Благородный поступок господина инспектора
Алексей Тарасенков – одна из московских загадок. Год его рождения неизвестен, а разброс велик – где-то между 1813 и 1818 годами.
Так или иначе, в начале тридцатых годов он окончил три класса московской казенной гимназии на Волхонке. На этом учеба закончилась. Отец Алексея Терентьевича, купец-меховщик пристроил юношу приказчиком в торговые ряды, в один из чайных магазинов.
Отец прекрасно знал, с какой стороны хлеб намазан маслом. Чай в те времена стремительно входил в моду, а трех лет обучения вполне достаточно, чтобы успешно вести амбарные книги.
У Алексея был весьма удачный, даже завидный старт. Другие, прежде чем подняться до приказчика, годами бегали в так называемых «мальчиках», подай-принеси. Затем выслуживались в должности младшего продавца, простого продавца. Словом, заветное звание давалось с огромными трудностями.
А Тарасенков, можно сказать, родился уже со связями и с капиталом, а вместо беготни под дождем за водкой для старших, сидел в уютном, теплом классе, вписывал в тетрадку свои робкие каракули.
Впрочем, и здесь все под большим вопросом. Есть и другая версия – Алеша рос в бедной семье, отца не знал, и оставил гимназию, чтоб заработать на лечение матери.
Словом, человек-загадка.
В любом случае, нашему герою помог инспектор гимназии, математик Платон Николаевич Погорельский. В первом – уговорил отца, и тот позволил способному юноше продолжить образование. Во втором – помог с лечением матери.
Платон Николаевич, якобы, шел по галерее Верхних торговых рядов и неожиданно увидел гимназиста Тарасенкова, стоящим за прилавком. Будучи человеком благородным и участливым, он, разумеется, не смог оставить все как есть.
Если бы не эта встреча, не было бы никакого доктора Тарасенкова, а был бы всего-навсего еще один купец, зевающий над счетами.
Удивительный поступок Погорельского впечатлил Алексея. Можно сказать, в этот момент был задан нравственный ориентир всей его жизни.
Балагур-латинист
Окончив гимназию, молодой человек поступил на медицинский факультет Московского университета. Ему продолжало везти на хороших людей – одним из преподавателей стал великий доктор Федор Иноземцев. Он, правда, в то время еще не вошел в зенит своей славы, но уже заметно выделялся среди коллег.
Алексей учился хорошо, к тому же быстро стал душой студенческой компании, опять-таки, благодаря своей усидчивости и способностям. Будущий доктор развлекал товарищей латинскими пословицами и высказываниями, которые он знал без меры, и умел к случаю употребить.
Между делом подготовил по латыни будущего знаменитого математика Пафнутия Львовича Чебышева. Благодаря занятиям с Тарасенковым, тот смог стать студентом университета, и на протяжении всей жизни хранил благодарность своему репетитору.
Денег за репетиторство Алексей брал немного. Для него гораздо интереснее был результат. Только вчера молодой человек путался в элементарнейших фразах, типа Quod licet Iovi, non licet bovi, и вот он уже разглагольствует, что твой Цицерон.
В 1838 году Тарасенков оканчивает университет со степенью лекаря первого разряда. Собственно, поэтому мы более склоняемся к нижней границе года рождения. Иначе получается, что он закончил университетский курс двадцатилетним юношей. Подобное, конечно же, бывало, но, похоже, что не в нашем случае.
И вскоре начинается его насыщенная жизнь врача. Он нанизывает на себя должности и обязанности, как щедрый шашлычник куски мяса на шампур. Врач московской дворцовой конторы, ординатор московской детской больницы, врач Старо-Екатерининской больницы для чернорабочих, патологоанатом все той же больницы, а затем и главврач.
И везде его ждали, везде он был нужен.
Неудачный пациент
В январе 1852 года доктор Тарасенков был в гостях у своего приятеля и пациента Александра Толстого. Александр Петрович познакомил Алексея Тарасовича со своим квартирантом, известным писателем Николаем Васильевичем Гоголем. Несмотря на весь свой опыт, Тарасенков не заметил ничего тревожащего. Гоголь был весел, остроумен, энергичен. А до страшной смерти ему оставался только месяц.
В начале февраля писатель сделался печален, стал отказываться от еды. То ли не мог себя заставить есть, то ли говел нарочно – разобраться было сложно.
Через несколько дней он ослаб совершенно. Увы, уже упоминавшийся профессор Иноземцев, лечащий врач Гоголя, в то время сам был нездоров и не мог посетить своего пациента. И Толстой, понимая, что дело серьезное, пригласил Тарасенкова – своего лечащего врача. Тот, разумеется, сразу откликнулся.
