| Александр Шморель в центре – в белом – изображен на алтарной иконе «Перенесение мощей святителя Николая» мюнхенского собора Новомучеников и Исповедников Российских |
В Центральном музее Великой Отечественной войны проходит выставка, посвященная группе немецких студентов «Белая роза», оказывавшей сопротивление нацистскому режиму путем организации собраний и распространения листовок. Среди членов группы, казненных в 1943 году, был православный христианин русско-немецкого происхождения Александр Шморель, причисленный в Русской Зарубежной Церкви к лику святых.
Выступая на церемонии открытии выставки, заместитель председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата протоиерей Всеволод Чаплин привел слова одного из предсмертных писем Александра Шмореля: «Поймите, смерть не означает завершения жизни. Наоборот, это – рождение, переход к новой жизни, великолепной и вечной»! История Александра Шмореля и других участников «Белой розы», по мнению отца Всеволода, учит нас тому, что люди, решившиеся противостать злу, могут одерживать победу даже тогда, когда по-человечески они бессильны перед лицом могущественного противника. «Доказательство этой победы, – подчеркнул выступавший, – есть тот факт, что мы сегодня чтим память отважных немецких студентов, а нацистский режим, казавшийся таким сильным, повержен и осужден. Пусть же эта духовная победа вдохновляет нас в нынешнее пасхальное время, равно как и во все дни нашей жизни, на добрые дела и на противостояние злу».
Источник: Победа.ру
Письмо написанное в заключении Александром Шморелем подруге из Гжатска.
«Милая Нелли!
Раньше, чем мы все думали, мне было суждено бросить земную жизнь. Мы с Ваней и другими ребятами работали против немецкого правительства, нас поймали и приговорили к смерти. Пишу из тюрьмы. Часто, часто я вспоминаю Гжатск! И почему я тогда не остался в России?! Но все это воля Божья. В загробной, вечной жизни мы опять встретимся!
Прощай, милая Нелли! И помолись за меня!
Твой Саша.
Все за Россию!!!»
Если вы еще не побывали на этой выставке, у вас еще есть возможность это сделать самим (до окончания ее работы осталось меньше месяца) или посмотреть репортаж нашего фотографа Андрея РАДКЕВИЧА.
Публикуем материал совместного проекта издания «Татьянин день» и журнала «Мы в России и Зарубежье» о немецких студентах, восставших против богоборческого режима Гитлера:
Белая роза
В день шестидесятилетия конца Второй мировой войны на Мюнхенском кладбище «Перлахер Форст» собрались представители 12 народов вместе с премьер-министром Баварии, чтобы почтить память похороненных там людей: военнопленных, вывезенных на принудительные работы, умерших вдали от родины, павших жертвами национал-социализма. Прошли и к могилам участников «Белой розы» — немецких студентов, восставших против Гитлера. Они желали конца Второй мировой и не дожили до него… Не дожили, потому что боролись за истину и за свободу совести в стране, угнетаемой богоборческим режимом. Острее всего это чувствовал Александр Шморель, ибо он болел душой не только за Германию, но и за воевавшую с ней Россию, которая находилась под не менее страшным игом большевизма. Как личную трагедию переживал он тот факт, что народы этих двух стран уничтожают друг друга. О нем и о его друзьях, которые предпочли умереть, лишь бы не идти против своей совести, и узнает читатель этой статьи.
«Белая роза» не была организацией в полном смысле слова — создать организацию в те времена было вообще невозможно — она представляла собой группу единомышленников, которых связывала личная дружба и готовность сопротивляться режиму.
Двадцатые годы. Адольф Гитлер в пивной
Генерал Лудендорф и Адольф Гитлер перед процессом по обвинению в государственной измене. 1924 г.
Сожжение книг 19 мая 1933 г., 23-30
Слева: студенты в униформе штурмовиков
Справа: марш памяти «старых борцов»
Слева: «Библиотека открыта ежедневно с 12 до 20 часов. Евреям вход воспрещен!»
