На телефоне у доктора технических наук Ильдара Ибрагимова стоит новейшая разработка Google – приложение «Прямая расшифровка», для людей с нарушениями слуха. Оно распознает звучащую речь и выводит расшифровку на экран в режиме реального времени. «Эту программу я использую на работе, – говорит Ильдар. – Когда вокруг много людей, мне трудно воспринимать речь, и я включаю распознавание».
Ибрагимов знает, что приложение помог придумать такой же неслышайщий человек, как он – научный сотрудник Google Дмитрий Каневский. На вопрос, какое мобильное приложение он сам хотел бы создать для неслышащих, Ильдар отвечает: «Распознающее типы и громкость звуков с предварительным обучением. Например, сигнал конкретного дверного звонка».
А вот совершенствование кохлеарных имплантатов уже не имеет для Ильдара большого значения. «С имплантатом я буду слышать, но мне это не поможет, – говорит он. – Когда человек с детского возраста не слышит, не происходит мозгового восприятия звуков. Если я сейчас смогу услышать много-много звуков, то всё равно ничего не пойму». Тем не менее, слуховой аппарат у Ильдара есть – он его надевает, когда идет на концерт, чтобы чувствовать ритм. Постоянно не носит – начинает болеть голова.
Дактильная азбука
Общаясь, Ильдар Ибрагимов читает по губам собеседника. Его достижения в мире слышащих – защита двух диссертаций, работа в области прикладной физики (после Чернобыльской трагедии он решил заниматься безопасностью ядерных реакторов), преподавание и издание учебников, программирование – это во многом история любви к нему родителей. Увлечение наукой тоже досталось от них в наследство.
Марат Хаджи-Галиевич и Гузель Гумеровна познакомились в Обнинске – наукограде в Калужской области, где в 1954 году запустили первую в мире атомную электростанцию. Оба работали в Физико-энергетическом институте, занимались разработкой ядерных реакторов. Ильдар родился в 1959 году.
Неладное родители заподозрили, когда сын не заговорил в положенный срок. Марат Хаджи-Галиевич даже уронил поднос у Ильдара за спиной – ребенок никак не отреагировал.
Когда мальчику исполнилось 2,5 года, его привезли на прием к известному сурдологу Елене Федоровне Рау, автору пособия «Воспитание детей с недостатками слуха в специальных яслях». Выяснилось, что глухота не врожденная – Ильдар потерял слух в 1,5 года из-за осложнений после отита. Слуховой нерв полностью атрофировался. Вариантов было два – учить Ильдара общаться жестами и овладеть дактильной азбукой или читать по губам.
Ел макароны руками – от голода
Сначала родители попробовали отдать мальчика в московский интернат, чтобы он потом смог влиться в среду неслышащих сверстников. «В понедельник рано утром мы с мужем привозили его из Обнинска в Москву, а в пятницу вечером забирали домой. Когда он понял, что его оставляют в интернате, это была трагедия, – рассказывает Гузель Гумеровна. – Он плакал, мы рыдали. А когда приезжал домой, макароны мог есть руками. Видно, там неделю голодал. Никто с ним толком не занимался, он стал забывать даже то, что знал». Через месяц с небольшим Ильдара забрали домой. Заниматься с ним стала Лидия Сергеевна Виноградова, родственница Елены Федоровны Рау, тоже сурдопедагог. Каждый четверг на протяжении четырнадцати лет Ильдар с мамой ездили к ней в Москву ставить звуки. А речь формировали дома сами родители.
В четыре года Ильдар уже умел читать, в пять лет – писал печатными буквами. И родители думали, как он пойдет в обычную школу, ведь спецшколы в городе не было. Нашли учительницу, замечательного педагога Надежду Николаевну Сизову, она взяла мальчика к себе сразу во второй класс. Ильдару тогда было шесть лет. Его посадили за первую парту, чтобы видеть артикуляцию речи учителя. «Все педагоги города приходили на него смотреть — не понимали, как это неслышащий ребенок пишет без ошибок, решает задачи, грамотно читает», – рассказывает Гузель Гумеровна.
