Вообще-то мы собирались делать материал совсем о другом. На расстоянии Свято-Спиродоньевская богадельня представлялась чем-то средним между больницей и центром социального обслуживания. И складывалась картинка: румяные бабушки заняты рукоделием. Иногда к ним приезжают с концертами артисты.
Казалось, что основная проблема – чем занять человека, как модно сейчас говорить «третьего возраста». На месте оказалось – из восемнадцати нынешних насельниц хоть как-то самостоятельно передвигаться могут трое. Есть люди, способные отреагировать на события внешнего мира лишь слабой улыбкой, другие – не могут и того.
И тогда мы поняли, что проблема в другом: чем наполнить жизнь людей, находящихся почти на грани жизни, как их понять и…полюбить.
Когда цветок – событие
Рассказывает старшая сестра Свято-Спиридоньевской богадельни Ольга Иорданская:
– Раньше богадельня была в квартире, так что до переезда сюда насельницы вообще существовали в пределах своей кровати. А сейчас на завтрак, обед и ужин многие из них собираются вместе: их пересаживают в кресло, везут в гостиную, они видят других насельниц, другие помещения, сестер, общаются.
Для бабушек в таких нехитрых перемещениях – множество событий. Ведь когда человек перестает двигаться, он угасает.
Вот Анна Вячеславовна очень любит наблюдать. Зимой, когда гулять не возят, она сидит у окна и смотрит, что делается во дворе, как чистят снег. Когда у нас была стройка, она наблюдала за строителями, «охраняла мешки». Для нее это – дело, а значит, насыщенная жизнь.
А когда мы жили на Шаболовке, она просто сидела в кровати. Для сестер так, конечно, проще. Но здесь – радостнее, потому что человек, за которым ты ухаживаешь, живет более полной жизнью.
Двор, улица – это окно в мир. Все наши бабушки любят гулять. Как только погода позволяет – мы вывозим всех на прогулки. Сейчас во дворе делаем беседку, где можно укрыться от ветра. А беседка – это как маленькая дача.
У нас есть маленький сад, в котором мы сами посадили цветы. Как-то Варвара Кузьминична говорит одной из сестер: «Наташа, сорви мне этот синенький цветочек». Я пришла – она сидит с этим синеньким цветочком, слушает радио и говорит: «Люблю синий цвет». И кто знает, какие воспоминания оживают при этом в ее душе?
Чем заполнить день?
Конечно, до богадельни у бабушек была совсем другая жизнь. И кажется, что попав в новое место, с определенным режимом, человек в нем «потеряется», перестанет быть собой. Но оказалось, что именно распорядок, определенная последовательность действий для человека лежачего является спасительным. Главное – индивидуальный подход и творческое чередование «режимных мероприятий».
Рассказывает Ольга Иорданская:
– У наших бабушек есть свои увлечения, которые мы стараемся «обнаруживать» и поддерживать. Сейчас у нас читающих бабушек нет, а до этого жила Юлия Гавриловна, и книжки мы покупали специально для нее – она их поглощала. А когда ослепла, мы закачивали для нее книги на MP3-проигрыватель. И она слушала их до последнего своего дня.
Конечно, у человека, который читает, жизнь более наполненная. Смотришь вот на Анну Вячеславовну и кажется: как же ей тоскливо! Чем ей заняться? Она не читает, пробовали слушать книги – не любит. Правда, телевизор смотрит иногда, любит старые фильмы – «Анискина» или «Семнадцать мгновений весны».
А недавно вдруг с интересом посмотрела «Рабыню Изауру». Умоляла сестер: «Дайте еще одну серию!» И так до десяти часов вечера.
Но мы стараемся, чтобы телевизор бабушки смотрели дозированно. И не одно и то же – ведь кому-то может нравиться, а кому-то нет. У нас большинство – слабенькие, лежаче-сидячие, таких, кто может отстаивать свою точку зрения, и нет. Есть бабушки, которые любят музыку, оперы, передачи по «Культуре», фильмы про монастыри.
Но занятия мы им стараемся постоянно менять: например, несколько дней фильмы смотрят, а потом несколько дней только радио слушают.
О злостных нарушителях
Проблема режима может обернуться и другой стороной. Оказалось, сложнее всего сестрам общаться именно с самыми подвижными обитателями богадельни. Режим им очень нужен – но попробуй убеди!
Ольга Иорданская:
– Ходячих у нас двое, один из них Илья Данилович, с ним очень сложно. В свои почти восемьдесят он активный, любит побалагурить, сажает в саду цветы, в прошлом году даже сам копал грядку под гладиолусы. Но он хочет жить дома, а с его проблемами это совсем невозможно. Бывает, он падает в обморок, а очнувшись, не помнит, где он, и как выйти из помещения. После курса сосудистых препаратов память возвращается.
И он живет в своем ритме, ни на что другое его не перестроишь. Например, если он решил, что должен есть только два раза в день – ничего ты с ним не сделаешь! Он сам ходит на ходунках: может выйти на улицу. В прошлом он – лыжник, так что зимой одевает лыжный костюм и гуляет. Мы это приветствуем, но нужен глаз да глаз.
