Колонка Владимира Берхина о том, что такое эффективность в благотворительности и чем она измеряется, а также как стоит и как не стоит представителю одного направления благотворительности говорить о работе других направлений?
Изображение с сайта subscribe.ru
Способность постоянно влипать в конфликты, на мой взгляд, говорит о человеке нечто положительное, хотя и постоянно создает самому человеку проблемы. Человек конфликтный, как правило, бесстрашен и энергичен, способен идти вперед, несмотря на трудности, в то время как тихони и соглашатели зачастую просто робки и не умеют настаивать на своем.
В российской благотворительности подобную славу человека резкого, храброго и целеустремленного стяжал себе за последние годы Митя Алешковский (признан в РФ иноагентом), руководитель проекта «Нужнапомощь.ру» (признан в РФ иноагентом), постоянно попадающий в разного рода в скандалы и конфликты. Когда-то на него писал заявление в прокуратуру Герман Пятов, потом Митя поссорился со своей соведущей по благотворительной радиопередаче «Чувствительно», громко заявил о том, что в России нет СМИ о благотворительности в присутствии коллег из «Филантропа» и «Милосердие.ру», а вчера был обвинен во лжи и практически во вредительстве президентом «Российского фонда помощи» Львом Амбиндером.
Суть нового конфликта примерно такова: Митя выступил на радио «Эхо Москвы» в программе «Дневной Разворот», где рассказал, что сейчас его проект «НужнаПомощь.ру» начал по просьбе фонда «Адвита» сбор средств для поддержки лабораторий НИИ ДОГиТ имени Раисы Горбачевой в размере 32 с небольшим миллионов рублей. И, разумеется, Митя не был бы Митей, если бы не сравнил этот сбор с проектами адресной помощи. По Митиным словам, возможно, просто плохо сформулированным, этот проект позволит выздороветь трем с половиной тысячам больных, в то время как если бы те же деньги были вложены в адресную помощь – число излеченных измерялось бы в лучшем случае десятками.
Лев Амбиндер (который, надо сказать, также имеет репутацию человека сложного) в ответ опубликовал на сайте «Эха Москвы» открытое письмо главному редактору радиостанции Алексею Венедиктову (признан в РФ иноагентом), в котором обвинил Митю во лжи. Он указал, что работа лабораторий – лишь часть лечебного процесса и даже будучи полностью обеспечены, они не дадут излечения 3500 человек, а лишь облегчат работу больницы и положение больных в одной частности, и что эта больница в 2014 году провела 288 пересадок костного мозга, на них потребовалось почти 400 млн руб. благотворительных средств», а значит «32 миллиона на 3500 больных – заведомый вздор». А также Лев Сергеевич посетовал, что «Российский фонд помощи» из-за рассуждений Мити получил репутационные потери в виде крупных жертвователей, оставшихся в недоумении.
Митя в ответ опубликовал длинный и довольно аргументированный текст на том же сайте «Эха Москвы» и у себя в блоге в Фейсбуке, настаивая, что без работы лабораторий лечение просто невозможно, сколько бы ни было больных. В комментариях развернулась обычная для российского интернета дискуссия с переходом на личности. Постепенно обобщаясь, дискуссия пришла к нескольким крайне важным теоретическим вопросам:
– что такое эффективность в благотворительности и чем она измеряется? Вот помощь, весьма важная, которую оказывает «Нужнапомощь.ру» – она эффективнее адресных сборов Русфонда или нет? Что вообще такое эффективность и неэффективность в нашем деле?
– как стоит и как не стоит представителю одного направления благотворительности говорить о работе других направлений? Вот обвинение в «неэффективности» – оно этично или не очень? Публичные разборки с намеками на личные обстоятельства – это нормально или так лучше не делать? Какова вообще должна быть критика?
Именно ответы эти вопросы я и попробую в общих чертах наметить. Это в любом случае правильнее, чем решать, прав Алешковский, Амбиндер или кто-то из комментаторов. И без того волна уже дошла до реакции в стиле «чума на оба ваши дома» и «два еврея денежки сердобольных лохов не поделили».