Когда Ильдар учился в третьем классе, Гузель Гумеровна решила поставить ему английские звуки с репититором — на индивидуальные занятия в школе рассчитывать не приходилось. Преподаватели не делали поблажек особому ученику – он учился дома по книгам с родителями, а оценки получал за письменные работы. Тем не менее к концу школы стал любимым учеником у учителей по математике и русскому языку. Так Ильдар окончил обычную школу – в 16 лет. В аттестате у него были все пятёрки и одна четверка – по литературе.
Между художником и ученым
Мы встречаемся с Ильдаром и его родителями у них дома в Москве на Олимпийском проспекте. В 1975 году Марата Хаджи-Галиевича перевели на работу в столицу. Двумя годами позже переехали в Москву Гузель Гумеровна с Ильдаром – он к тому времени окончил два курса обнинского института атомной энергетики, филиала МИФИ. Чтобы поступить в МИФИ без справки, пришлось писать заявления Министру высшего образования Вячеславу Елютину и ректору МИФИ Виктору Колобашкину.
Научный путь Ильдар выбрал сам, хотя у него были способности и для поступления в художественный или архитектурный ВУЗы. В Обнинске окончил художественную школу.
«Вы помните, почему захотели стать не художником, а ученым?» – спрашиваю я Ильдара. «Трудно сказать», – отвечает он, старательно артикулируя. Чтобы понимать его мелодичную грассирующую речь, нужно настроиться – но уже через пару минут все становится понятно. «Я рос сомневающимся человеком. Наверное, у меня душа больше лежала к точным наукам, – говорит Ильдар. – Художнику надо быть свободным, раскованным. А я был очень стеснительным, замкнутым, любил читать книги, работать за компьютером».
Космос, ядерные реакторы и программирование
На последних курсах МИФИ декан порекомендовал Ильдара в Институт космических исследований РАН как «толкового студента». Его особенности никого не смутили: мол, ну и что, меньше болтать будет. Он защитил там диплом и проработал еще три года. А потом перевелся в институт атомного машиностроения — хотел заниматься не фундаментальной наукой, а прикладной.
Свою реакцию на главную экологическую катастрофу в истории нашей страны – Чернобыль – он помнит хорошо. «29 апреля 1986 года – именно в этот день газеты сообщили об аварии, лишь три дня спустя. Был настоящий шок, потрясение, ведь на атомных станциях устанавливались многоуровневые системы безопасности, которые были последовательно отключены. Я работал в это время в НИИ атомного машиностроения, и эти трагические события повлияли на мою работу, я стал заниматься безопасностью ядерных реакторов», – вспоминает он.
В 1990 году защитил кандидатскую диссертацию, собирался работать и дальше, но в это время науку перестали финансировать, и пришлось искать новую работу. Удалось устроиться программистом в банк.
Загорелся выучить жестовый язык, но понял, что на нем не с кем будет общаться
«Люблю путешествовать и фотографировать, побывал практически во всех странах Европы и на Восточном побережье США, мечтаю познакомиться с Японией», – говорит Ильдар уже в конце разговора. Наверняка и до Калифорнии когда-нибудь доедет, познакомится с Дмитрием Каневским.
Проведя всю жизнь в мире слышащих людей, Ильдар так и не интегрировался в среду неслышащих. «Я не там и не там, а посередине. Я неслышащий, но не вхожу в их круг. Там свой замкнутый мир. Они живут своей жизнью. Общаются на жестовом языке, а я его не понимаю. Два года назад загорелся идеей выучить жестовый язык, а потом понял, что мне не с кем будет на нем общаться», – говорит он. Ведь у него есть только одна неслышащая подруга, художник-модельер Галина Валиуллина, и она тоже предпочитает общаться с помощью чтения с губ.
Остальные друзья Ильдара – слышащие. Лучший друг Володя, с которым он познакомились 40 лет назад на конференции по физике плазмы, живет в Якутске. Еще один друг Искандер, с которым Ильдар дружит со времен работы в Институте космических исследований, работает во Франции. «Если бы вы не потеряли слух в детстве, как думаете, вы бы строили жизнь примерно так же, или что-то бы изменили?» – спрашиваю я на прощание. «Мне кажется, что я пошел бы по тому же самому жизненному пути, ведь вокруг меня все осталось бы прежним…», – отвечает Ильдар.
Фото: Павел Смертин
