Никакой лояльности к советской власти святитель не придерживался: говорил большевикам, что они «от сатаны» и он всегда будет с ними бороться. Правда, снимал с себя в такие моменты панагию (изображение Божией Матери, знак архиерейского достоинства). А потом опять надевал.
Перед казнью святитель сам вырыл свою могилу и лег в нее живым. На цепи от его креста чекисты водили собаку, а он верил в воскресение любимой России.
Италия-Япония
Володя (так звали священномученика Андроника в миру) происходил из диаконской семьи. Жили на Волге, под Угличем. С детства у него проявлялись замечательные способности в учебе. Толкового парня с легкостью приняли в Угличское духовное училище, потом в семинарию, потом в Академию. И везде учителя поражались его способностям. Характером он был веселый и общительный, роста среднего, худощавый; мягкий тенор, быстрая походка.
Во время учебы в Академии Владимир встречался с Иоанном Кронштадтским и тот благословил его на монашество.
В 1897 году о. Андроника назначили миссионером в Японию. Плыли морем через Италию, Грецию и Северную Америку. В Италии о. Андроник много ходил к гробницам и по катакомбам первых христианских мучеников, что-то словно не отпускало его от этих мест страдания и славы христиан, умерших за Христа.
В Италии о. Андроник был поражен, как искусно поставлено дело преподавания в католических школах. И хотя общий дух ему не понравился, методу он взял на заметку.
В Японии о. Андроник, в 1906 году ставший епископом Киотским, старался не просто сам «рассказывать» о Христе, но и послушать, посмотреть жизнь японцев, принявших христианство. Он приходил к ним в дома, расспрашивал, почему они приняли христианство, кем и когда крещены дети. Если это были не коренные жители, то он расспрашивал, где они жили до переселения, какая причина побудила их переехать на новое место, какую жизнь проводили они на старом месте.
За два года епископ узнал своих положение каждого из своих прихожан. И постепенно православный храм наполнился.
Но в Японии владыка Андроник пробыл недолго из-за расстроенного непривычным климатом здоровья. В России служил в Тихвинской, Омской, а с 1913 года, в Пермской епархии.
Епископ о народе
Несмотря на слабое здоровье, епископ много ездил по епархии, по жуткому ее бездорожью. Служил в тихих сельских храмах. В каждом селе и деревне, где он останавливался, встречался с людьми, слушал, отвечал на вопросы, что ежедневно вместе со службами занимало не меньше шести часов. Крестьянам, никогда и не выдавшим вблизи архиерея, любопытно было и посмотреть, и послушать.
И архиерей смотрел, и, хотя верил в «богоносный русский народ», что ставили ему порой в упрек, обвиняя в шовинизме, но видел он в нем совсем не одну славу и «благочестие».
«Общая теперь жалоба на народное пьянство, на разгул особенно молодежи, падение семейных нравов, франтовство, бесчестность, озорство и хулиганство, мстительность и жестокость, вероломство и лживость до лжесвидетельства под присягой, что говорит уже об утрате и самой веры, ибо верующий побоится нарушать присягу.
Молодое поколение и даже дети растут без всяких правил жизни: какое-то одичание духовное отпечатлевается и на их лицах. А что с ними будет впоследствии, когда и сама жестокая жизнь наложит на них свой немилосердный отпечаток, особенно если принять в соображение ту погоню за материальным или лучше сказать – животным довольством, которое сделалось характерным признаком и духом последнего времени?
Это все более чем безотрадные, зловещие признаки, при виде которых жутко становится за будущее нашей народной жизни».
Убежденный монархист
С началом Первой Мировой войны епископ Андроник организовал в своей епархии множество лазаретов для раненых, сам навещал их, утешал.
Летом 1916 года святитель побывал на фронте в Царской Ставке. Там произошла его встреча с Государем Николаем II. Епископ попытался предостеречь Государя от своего «земляка» Григория Распутина, но Государь, вежливо выслушав, попросил епископа «не верить всякому вздору».
После этой встречи владыка часто говорил в проповедях, что внутренний враг намного опаснее внешнего, а переход от монархии к иной форме правления без разрушения Российской государственности невозможен. В 1916 году он создал специальные миссионерские курсы по обличению нового социалистическо-коммунистического лжеучения: «Долг совести верноподданного и безграничная любовь к Отечеству не дают мне молчать».
В отличие от многих архиереев и священников, равнодушных к политической ситуации в стране, епископ считал такое равнодушие неверным, причину его видел вовсе не «в бесстрастии», а в лени, страхе и нежелании вникнуть в сущность происходящих событий.
Уж кто-кто, а пастырь, по мнению владыки Андроника, обязан видеть и знать все, что происходит в стране, понимать духовный смысл и уметь ясно с Христовой правдой растолковать его народу.