Справа: Украинская женщина перед своим горящим домом
кадры военной фотохроники
кадры военной фотохроники
16 сентября 1917 года в городе Оренбурге у врача Хуго Шмореля и его супруги Наталии Петровны Введенской, дочери православного священника, рождается сын. Крестят его в Православие с именем Александр. Шурику всего лишь год, когда Наталья Петровна умирает от тифа, и отец находит ему няню, Феодосию Константиновну Лапшину, а спустя два года женится на оренбуржанке немецкого происхождения, как и он сам. Во время гражданской войны семья Шморелей покидает Россию и поселяется в Мюнхене, столице Баварии. С ними едет няня Феодосия, превратившаяся по документам в их родственницу, Франциску Шморель. Она и воспитывает Шурика в православной вере, так как остальные члены семьи, включая младших братика Эриха и сестричку Наташу, католики.
Александр же посещает уроки Закона Божия при русском православном приходе святителя Николая, а на уроках религии, обязательных в баварских школах, отказывается совершать крестное знамение по-католически, несмотря на строгие замечания учителя. Еще в школе, реальной гимназии, он дружит с Кристофом Пробстом, который начинает интересоваться русской литературой и изучает русский язык.
Семья Шморелей. Слева – напрво: Александр, Гуго Карлович, Елизвата Егоровна, Наташа, Эрих
На лекции в мюнхенском университете, 1940 г.
Ганс Шоль и Александр Шморель
Слева: Александр Шморель, сентябрь 1940 г.
Справа: Александр Шморель и Кристоф Пробст
На Восточном фронте, лето 1942 г. Слева – направо: Губерт Фуртвенглер, Ганс Шоль, Вили Граф, Александр Шморель
После окончания гимназии в 1937 году он вступает в рабочие отряды. Тогда он начинает понимать, что увлекшая его, как и большинство его сверстников, идея народного возрождения в том виде, который предлагают национал-социалисты, неприемлема. Тем не менее он еще два года вынужден оставаться в армии, где внутренне страдает от насилия над человеческой личностью. Ради возможности уйти в отставку Шурик поступает на медицинский факультет сначала в Гамбурге, потом в Мюнхене.
В университете он знакомится с Хансом Шолем, который, как и он, убедился в несовместимости нацистской идеологии с развитием свободной души, духа и совести. Между ними завязывается тесная дружба, к которой примыкает и Кристоф Пробст. Друзья увлекаются самыми разными видами искусства: рисованием, скульптурой, музыкой, поэзией. Читают и обсуждают книги религиозно-философского содержания. Круг единомышленников постоянно расширяется. С кем-то Алекс, как его называют немецкие друзья, знакомится в художественной студии, кого-то они встречают на концертах. Одним из таких знакомых становится профессор Курт Хубер, известный своими критическими высказываниями в адрес режима. Все больше общаются и с Вилли Графом, также студентом медицины, который серьезно занимается музыкой. В своем кругу эти молодые люди находят отдушину от угнетающей атмосферы войны и диктатуры, но вместе с тем растет чувство необходимости действовать. Действовать против внешнего разрушения страны безумной войной и внутреннего разложения людей, искалеченности ума и совести. Когда Ханс Шоль находит в своем почтовом ящике листовку с проповедью католического епископа, открыто выступающего против нацистов, у него рождается идея именно листовками призывать людей к сопротивлению. Зная, на какое опасное дело они идут, Ханс с Александром не сразу привлекают к нему друзей. Особенно опасаются они за Кристофа, у которого к тому времени уже двое детей.