Начнем с эффективности. Благотворительность занимается, примем для простоты, спасением жизней. Однако жизнь – это не та вещь, которую можно считать чисто арифметически – так ее считают разве что генералы на войне. И даже они явно различают по ценности жизни солдат обученных от жизней новобранцев, мирных жителей от вооруженной силы и полезные смерти, ведущие к победе в сражении, от бесполезных, не приводящих к должному военному результату. Благотворителям эта методология не слишком подходит: для нас спасение жизни, по идее, ценно само по себе, а не как средство достижения каких-то иных целей.
Мы не можем сказать, что вот, человек эффективно потрудился, спас трех человек, а этот потрудился более эффективно, спас тридцать три человека, но одного при этом загубил (как сказал грубо один комментатор – «маме его расскажи про такую эффективность»). Жизни не перевешивают друг друга чисто арифметически: ну нельзя сказать, что в спасении одного человека меньше добра, чем в спасении пяти человек. Не говоря уже о факторе времени: длительный системный проект (строительство новой больницы, например) направлен на спасение жизней где-то там и потом, а адресная поддержка – на спасение здесь и сейчас.
И если кому-то кажется, что малочисленное «здесь и сейчас» не столь важно на фоне сияющих перспектив, то пусть прикинет, сколькими жизнями «здесь и сейчас» он готов за это расплатиться. А также подумает, чем его методология отличается от строительства грядущего всеобщего счастья на костях нынешнего поколения.
К ситуации угрозы жизни не очень применимы арифметические модели эффективности: больше денег – хорошо, меньше денег – хуже. Не всегда подходят и модели, связанные с перспективностью и экономией вложений: на спасении жизни экономить странно, ничего дороже жизни нет.
Благотворительность, с точки зрения оценки эффективности работы, более всего напоминает не бизнес, а, наверное, науку. Кто работает эффективнее: тот, кто всю жизнь разрабатывал одну сверхсложную теоретическую проблему, решение которой резко продвинет человечество на пути знания, или тот, кто создал три десятка полезных мелочей, которые просто делают жизнь людей удобнее, красивее и проще?
Примерно так же различаются системная и адресная помощь – как различаются фундаментальная и прикладная наука. Ну да, в фундаментальные исследования можно вкладывать безумные средства годами, а потом однажды получить качественный прорыв, которого никогда не дадут никакие прикладные изобретения. Но без прикладной науки усилия фундаментальных мыслителей останутся, скорее, в теории и на бумаге, ибо идеальные модели нуждаются в инженерном воплощении.
И хотя фундаментальные ученые и прикладные изобретатели способны конкурировать за ресурсы, они вполне понимают, что занимаются одним делом, и работают, в конечном счете, на общую цель: знание.
Вот и благотворительность работает на общую цель – гуманизацию общества, куда входит не только чисто финансовый результат, количество полученных лекарств или вылеченных людей, но и психологические эффекты, и культурные навыки людей, и еще многое, что невозможно посчитать. Например, фонд «Федерация» действительно оказывал немалую помощь многим больницам и социальным учреждениям, но делу благотворительности в России он оказал медвежью услугу, посеяв в сердцах многих людей сомнения в том, что помогать нужно и что фондам можно доверять. А если учитывать все его странности, – поющего премьер-министра, суды, скандалы, чехарду в кадровом составе, – то словосочетание «фонд Федерация» можно считать практически нарицательным для двусмысленных благотворительных начинаний.
Хотя помощь, повторяю, была оказана. Но сама по себе помощь – это не единственное на что работает благотворительность. Иначе нашим героем стал бы Робин Гуд, а не доктор Гааз.
Что же касается публичных разборок, наездов и ссор – то я в принципе против того, чтобы в таком эмоциональном и достаточно деликатном деле, как благотворительность, тем более – благотворительность с привлечением СМИ, которой занимаются и Алешковский, и Амбиндер, обращаться к суду толпы, призывать полки под свои знамена. Ибо сам формат открытого письма предполагает именно созыв виртуального митинга: «Смотрите все, как ко мне несправедливы!» Но подобное воззвание есть грубейшее нарушение прекрасного евангельского принципа – «Не давайте повода ищущим повода».
