкольные занятия, кружки, – это все просто недоступно, там нет никаких «домов детского творчества», а частные уроки стоят запредельно дорого. Хороший учитель музыки может стоить сто долларов за урок – то есть за сорок минут.

Священник русской Церкви в США – это человек не богатый. Зарплату платит приход, сколько соберут прихожане столько и будет… Я вообще там не знал богатых батюшек. Поэтому многие священники в Америке работают: на полставки, на ставку. Я получал в месяц полторы тысячи долларов – это очень небольшие деньги, чтобы содержать семью.
Моя дочь сейчас учится в Регентской школе при Московской Духовной Академии, в Америке она на самом деле никакого образования не получила, на мой взгляд. Только нашими усилиями она знает хорошо русскую литературу, пишет неплохо по-русски, знает математику. Но биология, химия, физика – это все на уровне шестого класса. Причем она ведь брала по этим дисциплинам спецкурсы в колледже последние два года!
Уровень среднего образования крайне низок. Колледжем частично, как правило, уровень выравнивается, колледж – это бакалавриат, неполное высшее – и им часто все и ограничивается. А полноценным высшим образованием можно назвать только университетские программы, хотя это опять же, зависит от университета, есть широкая шкала университетов, и есть университеты, которые если вы закончите – то вас никуда не возьмут. В нормальном университете очень серьезные программы и очень серьезные курсы.

Русское образование – более фундаментальное, более широкое. И, к слову сказать, до сих пор если большинство средних российских студентов посадить в американский ВУЗ – они там будут отличниками, ну во всяком случае на младших курсах.
Как пример – российские программисты. В начале двухтысячных, когда произошла вся эта история с башнями – начался сильный экономический спад, буквально в течение года очень много фирм, особенно в сфере хай-тека, позакрывалось. И мне ребята говорили, что когда начали закрываться фирмы, сначала выгоняли китайцев, потом увольняли индусов, потом увольняли американцев, и оставляли последними русских. У меня даже был смешной случай такой: один мой прихожанин работал в большой фирме, которая занималась, кажется, цифровым радио. Там было несколько отделов, работало много русских, китайцев, всех. Как-то приходит и говорит: батюшка, нас по всей видимости, всех поувольняют! И потом он каждый день приходил и говорил: вот, сегодня уволили такой-то отдел, а сегодня такой-то.
В конце концов из ста с лишним человек в этой фирме осталось только десять: американец-начальник, его секретарша-американка, пять русских и еще два или три американца. Он опять приходит и говорит: батюшка, у нас завтра будет последняя реорганизация. Нас покупает какая-то фирма, приезжает новый босс, и будет завтра решение. Я говорю, давайте помолимся, и мы отслужили молебен. В общем, приехал этот босс, уволил американца начальника, уволил секретаршу, уволил еще двух американцев, оставил только одного, и всех пятерых русских оставил! Это такая живая иллюстрация того, что наше образование очень высокого уровня.

— Вы теперь служите в Москве, чем российские прихожане отличаются от американских?
— Политизацией. В Америке вообще политикой никто не интересуется, в том числе и русские. Когда было разделение Зарубежной и Русской Церкви, были, конечно, обсуждения, разговоры, но это никогда не выливалось в какие-то дискуссии, баталии, обсуждения судеб России, гибели империи – это никого не интересует. На самом деле американская жизнь – сугубо провинциальная, трудовая такая, и в лучшем, и в худшем смысле.
По сравнению с российской – жизнь в Америке очень однообразная. Там, например, две недели отпуска – это все, что вы можете себе позволить. Люди там очень много работают, чтобы содержать семью, оплачивать бесчисленные кредиты на машину, дом, одежду, бытовую технику. Американцы – они work’оголики, но не потому, что любят работать, а потому, что они хотят жить цивилизованно и хорошо, ни один американец не может пожертвовать этим. Отпуск три недели в Америке – это почти нонсенс, даже самый великий босс себе не может этого позволить. Две недели, и все! Я знаю американцев, которые приехали в Россию. Они остались здесь, потому что им жить здесь интересней, чем там. За одно лето проведенное в России мы получили столько новой информации и впечатлений, сколько не получили в штатах за все время. Меня спрашивают: ну где лучше? – Нельзя сказать «лучше», дело не в «лучше», это же не определяется материальными критериями! Духовность здесь, в России совершенно другая. Есть что-то такое, что очень сильно в духовной жизни влияет на тебя, это заметно. Благодать чувствуется. А материально… конечно же, здесь тяжелее. Поэтому нельзя сказать однозначно, где лучше. В Америке я скучал по России, здесь, в России, теперь иногда ностальгирую и по Америке.