Недавно фонд «Город без наркотиков» на «совете» обоих учредителей освободил Евгения Ройзмана (признан иноагентом в РФ), ныне мэра Екатеринбурга, от полномочий президента фонда. Его должность занял один из основателей фонда Андрей Кабанов. Как фонд прекращает войну с правоохранителями и что происходит в опустевших реабилитационных центрах, он рассказал «Милосердию.RU».
Андрей Кабанов Фото: ura.ru
Как в «Городе без наркотиков» поменялся президент
– Изначально фонд «Город без наркотиков» начинался с благословения владыки Екатеринбургского Викентия. Владыка посмотрел в наши глаза, послушал нас и благословил на нашу деятельность. У фонда никогда не было политических задач, а была одна-единственная – бороться с наркоманией и наркотиками. Потом фонд немного ушел в политическую сторону. Когда эта составляющая появилась, я как раз нашел себе новое поприще и ушел – это было в 2007 году, я стал чтецом в храме (и продолжаю быть им сейчас). А фонд стал политическим и работал на политический имидж одного человека, фамилию которого я называть не буду.
В дела фонда я долго не входил. Буквально три-четыре месяца назад я как учредитель начал разбираться, что происходит в фонде, и чуть не сошел с ума. Учредителем я быть не переставал. Вообще, учредителей у фонда два – я и Юрий Владимирович Крюченков (на сайте фонда среди учредителей указан также его бывший президент Евгений Ройзман, ныне мэр Екатеринбурга). Как один из учредителей, я пришел к выводу, что фонд нужно закрывать. Об этом я объявил в эфире Пятого канала – как раз была знаменательная дата, фонду было ровно пятнадцать лет. Но так как создавал его не я один, и это бренд не только наш, но и всего нашего города и всего нашего общества, то я не мог единолично его закрыть. Я так и объявил: либо надо закрывать, либо слушаю ваши предложения.
Сразу же появилось много сообщений и звонков: люди говорили, что закрывать фонд нельзя. Тогда мы с Юрием Владимировичем Крюченковым решили, что нужно проводить реорганизацию и реконструкцию. Собрались на совет учредителей (Евгений Ройзман на этом совете не присутствовал, – «Милосердие.RU»), приехали еще люди, имеющие отношение к фонду, и совет принял решение назначить меня президентом фонда.
Я-то уже привык – отслужил в храме, и нормально. А теперь опять приходится во все дела погружаться – и я вам скажу, ничего в этом веселого нет. Как в д***мо с головой. Принцип такой: берем все хорошее, что было за 15 лет, а плохое отбрасываем, идем дальше и смотрим, что получится. Не получится – закроем.
В МВД не хотят, чтобы дети умирали от наркотиков
Первым делом я пошел на поклон в правоохранительные органы. Перед этим я проанализировал, что у нас (у фонда) идет война: и с правоохранительными органами, и с властями. Я понимаю, для чего это делалось: у тебя со всеми война, ты борец за справедливость, тебя все любят и уважают, ты мученик и страдалец за всю несправедливость – это расчет на политические дивиденды.
Я проанализировал это и понял, что война не нужна, нужно идти и договариваться. Пошел договариваться в правоохранительные органы – и вы знаете, эффект был просто чудесный. Мы договорились, на сегодняшний день уже дважды встретились, и у нас началась работа. Нормальная повседневная работа. Я не верю, что правоохранительные органы и власти хотят, чтобы наши дети умирали от наркотиков. Мы занимаемся одним делом – и решили работать вместе.
Когда они к нам пришли на Белинского, 19 (адрес фонда в Екатеринбурге), я в глаза задал им вопрос, готовы ли они в своих рядах искать и бороться с теми, кто покрывает наркоторговлю. Сказал: что будет, если мы узнаем, что в нашей ли структуре или у вас – есть люди недобросовестные? И мне люди в высоком звании – четверо их было – ответили в один голос: будем поступать как с предателями.
И про них, и про нас изначально говорят: сами торгуют, «крышуют»… Эту информацию нужно просто проверять. Если подтверждается – поступать, как с предателями. Я и нас самих начал проверять – ничего хорошего. Ладно, Маленкин одумался, как православный человек начал признавать, что он делал что-то неправильно. Но случаи бывали всякие, и о нас, и о них мнение сложилось негативное. Но мы решили весь негатив убрать и работать с позитивным багажом.
Мне проще: пошел к батюшке, покаялся
Второй шаг, который я собираюсь сделать, – встречаться и договариваться с властями, потому что нам тоже делить нечего. Третий шаг – обязательно буду просить встречи и благословения у митрополита Екатеринбургского Кирилла. У нас с епархией и так все нормально, но надо поговорить, я хочу продолжать работать в этом направлении. Я как православный человек понимаю, что если человека избавить от наркотиков, но не заменить эту демоническую составляющую чем-то духовным, то человек вернется к наркотикам обратно. Благодетели построили нам храм во имя Илии Муромского на территории мужского реабилитационного центра на Изоплите, он уже действующий, туда ходят и наши ребята, и прихожане из поселка Изоплит. Екатеринбургские священники там служат. Фонд без их участия вообще не смог бы существовать.
Мне в случае чего проще остальных: у меня накипело – пошел к батюшке, покаялся, исповедался, получил помощь. Нас знают, за нас молятся. У меня, вообще, смущений было очень много – но у меня есть духовный отец, протоиерей Вячеслав Зайцев, я постоянно на службах – две-три литургии в неделю. Отец Владимир Зайцев, однофамилец отца Вячеслава, всегда был с фондом, всегда за нас молился, советовал нам, и помогал – когда было трудно, из милиции не выходил по шесть часов. Если бы за нас не молились – и в монастырях женских и мужских, и в храмах – нас бы давно не было. Нас знают и любят – вот и не хотелось их расстраивать, поэтому я и решил взяться сам, чтобы не заканчивать фонд на некрасивой ноте.