Узнав в начале марта 1917 года об отречении Царя от престола, владыка говорил народу: «Безчестные царские советники и слуги в своих расчетах скрывали правду от сердца царева и делали все, чтобы разъединить Царя с народом и добились своего, но, добившись, они первые же и оставили Царя одного, отказавшись далее служить ему».
Андроник не нравится властям
Представители новой власти были, конечно, недовольны деятельностью владыки Андроника. В 1917 году Пермский исполнительный комитет отправил телеграмму обер-прокурору Святейшего Синода с требованием увольнения святителя. В телеграмме владыку называли «опасным для общественной безопасности и препятствующим духовенству в его праве соорганизоваться».
Синод принял решение не переводить епископа в другое место.
В 1917 епископ Андроник в Москве участвует в работе Поместного Собора. На Соборе избрали Священный Синод в составе шести человек, и на случай их гибели – шесть заместителей, среди которых и святитель Андроник. Он также был избран в состав Издательского Отдела. За его энергичную и бескомпромиссную защиту Церкви владыку называли «Огнь пылающий».
Святитель, понимая силу печатного слова и нужду в правдивой информации, противостоящей лживой большевистской «Правде», приложил массу усилий к тому, чтобы послания Собора печатались и доходили до духовенства и мирян.
Только через мой труп!..
В феврале 1918 года был опубликован большевицкий декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви. Начались гонения на верующих.
Владыка Андроник открыто называл представителей власти разбойниками.
Тысячи людей, среди которых были абсолютно неверующие, приходили в церковь послушать проповеди святителя – искренность и горячность не оставляли равнодушных.
После выхода декрета о национализации церковного имущества большевики в открытую грабили храмы. Архиепископ Андроник с амвона произнес речь, адресованную большевикам (он знал, что они стоят в храме, маскируясь под молящихся): «Идите и передайте вашим главарям, что к дверям храмов и ризниц они подойдут, только перешагнув через мой труп, а при мне и гроша ломаного церковного не получат».
В 1918 году, после посвящение в архиепископа, владыка Андроник разослал, как полагалось, приветственные открытки и письма архиереям других епархий. И не получил ни одного ответа. Такая реакция его страшно огорчила.
Одиночный набат
После заявления своей непримирительной позиции к новой власти святитель понимал, что его скоро арестуют. Святителя уже пытались арестовать, но народ его защитил. Власть испугалась и ответила просящим за владыку депутациям (среди которых была и мусульманская), что не имеет вопросов к епископу.
А потом пошла на хитрость: объявила в Перми военное положение: без пропусков нельзя было выходить раньше и позже определенного часа. Арестовывать владыку пришло более полутора тысяч красноармейцев.
Возле колокольни поставили вооруженных милиционеров, чтобы верующие не могли ударить в набат. А после полуночи пришли и взяли владыку. Нашелся смельчак, не пожалевший жизни для того, чтобы попытаться спасти владыку: он ударил в набат, и был тут же застрелен.
И все же набат был услышан. К зданию милиции, несмотря на военное положение, пришли толпы людей, требовавших освобождения святителя. Большевикам пришлось применить силу, чтобы подавить народное возмущение.
Допрос
Во время допроса святитель долго хранил молчание: он тихо сидел напротив следователя в одном из кресел возле письменного стола. После многочисленных провокационных вопросов, владыка, сняв панагию, завернул ее в большой шелковый лиловый платок, положил перед собой на столе и заявил:
«Мы враги открытые, примирения между нами быть не может. Если бы я не был архипастырем и была необходимость решать вашу участь, то я, приняв грех на себя, приказал бы вас повесить немедленно.
Больше нам разговаривать не о чем». После этих слов архиепископ медленно развернул платок, надел панагию, аккуратно расправил ее на груди и стал молча молиться.
Яма
Казнь владыки проводили в строгой тайне. Чекисты привезли святителя ночью в лес, заставили вырыть себе могилу. Выкопав яму, святитель помолился.
– А теперь давай, ложись, – сказал ему красноармеец.
Святитель лег в свою могилу… Палачи стали заживо закапывать владыку, лежавшего совершенно спокойно. Потом они сделали несколько контрольных выстрелов.
После казни палачи поделили оставшиеся от архипастыря вещи: чугунные часы, панагию и позолоченную цепочку. Сняли со святителя архиерейский наперсный серебряный крест, а на его цепи (железной) водили потом собаку.
За несколько месяцев до смерти, видя уныние народа по поводу всего происходящего, святитель, плача, утешал людей: «Стоном стонет наш народ… Но воскреснет погибающая в прахе и пепле Россия родимая!»
