Анклавы беспредела

Шок и бессилие омбудсмена

На прошлой неделе различные СМИ и блоги облетела фотография истощенного ребенка, сделанная в одной из детских больниц Петербурга.

Выяснилось, что 10-летний мальчик Илья Дувакин, запечатленный на фото петербурженкой Марией Карабановой, поступил в больницу из Павловского детского дома-интерната №4.

Илья в больнице сейчас

Когда в СМИ поднялся шум, мальчик из больницы исчез, а руководство интерната в лице директора Г.И. Племянниковой от общения с журналистами отказалось. Интернат закрыл все входы-выходы и занял оборону. Закрытое учреждение, имеют право.

Впрочем, у Павловского интерната есть вполне приветливый сайт, где для начала можно ознакомиться с деятельностью этого учреждения. Вот, например, что можно прочитать в разделе «Дети»: «В детском доме-интернате работает слаженный творческий коллектив, созданы благоприятные условия для проживания и развития каждого ребёнка. Вся работа с детьми подчинена воспитанию физических, трудовых, нравственных и эстетических качеств детей, которые способствуют коррекции их личности и социальной адаптации в обществе». Ну и так далее. Душа доверчивая могла бы и успокоиться.

Но дело в том, что интернат хоть и учреждение закрытого типа, «люди со стороны» туда все же время от времени проникают. В числе таковых за последний год отметились работники прокуратуры, волонтеры, а также и Уполномоченная по правам ребенка в Санкт-Петербурге Светлана Агапитова. И вот каковы ее впечатления:

«Условия, в которых дети сейчас находятся в ДДИ №4 нельзя назвать человеческими. Год назад, когда я впервые попала в отделение милосердия, где находятся тяжелые дети, увиденное там перевернуло мои представления о жизни». Корпуса интерната были построены еще в сталинские времена и сейчас находятся в плачевном состоянии. В потолке в буквальном смысле слова дыры, из которых льется вода. Не хватает туалетов, нет душевых для мытья детей (а здесь из 534 воспитанников 209 «тяжелые»), нет душевых для мытья колясок, помещений для хранения колясок тоже нет.

Нарушены все мыслимые санитарные нормы содержания больных детей – в комнате держат по 12-15 человек, на одного ребенка приходится по 2,5 квадратных метра. По нормам, в зависимости от возраста положено 6-10. Неходячих детей держат на втором этаже и, если потребуется срочная эвакуация, нянечки не смогут их спасти. Лифт, который построили волонтеры из общественной организации «Перспективы» на свои деньги, администрация эксплуатировать так и не стала, он отключен.

По словам С. Агапитовой, проблемы этого ДДИ хорошо знают в городе, но сделать ничего не могут. В Комитете социальной защиты города ей спокойно сказали, что в 2025(!) году на территории интерната будет построен новый корпус, отвечающий всем мировым стандартам. А чтобы раньше – денег нет.

Госпитальный синдром

Хорошо. Денег на капремонт нет, на строительство нового здания тоже. Даже на лифт не наскребли. Понятно. Есть дела поважнее – футбольный ЧМ и все такое. Но на еду-то могли деньги найти, вроде бы не в блокаду живем, чтобы детей доводить до крайнего истощения? Откуда в ДДИ взялись столь изможденные дети, объяснила Мария Островская, руководитель «Перспектив» . Проблема в том, что в этом, как и во многих интернатах, преобладает медицинская модель поддержки больных детей. Им сохраняют жизнь и борются за нее, используя лекарства.

При этом абсолютно не учитывается, что одного факта сохранения жизни не достаточно. Не менее важно обеспечить ее качество. Человек – это сложнейший психо-социальный феномен, ему недостаточно просто дышать и есть. Он не машина по перевариванию пищи. Даже очень тяжело больным детям нужна эмоциональная привязанность, тактильные ощущения, общение, смена зрительных образов, игры, прогулки.

У тяжело больных детей в ДДИ №4 ничего этого нет. 24 часа в сутки они обречены лежать в кроватках. И так всю жизнь. Поэтому единственное доступное им эмоциональное развлечение, которое они вырабатывают в себе инстинктивно, – срыгивание пищи. Они просто перестают ее усваивать. Дети, обреченные видеть только потолок над своей кроватью, тихо угасают: у них отключаются все жизненные функции и все заканчивается гибелью. Это явление описано в научной литературе под названием госпитальный синдром. Так что детей в ДДИ кормят. Только им все равно.

Кого винить?

Нянечки в этом не виноваты. Персонал ДДИ №4 укомплектован на 40%. Никто не хочет работать в тяжелых условиях с тяжелыми детьми за 12-15 тысяч в месяц. Одна нянечка в группе из двенадцати тяжело больных человек может очень мало. Высадить всех в коляски и выкатить за стол она даже не может. Каждого ведь нужно кормить по отдельности. Поэтому и кормят детей, не доставая из кроваток. Гуляние, игры, индивидуальное общение – об этом не может быть и речи. Для этого существуют волонтеры. И они есть.

«Перспективы» работают в Павловском ДДИ уже около 15 лет. Кроме них – еще две благотворительные организации и приход храма св. равноап. Марии Магдалины. Работали. С тех пор, как в 2007 году директором стала Племянникова, отношения становились все более напряженными. Сейчас – в стадии конфликта. Администрация всеми силами старается выдворить третьих лиц из своей «вотчины».