Реабилитационные центры: без голода и наручников
Сейчас у нас четыре реабилитационных центра, в субботу мы их объехали: два мужских (на Белоярке и на Изоплите), женский на Сартыше и детский в Сарапулке. Ранее у нас бывало более двухсот реабилитантов, сейчас осталось всего около тридцати – такого не было никогда в жизни. Стало нам горько, что народу так мало. Одно из направлений нашей работы – снова заполнять реабилитационные центры.
Сейчас там ничего не происходит, но в свое время очередь была до года, а потом это все похоронили. Съездили мы на Белоярку – там хорошие условия для животноводства: коровка, бычок, несколько овечек. Приняли решение, что будем развивать это. На Изоплите была хорошая столярная мастерская – сегодня мастер хороший поехал смотреть, он скажет, что нужно для ее восстановления. У нас хороший автоцентр – будем работать и в этом направлении.
Будем снова набирать реабилитантов – после карантина будет и трудовая реабилитация. С Божией помощью, думаю, у нас все получится.
А детки как были, так и есть – учатся в школе на Сарапулке, среди них есть и отличники. Раньше они были на Сартыше, но там как раз были нестроения с директором школы. А в Сарапулке у нас прекрасные отношения с завучем, она нам очень помогает. Детей там семеро, младшему девять, старшему пятнадцать лет.
В реабилитационных центрах никакого голода и наручников давно нет, года три уже, вы просто не в курсе. Первые 21 день их содержат в карантине – но без всяких наручников и питание три раза в день. Каждый день душ. Питание облегченное, потому что когда идет детоксикация организма, это я вам как бывший наркоман говорю, перегрузка желудка ведет к плачевным последствиям. Легче, когда желудок полупустой, но у нас сейчас даже этого нет. Понятно, что передвижение пока ограничено, спортом не пускаем заниматься. Книжки читают, кто хочет – молится. А потом начинается трудовая реабилитация.
Реабилитантов берем только по их согласию, записываем это на видео, подписываем заявления. Кроме того, у нас и так были веб-камеры в реабилитационных центрах, а теперь мы с правоохранительными органами договорились, что у нас на Изоплите не будет ни одного участка, который не просматривался бы с веб-камеры, и у правоохранителей будет доступ. Шоу Дом-2 с общим доступом, конечно, не будет, но в любой момент правоохранители и я сможем посмотреть, что происходит. Конечно, мы реабилитантов не на кастинге подбираем, всякое может происходить, как и в армии, и в школе. Это отношения людей, над ними нужен контроль.
Спайсы хуже героина
Раньше у нас большинство реабилитантов были героиновые, у них в процессе детоксикации начинается ломка – серьезные и сложные процессы. У нас они проходили быстро, потому что безмедикаментозная реабилитация. А сейчас пошли в основном солевые наркоманы. Спайсы – страшная вещь, но у них, в отличие от героиновых наркоманов, ломки как таковой нет. Вся ломка – двое суток они спят, как убитые. Героиновый на третий день благим матом орет: отпустите меня, я хочу на волю. А у этих, солевых, когда начинается просветление ума, наступает страх: помогите нам, мы хотим бросить. Но соли гораздо страшнее героина – и с ума сходят, и умирают, и торговля очень широко идет, в том числе через интернет. Можно находиться где угодно и торговать по всему миру.
У нас по-прежнему работает проект «Страна без наркотиков» (единая бесплатная «горячая» телефонная линия 8-953-0000-953 для приема звонков и смс-сообщений от жителей с информацией о фактах наркоторговли, о точках продаж и изготовления наркотических средств из всех регионов России). Мы получаем данные о закладках (спайсах, спрятанных так, чтобы клиент, оплативший наркотик, смог найти его по описанию), о торговцах, и передаем их в правоохранительные органы.
С чистого листа
Мы уже нашли финансирование, мы справимся. Сказать вам честно – так и запишите – мы разбирались с поступлениями за последнее время – и концов не можем найти, страшно, что творилось! Мы до сих пор не можем найти, на ком электронные кошельки фонда! Такси нам давало на фонд до моего прихода 30 тысяч рублей на необходимые поездки. Так мы нашли одного – он за счет этого такси кошку ездил на «Ауди» хоронить – кошка у него умерла!
Конечно, от такого отношение у людей к нам подорвалось. Сейчас мы пытаемся доброе имя вернуть. Я перед всеми извинился, и еще надо будет извиняться – буду.
Сайт мы создаем новый – он будет обновляться (существующий сайт фонда не обновлялся с 2012 года), а пока пишем в соцсетях, хотя я в компьютере мало что понимаю, даже включать не умею.
Когда я приступил к обязанностям, мы не нашли никого, кто имел бы доступ к сайту, пароли бы имел и так далее. Раньше у одного человека была вся власть, все отчеты и сведения шли через его Livejournal. Новый сайт будет обновляться без такого личного акцента. Мы с телефоном хотя бы снова начала работать: ведь туда кто звонит – наши бабушки и дедушки, отцы и матери звонят, плачут, рассказывают, что вокруг пройти нельзя, чтобы на наркомана или притон не наткнуться. Мы все эти притоны передадим правоохранителям, начинается работа. Такого, что фонд – личная игрушка одного человека, у нас больше никогда не будет. Фонд – достояние общественности, достояние всех людей. И самое главное – в политические игры мы больше не играем.