А недавно у нас появилась дама в розовом, которая дома жила как Бог на душу положит. И теперь у нас с ней… это даже нельзя назвать борьбой, потому что она все время выходит победительницей. (Смеется).
Она может умываться пять часов или четыре часа есть. Поэтому завтрак переходит в обед, а обед случается ближе к ужину.
При этом общаться с ней легко – ей нет семидесяти, она очень активный человек, любит поговорить. Но к нам она поступила с трофическими язвами, которые образовались как раз из-за того, что она жила, как получалось. И теперь мы пытаемся ввести ее в рамки, но постоянно натыкаемся на: «Я еще не успела, я еще не готова», а ведь сестры заняты с другими, они не могут стоять над ней одной. Вот и получается – она лишает себя жизни, потому что ей некогда посмотреть телевизор, почитать, чего ей на самом деле хочется.
Зачем нужен концерт, который…не помнят
Ольга Иорданская:
– А еще у нас часто бывают концерты – бабушки и сами участвуют – стихи читают, и просто смотрят-слушают. Мы заметили, что после таких концертов у них очень повышается настроение. Кто может, потом обсуждают, делятся впечатлениями, конечно, каждый в меру сил.
Есть ведь и такие, чье сознание совсем слабое, но и им нужны новые впечатления.
Ведь мы не знаем, что там у человека происходит внутри. Невозможно же жить в комнате с белыми стенами, в полной тишине и с закрытыми окнами. Тогда получится – люди живут просто в ожидании своего конца. А важно, чтобы было то, что питает душу.
Стены в богадельне и правда не больничные, а в симпатичных цветных обоях, в каждой комнате – разных. На всех окнах – пестрые шторы, подобранные под обои, тоже разные. Часть – заказывали, а еще часть – из ткани в веселый розовый цветочек пошили сами сестры. Такие окна создают уют, даже несмотря на больничные функциональные кровати на колесах.
Про одну из спящих бабушек мне говорят: «Авиалина Андреевна, наша балерина. Она танцевала очень долго, потом преподавала в ДК. До сих пор пытается всех поднимать на подвиги: «Надо худеть!» или «Надо работать! Вы где работаете?» Иногда рассказывает, что танцевала в Большом театре, но вот этот момент точно мы не можем установить до сих пор – Авиалина Андреевна временами у нас фантазерка.
Достоверно известно, что была она членом Союза художников, и поэтому, кроме квартиры, у нее была студия, где она работала и жила. А потом оказалось: квартира была неправильно оформлена, и ее заняли чужие люди. Когда попросили освободить студию, Авиалину Андреевну приютили бывшие ученики, у них она прожила два года.
На стене над кроватью – подборка специально переснятых фотографий, на верхней молодая Авиалина Андреевна танцует в шопеновской пачке. Маленькая старушка под фото сладко спит и, наверное, видит во сне Большой театр.
Просто атмосфера действует
– Как наладить отношения между сестрами и бабушками, как сделать, чтобы сестры в любой лежачей бессловесной бабушке видели человека, а не «объект по уходу»?
– Да у нас как-то все это само собой делается. Вот приехала новая бабушка, я смотрю на нее: совершенно непонятная, неконтактная. Посадить ее невозможно: она откидывается назад и сопротивляется. А через некоторое время сестры уже с ней обнимаются, и видно – ее любят.
– То есть это бабушки сами как-то постепенно понимают, что их тут любят – и потом налаживаются какие-то личные отношения?
– Просто у нас заведены определенные правила, и сестры по ним работают. Например, очень подробно прописаны все гигиенические процедуры. И получается – сестра проводит с бабушкой очень много времени. И когда ты начинаешь так заниматься с человеком, в любом случае возникают отношения.
Разговаривать, как-то специально общаться с бабушками во время этой работы наши правила не требуют, но сестры все равно разговаривают. В сестринских училищах, например, учат сначала проговаривать все манипуляции, которые ты делаешь с человеком, даже если он сам не говорит, даже если не понимает тебя. Ведь мы не знаем, что воспринимает душа. Если ты не просто быстренько что-то для галочки сделал и ушел, а общаешься, отношения складываются независимо от того, есть ли у человека речь.
У нас, например, есть бабушка, которая очень любит целоваться. Если ты пришел, с ней обязательно нужно поцеловаться, и лучше не один раз, а три.
А если не поцеловался, значит – что-то не то.
– Как-то меняются люди, когда они попадают к вам?
– Оттаивают. Характеры очень у многих меняются. От общей обстановки.
Кошка – рисунок на кухонной мебели, есть еще ласточки и цветы – специально выбирали веселую мебель
– Вот привозят чужого старика. И его, кроме помыть и покормить, надо любить. А он, может, злой и неприступный.
– Ну, как любить всех, это я не знаю. Это трудно. Иногда легко. Некоторые не дают себя любить – так ведут себя. Бывают люди со сложными характерами – подозрительные, начинают говорить сестрам что-то обидное. Человек приходит с багажом жизни, мы же не знаем, какие сложности там были.
Бывает, что сестры плачут.