По словам Марии Островской, права директора фактически ничем не ограничены. По закону, она одна – полномочный представитель всех 534 детей. Это замкнутая порочная система: тот, кто предоставляет социальные и медицинские услуги (то есть интернат), сам же перед собой за них и отвечает – поскольку он представитель интересов детей. Общественные организации официального статуса защищать детей не имеют. Они могут работать с ДДИ только на основании двустороннего договора, в котором должны быть перечислены все условия и требования.

Требования ДДИ могут быть любыми: от санитарных книжек и белых халатов до составления подробных планов по реабилитации детей. И все равно, все учесть заранее невозможно. И тогда детское учреждение имеет полное законное право, предъявив претензию, расторгнуть договор и перестать пускать на свою территорию волонтеров. Светлана Агапитова: «Ради детей надо идти на компромиссы и смирять гордыню». Но если у администрации цель такая – изгнать посторонних, тут смиряй не смиряй, ничего не поможет.

Илья раньше в интернате, когда с ним занимались волонтеры: слева – 2006 год, в парке. Справа – год 2010, Илья с волонтером. Сейчас волонтеров в корпус, где лежит Илья, не пускают

 

Нищие миллионеры и золотые курочки

Нужно заключать договор с головной организацией. Елена Альшанская, президент благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам», рассказывает, что им удалось подписать такой договор еще несколько лет назад, но стоило это колоссальных усилий. Зато теперь у них совсем другой статус – администрация детских учреждений уже не может выдворить их по своему усмотрению в любой момент, все конфликты решаются не один на один, а через вышестоящий департамент – Министерство здравоохранения Московской области.

Питерским «Перспективам» выбить такой договор не удалось. На все жалобы Марии Островской в Комитет здравоохранения города ответ приходит один: договор с вами заключали не мы, разбирайтесь с директором сами. И таким образом все возвращается обратно. По словам директора коррекционной школы-интерната №8 г. Москвы, Вадима Меньшова, по официальным бумагам на каждого сироту-инвалида государство выделяет миллион рублей в год. Только денег этих дети не видят. Все вылетает в трубу. За последний год в интернате было проведено 80 различных проверок, в том числе прокурорских, но все они к серьезным разбирательствам не привели.

По словам Бориса Альтшулера, члена Общественной палаты и председателя правления РОО «Право ребенка», ситуация с правами детей-инвалидов не меняется уже много лет подряд. В январе 2002 года генпрокуратура представила тогдашнему президенту Путину доклад по этой теме, в том числе и о нарушениях прав детей в ДДИ. В докладе говорилось, что воспитанников этих закрытых учреждений лишают права на образование, реабилитацию и социализацию. Приводились факты незаконного использовании труда воспитанников, махинаций с накапливающимися на их сберкнижках средствами и с жильем. Была поднята проблема избыточной диагностики – когда нормальным, но эмоционально сложным детям ставят психиатрический диагноз и упекают в эти учреждения. Ведь чем больше воспитанников, тем больше денег «крутится» в системе.

Тогдашняя вице-премьер по социальным вопросам, а сейчас губернатор Петербурга, Валентина Матвиенко собственноручно написала на этом докладе: «Информация леденящая». С тех пор система продолжает существовать. Ничего радикального с ней так и не сделали. Она отличается невероятной стабильностью благодаря своей невероятной бюджетной затратности. Каждый лежащий там ребенок – золотая курочка для тех, кто имеет доступ к ее финансированию. Немудрено, что системе выгодно быть закрытой, ей выгодно не пускать в свои дебри тех, кто может раскрыть ее тайны и пороки. Отсюда такое стойкое сопротивление общественным волонтерским организациям.

Покончить с Россиротпромом!

Павловский ДДИ самый крупный, но не единственный в стране. Подобные фабрики Россиротпрома по ощипыванию «золотых курочек» разбросаны по всей стране. Хотя справедливости ради надо сказать, что не во всех закрытых учреждениях ситуация настолько удручающая и не все руководители закрывают их для волонтеров и независимых экспертов (например, для врачей со стороны). Но когда порочна сама система, существовать внутри и при этом держаться в рамках правового поля крайне сложно.

Борис Альтшулер считает, что нам необходимо как можно скорее внедрять западную систему содержания детей-инвалидов – для этого нужно ввести в законодательство понятия «семейная воспитательная группа» и «семейное воспитание». Сейчас в законе об опеке их нет. Небольшую группу детей-инвалидов вместе с двумя взрослыми воспитателями селят на первом этаже обычного жилого дома. А специалисты приезжают и оказывают им все необходимые услуги согласно контракту.

По словам Б. Альтшулера такая модель организуется быстро, а стоит она на порядок дешевле строительства новых и поддержания старых «сиротских фабрик». Но расшатывать систему можно еще долго (в Америке, где до 1960-х годов тоже был свой «Сиротпром», на реформу ушло около десяти лет). А детям нужно жить сейчас. Поэтому крайне необходимо как можно скорее принять Закон об общественном контроле в детских закрытых учреждениях. Он готов, но несколько раз возвращался Думой на доработку. Нужно, чтобы договоры с волонтерами заключал не интернат, а вышестоящий департамент.

И еще: нужно, чтобы у каждого ребенка был свой законный представитель из числа волонтеров, прошедших специальную подготовку и отбор. «Перспективы» готовы взять на себя такую роль. Ненормально, когда директор детского дома одновременно является опекуном пятисот и более детей. По мнению Марии Островской, пока существуют ДДИ, именно волонтеры и общественные организации должны заниматься социализацией и реабилитацией этих детей.

Антонина ПЛАХИНА
Фотографии представлены организацией «Перспективы»