Ни высоких заборов, ни колючей проволоки, ни решеток на окнах, ни овчарок, ни надзирателей, ничего, что напоминало бы хоть отдаленно колонию или тюрьму. В Рукавишниковском приюте для малолетних преступников был сытный обед, теплая постель, всестороннее образование и интересная работа. Ради чего купеческий сын Николай Рукавишников отказался продолжать семейный бизнес? Как в центре Москвы появился приют для малолетних преступников? Об этом и многом другом в рубрике АрхМилосердие рассказывает Никита Брусиловский.
Дворянская усадьба: снести или приспособить?
Дом 30 на Смоленской-Сенной площади когда-то был дворянской усадьбой. Он принадлежал княгине Н.И. Несвицкой, которая приобрела его приблизительно в 1794 году. Построена усадьба была еще раньше, потому что на плане города 1775 года дом этот уже обозначен. Усадьба строилась или как минимум перестраивалась предположительно самим Матвеем Федоровичем Казаковым, выдающимся архитектором своей эпохи. Тем самым Казаковым, который возвел в Москве ряд церквей, в том числе храм Косьмы и Дамиана на Маросейке, комплекс в Царицыно (второй вариант после Баженова). Одним словом, строил усадьбу на Смоленской-Сенной площади архитектор, вошедший в историю Москвы как создатель ее облика перед пожаром.
Главный дом расположен чуть в глубине улицы. Перед ним был разбит небольшой палисадник. Флигели по бокам как будто фланкируют здание и выходят непосредственно на Садовое кольцо и Смоленскую-Сенную площадь. Дом построен в эпоху расцвета классицизма с обязательным портиком, коринфскими колоннами, роскошным фронтоном. Причем колонны здесь не просто равномерно поставлены, они сдвоены и стоят парами. Общий облик характерен для классической дворянской городской усадьбы того времени.
Дом переходил из рук в руки несколько раз. С шестидесятых годов XIX века усадьба уже не принадлежит дворянам. Дело в том, что после отмечены крепостного права дворянство беднеет. Начинается эпоха, когда оно уходит на второй план. И место лидера занимают предпринимательские слои, купечество. Естественным образом встает вопрос: а что делать с многочисленными дворянскими усадьбами в городе?
Усадьбы, конечно же, активно скупались купцами. Но не всегда отвечали запросам этого сословия. Поэтому кто-то, приобретая усадьбу, переделывал ее под свой вкус. А кто-то предпочитал вообще снести и выстроить новое здание, соответствующее тогдашней моде. Многие строили доходные дома, которые приносили владельцам серьезную выгоду.
В этом смысле повезло тем усадьбам, которые приобретались для благотворительных и образовательных целей и приспосабливались под школы и приюты. Интерьеры таких домов обычно хотя переделывались, но не радикально. Внешний облик здания оставался прежним и практически нетронутым. Старые комнаты усадьбы, например, в гимназиях использовались под учебные аудитории. Бальный зал превращался в зал актовый. Этим перестройки и переделки ограничивались. Здесь уместно вспомнить усадьбу Демидовых в Большом Толмачевском переулке, ставшую шестой мужской гимназией. Или Вторую мужскую гимназию на площади Разгуляй, в которой сейчас находится государственный Строительный Университет. Или дворец на Покровке – знаменитый дом-комод – тоже бывшее дворянское владение, превратившееся в гимназию. Так что размещение в усадьбе школы или приюта, означало для старинного дома – быть спасенным.
Так произошло с усадьбой Несвицкой на Смоленской-Сенной площади. В 60-е годы XIX века она перешла дворянскому Обществу трудолюбия, попечителями которого вскоре стали купцы Рукавишниковы: Николай, Константин и Иван Васильевичи. Чуть позже здание было выкуплено этой семьей. В 1870 году в него переехал исправительный приют для малолетних преступников.
Вопреки воле отца
Рукавишниковы были весьма значимой фамилией. Купцы первой гильдии, они не были москвичами. Происходили с Урала и являлись крупными золотопромышленниками. Глава династии – Василий Никитич Рукавишников – владел золотыми приисками в Перми. Как следствие, имел капитал и значит возможность жертвовать. Сама семья жила в Казани. Там и родились все трое сыновей Василия Никитича. В 1855 году Рукавишниковы перебрались в Москву, но это не означало, что они потеряли связь с Уралом и Пермью. Напротив, прииски сохранялись.