Вот жила у нас Юлия Гавриловна, очень тяжелая дама была. Такая, с советской закалкой, и считающая, что ей все должны, что она заработала, чтобы за ней ухаживали.
Она сама себя к нам положила: после инсульта жила с сыном, который выпивал и ее побивал. И она все звонила к нам и обговаривала, как ее положить – сколько из пенсии положено вычитать и так далее. В итоге ее побили, и к нам она попала через больницу святителя Алексия. Поначалу отношение к сестрам у нее было категоричное: она считала, что сестры должны делать все, что она хочет, а она будет делать, что посчитает нужным.
Это Наташа, драматическая история жизни которой стоит романа. Она живет автономно, но в богадельне
В таких случаях я стараюсь с девочками переговорить и вместе найти какой-то выход.
Но иногда бывает так, что сестра на время перестает работать с трудным человеком – другого выхода нет.
Сестры ведь тоже могут устать и им нужно восстановиться.
Через общение с трудной Юлией Гавриловной прошло несколько сестер, иногда они выпадали на месяц – дежурили с другими, но не брали ее. Ни с кем другим у нас такого не было.
Но все постепенно исправляется само собой. Она прожила у нас много лет, в том числе – два месяца здесь, в новом корпусе. Читала духовную литературу, благодаря ей научилась ладить с соседкой, с которой у них долго были натянутые отношения. Под конец она стала нам настолько родной, что, когда умирала, мы совсем не готовы были с ней расстаться.
С родными сложнее всего
– У многих пожилые лежачие родственники есть дома. И там ведь не сменишься, не отдохнешь от человека.
– Да, дома все в разы сложнее. Например, на руках моей мамы – папа в тяжелом состоянии, и бабушка с переломом шейки бедра. И это я могу все происходящее воспринимать спокойно, немного со стороны, а маме очень тяжело. Она обижается на бабушку, на какие-то ее высказывания: «Нет, это она не сейчас такая, а по жизни». Хотя бабушке уже 90 лет, и ничего сверхкриминального она не делает.
Нужно просто принять этого человека таким, какой он есть, но родственникам от усталости, от каких-то обид это сделать очень сложно.
И еще очень многие даже не подозревают, что за человеком можно ухаживать, на самом деле это не так сложно.
Допустим, у них кто-то заболел – и они пугаются, и сразу пытаются этого человека куда-то отдать. И не потому, что они такие жестокие, а просто не знают, как помогать, и что они, скорее всего, смогли бы.
Некоторые от своего неумения приходят в отчаяние, и винить их нельзя. Просто очень важно делать все правильно. А когда ты приходишь в отчаяние, то выбиваешься из сил, и тебе психологически сложно воспринимать ситуацию.
– А своим сестрам вы так и говорите: «Надо принять этого человека таким, какой он есть»?
– Ну, вот мы себя можем исправить? Это же крайне сложно! И это при том, что мы – молодые, мы что-то читаем, какие-то советы, ходим в храм, и у нас нет деменции. Что же мы хотим от человека, который уже прожил жизнь?
Помогает, – когда есть от работы хоть какая-то радость
– Но разве у сестер, которые приходят, никогда не было таких настроений: я должна помыть, покормить и отстаньте!
– У нас так заведено, что человек, попадая сюда, понимает: норма – это не когда все чистые и лежат. Норма – в движении, и это – единый заведенный ритм, в котором живут и сестры, и бабушки. Если в нем бывают сбои – значит, произошли какие-то чрезвычайные обстоятельства, например, кто-то сильно заболел.
Заставлять сестер мне не приходится, я уже говорила – они просто видят, как другие сестры делают, и стараются это усваивать. И мне кажется, невозможно это делать просто как обязанность, машинально, безлично! Хотя, нет, наверное, возможно. Но я не представляю. Например, если у тебя сорок человек – ты просто сойдешь с ума. И тогда будешь делать халтуру для галочки, просто чтобы к тебе проверка не пристала.
Хотя вот сейчас у нас есть проблема – работа сестер стоит очень недорого, и приходится набирать много бабушек, чтобы просто зарабатывать деньги, на которые можно было бы жить. Сестры очень устают, но такова реальность, ничего с ней не поделаешь.
Два молодых насельника богадельни – парализованы. Так сложилось, что некому за ними больше ухаживать
Вообще сестринское дело – это служение. Кстати, я видела и очень многих родственников, которые в подобной ситуации смирялись и буквально служили своим престарелым родным, самоотверженно и иногда – помногу лет. Некоторые бросали работу, оканчивали сестринские курсы, как-то устраивались с работой…
А дальше разговор у нас не клеится. За плечами Ольги – курсы сестер милосердия, духовник, любимое «Житие Елизаветы Федоровны» и тонко налаженный многолетним поиском и опытом порядок богадельни. Она искренне не понимает – как можно не заботиться и не любить. В здешней обстановке, почти семье, другие сестры просто не задерживаются. Но, наконец, и она находит рецепт:
– Надо позволить человеку получить от своей работы хоть какое-то удовлетворение. И тогда, пусть ты устал и выбился из сил, но ты сделал что-то – не всегда на пять, но ты старался и знаешь это.
Фото: Павел Смертин