Увы, болезнь к тому моменту зашла довольно далеко. Алексей Терентьевич говорил, что писатель показался ему «мертвецом с первого взгляда». Гоголя не интересовало ничего вообще, и в том числе его болезнь.
Тарасенков вышел от Николая Васильевича совершенно обескураженный. Немного подумал и снова вернулся, надеясь, что с новыми силами вот прямо сейчас пробудит у писателя жизненный интерес, оживит его.
Нет, ничего такого не случилось. Тарасенков писал: «Выражение его лица нисколько не изменилось: оно было так же спокойно и так же мрачно, как прежде: ни досады, ни огорчения, ни удивления, ни сомнения не показалось и тени».
Алексей Терентьевич, как говорится, разливался соловьем, но Гоголь лишь из вежливости произнес: «Я знаю, врачи добры: они всегда желают добра».
И вновь погрузился в себя. До смерти знаменитого писателя оставалось всего-навсего пять дней.
Следующая встреча состоялась за два дня до смерти. К тому времени у пациента успели побывать три доктора. Один запретил давать Гоголю вино, можно сказать, отнял последнюю радость. Другой посоветовал «магнетизирование». Третьим был гипнотизер. Только он начал разводить над Гоголем руками, как тот его элементарным образом выставил вон.
Тарасенков обнаружил Гоголя лежащим. На вопросы тот не отвечал, а при попытке посчитать у пациента пульс, так же молча оттолкнул Алексея Терентьевича.
Был он и на следующий день – участвовал в консилиуме. После консилиума приступили к интенсивному лечению. Гоголю ставили свечи, пиявки и горчичники, а на затылок – мушку. Давали хлорид ртути, обкладывали горячим хлебом, а на голову лили холодный и вонючий спирт. Гоголь пытался снять с себя пиявки, но его держали за руки. Заговорили было о бульонной ванне.
Тарасенков сразу ушел, он сомневался с эффективности подобных фокусов, поделать ничего не мог и не хотел участвовать в процессе.
А несчастный Николай Васильевич не выдержал всех этих истязаний и скончался.
Главврач-реформатор
В 1858 году Алексей Терентьевич становится главным врачом легендарной Шереметевской больницы – одного из старейших благотворительных учреждений России. Времени зря не терял, за 15 лет своего руководства удалось взять под контроль назначение и выдачу лекарств, а обход больных врачом стал регулярным.
Он же ввел новое правило: при выписке снабжать вчерашних пациентов небольшой денежной суммой. К счастью, Дмитрий Николаевич Шереметев – сын основателя больницы и одновременно ее попечитель – пошел навстречу Тарасенкову и прописал эти расходы отдельной строкой.
А для относительно легких больных организовали «приходящее отделение» – нечто вроде современной поликлиники.
Инспектор московских больниц А.И.Овер писал Шереметеву: «Теперь, после двухгодового служения Алексея Терентьевича Тарасенкова при заведении, я могу еще с большей уверенностью свидетельствовать, что выбор этот как нельзя более благоприятен. Его неусыпными стараниями в больнице многое исправлено и приведено в должный порядок. Чистота его намерений, правдивость и необычайное усердие известны не только мне».
Между прочим, этот самый Овер и руководил консилиумом у постели Гоголя. Мир тесен.
И, как обычно, Алексею Терентьевичу не хватало одного места службы. Он руководил еще и Полицейско-арестантской больницей. В то время, как его коллеги обзаводились богатой практикой и брали за пустяковый совет солидные гонорары, доктор Тарасенков возился с действительно сложными случаями, а его пациентам приходилось еще и приплачивать, иначе все лечение пойдет насмарку.
Кроме того, Тарасенков служит врачом попечительства о бедных по первому Тверскому участку и секретарем инспектора гражданских больниц. Откуда у него берется столько времени – большой вопрос. Однако же, за что бы он ни принялся – все делает и обстоятельно, и основательно.
А он еще и книги выпускал. «Историческая записка о состоянии и деятельности Физико-медицинского общества за первые 50 лет». «О том, как излечиваются болезни и что называется лекарством». «Помешательство ума после холеры». «Замечания о господствующих перемежающихся лихорадках». «Взгляд врача на женское воспитание». «Нечто о больницах».
Всего их – больше тридцати. Самая известная, конечно же, «Последние дни жизни Н.В.Гоголя».
* * *
Алексей Терентьевич скончался в 1873 году. Похоронен в некрополе Донского монастыря. И еще долгое время после смерти доктора в Шереметевской больнице, в церкви Живоначальной Троицы по Тарасенкову служили панихиды.