Сам Василий Никитич был человеком просвещенным, имел хорошее образование и такое же постарался дать своим сыновьям. В семье царил патриархальный дух. Купеческим, предпринимательским навыкам он обучил и своих детей. Его супруга Елена Кузьминична Рукавишникова, женщина набожная, прививала детям, в свою очередь, богобоязненность, воспитывала в них достоинство, добродетельность, внимательность к ближним, учила их состраданию. Это не единственный случай в купеческой благотворительной истории, когда именно женщины взращивали в детях – сыновьях и внуках – идеи добродетельной жертвенности. И впоследствии эти люди много занимались благотворительностью и создавали благотворительные учреждения.
Старший сын, Иван Васильевич Рукавишников, учился сначала в Московском Университете, затем переехал в Санкт-Петербург, где закончил горный институт. Он решил продолжить линию отца, став горным инженером. Позже поступил на гражданскую службу и дослужился до ордена св. Владимира 4 степени. Был уважаемым и состоятельным человеком. Для нас интересен тем, что купил себе дом на Адмиралтейской набережной, то есть в двух шагах от Зимнего дворца. Здесь, в весьма престижном месте Санкт-Петербурга, в собственном доме он открыл частную школу. Туда принимались разные дети, в том числе из небогатых семей. Так Иван Рукавишников в своих сыновьях воспитывал аскетизм и умение ладить с людьми разных сословий. Школа эта существовала и после того, как его собственные дети повзрослели. Он передал ее в государственное ведение и продолжал ежегодно жертвовать 37 тысяч рублей.
Средний сын Василия Никитича – Николай и младший – Константин остались в Москве.
Николай Васильевич учился в Московском университете на физико-математическом факультете, а потом в Горном институте. Предполагалось, что именно он продолжит семейный бизнес. Но неожиданно Николай увлекся идеями Общества трудолюбия. Тогда он посещал лекции профессора Московского университета, юриста Михаила Николаевича Капустина. Через него узнал о приюте, в котором Капустин был директором и попечителем. Николай, вдохновлённый идеями перевоспитания подростков, решил посвятить себя благотворительности.
Отец, Василий Николаевич, этим совершенно не был доволен. Нет, он не был ни жаден, ни скуп. Он рассуждал так: «Если ты хочешь помогать, то зарабатывай и жертвуй. Но зачем же этому посвящать свою жизнь?» в семье на некоторое время возник разлад, но Николай Васильевич стоял на своем. Он хотел заниматься приютом профессионально и всецело посвятить себя детям.
В результате, с 1870 года, когда Капустин как попечитель вынужден был оставить этот пост (он тогда уехал в Ярославль) Николаю Рукавишникову переданы бразды правления. Капустин увидел в нем талантливого молодого человека, деятельного и горячего. Так 24-летний Рукавишников стал директором приюта. В течение пяти последующих лет вплоть до своей смерти в 1875 году он будет главным попечителем, благотворителем, и идейным вдохновителем приюта. Приют стал делом жизни Николая Рукавишникова. Его энтузиазм и горение делом убедили семью и прежде всего младшего брата Константина Вальевича после скоропостижной и неожиданной кончины Николая не только не оставить приют, но продолжить начатое.
Перевоспитать малолетних преступников. Как?
Надо сказать, что положение детей, да и вообще положение тюремного заключенного до XIX века было незавидным, почти бесправным. Чего стоит один тот факт, что всех – и женщин, и детей, и стариков, и мужчин – всех вместе отправляли по этапу в Сибирь. Вместе и в одинаковых условиях без различия пола, возраста, состояния здоровья они содержались. О заключенных и осужденных абсолютно никто не заботился. Только в середине XIX века на волне филантропии судьба заключенных начинает попадать в поле общественного внимания. И здесь надо отдать должное доктору Федору Гаазу, «святому доктору» , как называли его современники, который посвящал все свое время и состояние на улучшение условий содержания заключенных. Именно он разработал безопасные кандалы, которые перестали до костей стирать кожу на руках и ногах. Он ходатайствовал об улучшении быта заключенных. На этой волне, во второй половине XIX века стали появляться и другие благотворительные организации, которые были призваны хоть немного облегчить участь заключенных, в том числе детей.
Так на частные средства нескольких дворян появился в 1864 году исправительный приют. Первую скрипку тогда в нем играла Александра Николаевна Стрекалова. Она создала «Общество поощрения трудолюбия» и идею трудолюбия положила в основу исправительной школы для подростков, которые «состояли под следствием или судом и подлежали после суда передаче на поруки, а также для детей, промышляющих нищенством». Будучи знакома с генерал-губернатором князем Долгоруковым, имея от него поддержку и одобрение, Стрекалова смогла не только открыть исправительный приют в Москве, но и ряд других благотворительных учреждений. Сама же стала достаточно известной благотворительницей своего времени.