«Самое недостойное для культурного народа — это без сопротивления позволить управлять собою клике безответственных властителей, преданных темным страстям…» — так начинается первая листовка. Ее рассылают по почте наугад или же просто бросают в почтовые ящики. Когда некоторые экземпляры попадают в руки друзьям, те по стилю листовок быстро догадываются, кто их авторы. Вилли активно подключается к производству листовок, которые печатают на пишущей машинке и размножают на ротаторах, купленных Александром. Помогать хочет и младшая сестра Ханса, Софи. Весной 1942 года, поступив в Мюнхенский университет на биологию и философию, она поселяется у брата и быстро осваивается в кругу его друзей и становится одним из самых активных членов «Белой розы». 27 июля 1942 года она пишет подруге: «Ханс на прошлой неделе попал в Россию со всеми остальными, которые в течение прошедших недель и месяцев стали мне друзьями». До отъезда студентов-медиков на восточный фронт они составили и распространили еще три листовки, в которых сопротивление называют «святейшим долгом всякого немца». «…Своим апатичным отношением к этим темным личностям ты даешь им возможность так действовать, ты терпишь это «правительство», которое несет такую безмерную вину, да ты же и сам виноват, что оно вообще могло возникнуть!…» — пишут они во второй листовке. В последней разосланной до отправления на фронт листовке особенно ярко выражается христианский настрой студентов: «Может ли быть, так спрошу у тебя, тебя — христианина, может ли присутствовать в этом поединке за сохранение твоих высших ценностей какая бы то ни было нерешительность, игра интриг, оттягивание решения с надеждой, что кто-нибудь другой за тебя поднимет оружие, чтобы тебя защитить? Не дал ли сам Бог тебе силу и мужество для борьбы?»
Для Александра поездка в Россию означает встречу с любимой родиной, которую он покинул в трехлетнем возрасте. Теперь он открывает Россию и своим друзьям: Хансу, Вилли и Хуберту Фуртвенглеру. Вилли пишет об этом в письме 29 августа 1942: «…Один из нас, тоже медик, прекрасно говорит по-русски, так как он родился здесь (…) Он впервые с тех пор видит эту страну, да и мне открывается многое, что было до того неизвестно или по меньшей мере непонятно. Часто он рассказывает нам о русской литературе, с местными жителями у нас совсем другие отношения, чем если бы мы не могли объясняться. Уже часто мы пели с крестьянами и слушали их чудесные, старинные песни. При этом немного забывается все грустное, что часто приходится видеть».
После трехмесячного пребывания на фронте студенты возвращаются в Мюнхен. Они расширяют поле деятельности, устанавливают контакты с подпольными организациями в других городах Германии. После поражения немецких войск под Сталинградом восстание народа и свержение гитлеровской «шайки» им кажется настолько реальным, что они продумывают политическую концепцию для свободной Германии. Помимо распространения по всей стране пятой листовки, «Воззвания ко всем немцам», Александр, Вилли и Ханс под покровом ночи рисуют огромные пароли на стенах университета и на асфальте проходящей перед зданием широкой улицы:
Сопротивление
Справа: Кристоф Пробст с сыном Михой, лето 1942 г.
Слева: Вили Граф – фотография для паспорта, 1928 г.
Справа: Курт Хубер, 1942 г.
Ганс Ляйпельт, 1939 г.
Мария-Луиза Жан, 1943 г.
Ганс Шоль в анатомическом зале с другом Энно фон Бресслером, 1939 г.
Софи Шольс младшим братом
Софи Шоль рисует, лето 1938 г.
Рисунок Софи Шоль
Справа: Холл университета в Мюнхене
Слева: Гектограф, на котором размножались листовки
Распространение листовок на территории Рейха
Роланд Фрейслер, в 1942 – 45 гг. президент «Народного суда» (чрезвычайного суда для расправы с противниками фашисткого режима)
Камера смертников в мюнхенской тюрьме Штадельхайм
«Гитлер массовый убийца! — Долой Гитлера! — Свобода! Свобода! Свобода!»