Российская институциональная благотворительность живет в окружении опасностей, причем, как «справа», так и «слева». С одной стороны, мы рискуем утонуть в море слез и разбиться на сто сорок миллионов адресных сборов частных лиц, паразитирующих на эмоциях публики, а с другой – взаимной критикой, политизированностью, клановостью, скандалами и двусмысленностями в принципе можно убить в согражданах желание поддерживать благотворительные начинания как таковые.
Нам нужно пройти каким-то образом между «да все они воруют, никому ничего не дам» и «выключаем мозг и раздаем деньги». Блогеры и любители жареных фактов только и ждут момента убедиться, что верить нельзя никому, а особенно – тем, кто упорно убеждает всех в своей честности. Нет ничего приятнее для толпы, чем поймать священника на богохульстве, героя войны – на трусости, а филантропа – на воровстве и дележке денег.
И лучшая интонация, с которой стоило бы нам между собой общаться в публичном пространстве – это не размахивание эмоциональными саблями «открытых писем», обвинений во лжи и неэффективности, а спокойный тон на грани, опять же, научного диспута, с максимальным абстрагированием от личностей.
Поймите, когда начинают обмениваться обвинениями люди, которые одновременно – таковы требования профессии – повсюду демонстрируют, какие они честные, это не помогает даже тому, кто в полемике выиграл. Если, грубо говоря, полицейский и пожарный напились и подрались, то ущерб нанесен имиджу государства, и неважно, кто из них победил в кулачном бою.
И да, в такой ситуации нам надо научиться друг друга терпеть и друг перед другом смиряться. Меньше рассказывать при посторонних, кто из нас неэффективен, кто из нас дурак, кто отчитывается плохо, чья работа бесполезна, кто за кого голосовал, а кто постом свинину ест. Да, подобная ситуация чревата тем, что мошенники или просто люди неразумные будут получать от публики свою часть внимания и денег, а все прочие благотворители не смогут этому помешать. Но, дорогие коллеги, скажите честно – а хотя бы один кейс, когда сообщество само смогло, грубо говоря, вычистить из своих рядов недобросовестных деятелей и лишить их поддержки общества – известен? Я вот не помню таких случаев.
Мы даже собственные ряды в чистоте не очень в состоянии поддерживать, этический кодекс придумать не сорганизовались, ни общих авторитетов, ни внятных принципов работы не сформулировали – ну какая нам публичная взаимная критика? Только кулуарные разговоры и мирное сосуществование. И без того нас половина населения считает ворами, а другая подозревает то же самое.
Героические усилия по просвещению народных масс, которые несут все, кто хоть немного «взлетел» – и «Русфонд», и «Нужна помощь», и «Добро.Мейл.Ру», и «Милосердие», и «Все Вместе» и все остальные – меняют мир очень, очень медленно. Не надо в этот процесс со скандалами влезать.
Не стоит кичиться своей финансовой мощью, медийным весом и влиянием на общество – надо учиться жить мирно и копить силы, нарабатывать авторитет отрасли и критическую массу поддержки. И ни в коем случае не портить жизнь коллегам, не умалять ничьих реальных заслуг, не переживать за то, что у кого-то жертвователей больше, и вообще не работать против своих, исключая разве что случаи какого-то исключительно уродства и глупости.
И последнее. В тексте Льва Амбиндера прозвучало в адрес коллеги по благотворительному цеху слово «конкуренция», применимое обычно к коммерческой сфере. И именно этого в особенности не следовало делать в ходе публичной дискуссии в нашей недавно еще социалистической стране. Для огромного количества наших сограждан, причем любых возрастов, конкуренция ассоциируется исключительно с действиями безнравственными, и уж точно совершаемыми исключительно ради денег или иной выгоды – с обманом, жесткостью, подкупом и другими издержками чересчур свободного рынка. Благотворительность же пока как отрасль, работающая на общее благо, сохранила в глазах общества образ хотя бы отчасти того пространства, где вместо конкуренции возможно единение и синергия.
Владимир Берхин; фото диакона Андрея Радкевича
Очень бы не хотелось, чтобы ревность о чужой славе, методологические разногласия или просто неумение договариваться или вести себя сдержанно перессорили даже и благотворителей между собой.
Ребята, давайте жить дружно.