Очень скоро бразды правления приютом Стрекалова передала Рукавишниковым. При них приют окончательно оформился как исправительное учреждение, как воплощение системы воспитания и заботы о малолетних правонарушителях.
На попечении двадцатичетырехлетнего купеческого сына Николая Рукавишникова оказалось тридцать подростков от 14 до 18 лет. Кстати, за сорок лет существования приюта их число возрастет в семь раз. Как правило эти подростки все-таки не были рецидивистами, скорее впервые провинившимися, которых, как считало общество, еще можно поставить на путь истинный и благословить. Благословить не только содержанием, сытой приютской жизнью, но и качественным обучением. Благодаря Рукавишникову в исправительном приюте появилась своя гимназия.
Внутри здание бывшей усадьбы было переделано. Исчезли парадные комнаты. Площади отводились не только под проживание призреваемых, небольшую гимназию, а также под мастерские и гимнастический зал. Зимой во дворе заливали каток. Учились дети много. История, география, закон Божий, русский язык и арифметика, черчение – вот не полный перечень общеобразовательных предметов в приютской школе. Они много и часто гуляли вместе с Николаем Васильевичем Рукавишниковым в московских парках, в Кремле, ходили на экскурсии. Мастерские, которые были созданы Рукавишниковым, были наряду с учебой и отдыхом еще одним инструментом перевоспитания. Здесь велось обучение труду. Помимо столярно-кузнечной мастерской, были сапожная, портняжная, брошюровочная, малярная и футлярная. Таким образом, обучение в приюте напоминало реальное училище. Кстати, в Музее меценатов и предпринимателей на Донской улице в Москве можно видеть прекрасный образец продукции рукавишниковского приюта, вырезанный из дерева руками подростков – комод.
Предтеча Макаренко
Николай Васильевич Рукавишников, как писали его братья, сам очень любил ручной труд. Он работал в мастерских вместе с воспитанниками, подавая им пример и постепенно разрабатывал собственные образовательные программы. Выражаясь современным сухим языком, то, что делал Рукавишников, можно было бы назвать разработкой программ адаптации подростков и предотвращения преступности. Дело в том, что в приют попадали не только сироты и нищие, но прежде всего подростки, находящиеся под следствием, либо осужденные, то есть преступники. И задача, которую видел перед собой Николай Рукавишников, состояла именно в том, чтобы вернуть детей к нормальной жизни, вернуть им утраченное понятие добра, попытаться приучить детей к труду и таким образом перевоспитать. И так, если не дать гарантию, то хотя бы повысить вероятность того, что выйдя из приюта, они не станут рецидивистами, а имея профессию смогут как-то себя реализовать.
Столярная мастерская
Каретная мастерская
Идеализирующий подростков и идеи трудолюбия Николай во многом был прав. И хотя много позже, когда его не стало, а приют был передан в государственное ведение, об этом заведении ходило много разных слухов. В том числе в предреволюционную пору говорилось о процветавшей там жестокости и эксплуатации детского труда. В целом, для сирот-подростков, рискующих погибнуть на улице, приют был все-таки спасением. А то, что его руководитель принимал живое участие в воспитании детей, находился и трудился с ними бок о бок, вдохновлял их собственной жизнью, рисовало определенные перспективы и детям и заведению.
Однажды в Москве побывал известный английский богослов и проповедник, декан Вестминстерского аббатства Артур Пенри Стенли. Как говорят, вернувшись в Англию, рассказывая о своем общении с Николаем Руковишниковым и его заботе о детях, он сказал: «Теперь я могу умереть спокойно, я видел святого человека».
Первый гуманист мира
Счастливый период в жизни приюта продолжался недолго, всего пять лет. Как-то после прогулки с воспитанникам на Воробьевых горах Николай слег с острой пневмонией и скончался через месяц. Ему едва исполнилось 29 лет. На панихиде воспитанники рыдали будто прощались с самым родным на свете человеком. Собственно, он и был сердцем приюта.
Безусловно, смерть Николая серьезно повлияла на жизнь приюта. Первые три года были самые тяжелые. Пожертвований стало существенно меньше. Младший брат Николая, Константин, не мог принять бразды правления в свои руки, также у него не было возможности вникать во все детали приютской жизни, как делал брат. Но и оставлять приют на произвол судьбы он не собирался.