На 18 февраля 1943 года готовится акция, которой суждено будет стать последней. «Студентки! Студенты! На нас смотрит немецкий народ! От нас ожидает он, как в 1813 разрушения наполеоновского, так в 1943 разрушения национал-социалистического террора могуществом духа». Это слова из листовки, экземпляры которой Ханс собирается разложить по всему зданию университета. С ним хочет пойти Кристоф Пробст, но двадцатидвухлетняя Софи настаивает на том, чтобы самой помочь брату. Она хочет таким образом избавить друга от лишнего риска, так как его жена ждет третьего ребенка. 18 февраля, когда Ханс и Софи Шоль пытаются выбежать из здания, где разбросали листовки, университет оказывается оцепленным. Их хватают и увозят в тюрьму. 22 февраля молодых людей приговаривают к смертной казни гильотиной, вместе с Пробстом, которого взяли днем позже. «Мои любимые родители!» — пишет в этот день Ханс, — «Я полон сил и спокойствия. Приму еще Святые Тайны и блаженно отойду. Дам еще прочитать себе 90 псалом. Благодарю вас, что вы мне подарили столь богатую жизнь…»
Через два дня после казни друзей дворник выдает спрятавшегося в бомбоубежище Александра. Уже несколько дней его фотографию печатали в газетах, его разыскивали как уголовника. Он пытался бежать с помощью знакомых русских эмигрантов в Швейцарию или скрыться в лагере русских беженцев в Австрии. Однако тяжелые погодные условия помешали переходу через Альпы. После ареста Александра в течение двух месяцев допрашивают. На допросах он подчеркивает, что действовал как русский и как православный христианин. При этом его Россия — не советская Россия. Он «больше всего хотел бы видеть исчезновение большевизма, но конечно не за счет таких важных областей, которые завоевала Германия…» Он заявляет, что полностью осознавал, какие тяжелые последствия могла повлечь за собой борьба с властью, что он может потерять жизнь. «Через все это я переступил, потому что для меня моя внутренняя обязанность к действию против национал-социалистического государства стояла выше этого». После того, как 19 апреля 1943 года суд выносит ему смертный приговор, равно как и профессору Хуберу и Вилли Графу, ему остается готовиться к загробной жизни, о которой он часто размышлял, еще будучи на свободе. Из камеры смертников, за одиннадцать дней до казни, он пишет своей сестре:
«…Ты, вероятно, удивишься, если я напишу тебе, что внутренне я становлюсь с каждым днем все спокойнее, даже радостнее и веселее, что мое настроение в основном лучше, чем оно было раньше, на свободе! Откуда это? Я хочу сейчас рассказать тебе обо всем: все это страшное «несчастье» было необходимо, чтобы наставить меня на правильный путь — и потому, на самом деле, оно вовсе не было несчастьем. Я радуюсь всему и благодарю Бога за то, что мне было это дано — понять указание перста Господня и через это выйти на правильный путь. Что знал я до сих пор о вере, о настоящей, глубокой вере, об истине, последней и единственной, о Боге? Очень мало! Сейчас, однако, я дозрел до того, что даже в моем теперешнем положении я весел, спокоен и обнадежен — будь что будет. Я надеюсь, что вы также прошли схожий путь развития и что вы со мной вместе, после глубокой боли разлуки, пришли к тому состоянию, чтобы за все возблагодарить Господа. Все это несчастье было необходимо, чтобы открыть мне глаза — но и не только мне, но и всем нам, всем тем, кого оно постигло — в том числе и нашей семье. Надо надеяться, что и вы также правильно поняли это указание перста Господня. (…)».
Рано утром 13 июля 1943 года ему объявляют, что настал день казни. Он призывает священника того прихода, в котором рос и который 50 лет спустя, по воле Божьей, построит кафедральный собор свв. Новомучеников и Исповедников Российских всего в нескольких десятках метров от его могилы. Отец Александр (Ловчий) исповедует и причащает его. В письме Александр прощается с родными и в пять часов вечера встречает смерть.
«Я перехожу туда в сознании, что послужил глубокому своему убеждению истине. (…) Немного часов и я буду в лучшей жизни, у своей матери, и я не забуду вас, буду молить Бога об утешении и покое для вас! И буду ждать вас! Одно особенно влагаю в память вашего сердца: не забывайте Бога!!!
Ваш Шурик».
Источник: Татьянин День