Константин Васильевич решил перевести приют в государственное ведение, что и спасло положение. Организационной работой отныне стало ведать городское управление и соответствующее отделение при генерал-губернаторе Москвы. На тот момент им был Владимир Андреевич Долгорукий, не чуждый идеям благотворительности. Как говорят, тогда то, в 1878 году, приют и стал называться Рукавишниковским.
Конечно же, изменилась и атмосфера в приюте, ведь такого заботливого отца, каким был Николай, у приюта уже не было. Но нельзя сказать, что семья Рукавишниковых забыла о приюте. Напротив, он стал для семьи памятью о скоропостижно и трагически скончавшемся Николае. Константин, который кстати был одно время городским головой, считал долгом заботиться о приюте, остался его попечителем и продолжал на него жертвовать. Также он числился попечителем в Тверской полицейской части, в приходском попечительстве о бедных на Арбате, ряде других государственных и не государственных заведений. Куда-то он перечислял десятки тысяч рублей, куда-то скромнее. В общей сложности до 1915 года на Рукавишниковский приют им было пожертвовано полмиллиона рублей. Приют был визитной карточкой его благотворительности.
Приютский оркестр на торжественном шествии в честь 50-летия приюта
Находясь на посту городского головы в 1883-1897 годах, Константин инициировал созыв съезда представителей исправительно-воспитательных учреждений, где обсуждались, а впоследствии были представлены министру внутренних дел, поправки к закону о малолетних правонарушителях. В 1904 году Константин даже открыл филиал приюта на станции Икша. Этот приют уже был с сельскохозяйственным уклоном. Приучение к крестьянскому быту в новых экономических условиях и создание класса фермеров было тогда одной из популярных среди либералов XX века идей.
В 1885 году Константин уехал в Рим на Всемирный тюремный конгресс. Туда съехались представители всех европейских благотворительных учреждений, которые занимались социальной адаптацией заключенных. В рамках мероприятия в одном из залов Конгресса был открыт мраморный бюст Николая Васильевича Рукавишникова с надписью «Первый гуманист мира». Для Константина Васильевича это событие было сюрпризом и признанием европейской общественностью заслуг брата, да и его самого.
Здание приватизировано банком
Уже в 80-е годы здание стало тесным и приют расширили за счет пристроек с задней части усадьбы. Появились не только новые пространства для мастерских и жилых помещений, в 1879 году была освящена приютская церковь во имя святителя Николая Чудотворца. На ее строительство Константин Васильевич пожертвовал 30 тысяч рублей.
Вообще, это было особое время. На Балканах победоносно завершилась русско-турецкая война и это событие повлияло даже на архитектурную моду. Византийский стиль в России становится очень популярен. Целый ряд московских храмов перестроен, а в регионах заново построены, в византийском стиле, то есть с широкими куполами и мозаичными украшениями. Надо сказать, что до этого момента собственной церкви у приюта не было. Детей не так много и, видимо, обходились посещением ближайших приходов, таких как храм Живоначальной Троицы на Арбате. Как только приют переходит в государственное ведение, резко возрастает число воспитанников и появляется церковь, во имя святителя Николая Чудотворца. Вплоть до революции за каждой литургией воспитанники поминали Николая и его мать.
Число детей возросло, ужесточились и условия пребывания в приюте. Достигнув 18 лет и получив образование, ребята покидали стены приюта, освобождая места для других. Сами шли зарабатывать с помощью той профессии, которой овладели в стенах приюта.
Приют существовал еще пару лет после революции. В 1920 году он официально закрыт. Причин тому было много: прекратилось финансирование приюта; учительский совет упразднен и разогнан; в Москве голод и разруха Гражданской войны. А здание приюта, как это было принято, перешло под городские нужды. Сначала в нем разместилось профессиональное училище, потом оно отошло к МИДу. В 90-е XX века предпринимались попытки вернуть верующим храм св. Николая. Не получилось, потому что здание приюта вместе с церковью было приватизировано одним банком. В его ведении находится по сей день. Храм сохранился, но сегодня стоит без креста. Убранство и интерьеры уничтожены.
И хотя приют ликвидировали, малолетние преступники остались. Только размещались они теперь на территории Свято-Данилова монастыря. Как известно, здесь была организована самая большая и известная исправительная колония, существовавшая вплоть до 1983 года, пока монастырь не вернули церкви. Аналогичная колония была в Спасо-Андронниковом монастыре. Увы, так печально завершилась история этого замечательного приюта.
