Старуха Коншина не сразу сделалась старухой. Все у нее было – и беззаботное детство, проведенное в маленьком, но аккуратном и уютном городе Серпухове, и романтическая юность, и свежие стихи г-на Тютчева, читанные при луне восторженным гимназистом. И удачное замужество, счастливая семья, да что там говорить!
Но в славу свою Александра Ивановна Коншина, урожденная Игнатова, вошла именно после смерти мужа, в 1899 году. Шестьдесят шесть лет, не девочка.
Счастливый брак и горестное расставание
Замуж девица Игнатова вышла в 1855 году, в двадцатидвухлетнем возрасте – самое время. На свадьбе в качестве своеобразного свадебного генерала присутствовал маститый литератор Сергей Тимофеевич Аксаков. Гуляли до утра.
Муж был старше всего на пять лет, это тоже неплохо. Иван Николаевич Коншин, потомственный дворянин и потомственный же купец, и неизвестно, что важнее было в это время. Дворянство еще не совсем обесценилось, а капитал уже вовсю входил в фавор. Словом, и то, и это очень даже кстати.
Правда, дворянином Коншин стал лишь в 1882 году, к двухсотлетию с момента основания русского текстильного производства роду Коншиних «в воздаяние их заслуг на поприще отечественной промышленности» пожаловали потомственное дворянство. Но это дела не меняет, жизнь у Александры Ивановны складывалась превосходно.
Коншины владели ткацкой фабрикой «Старая мыза» в подмосковном Серпухове. Глава семейства вместе с двумя братьями и матерью унаследовали ее в 1853 году, когда скончался Николай Максимович, отец.
Так что под венец пошел мужчина состоятельный и предприимчивый. А через пять лет после смерти папаши Иван Николаевич отделился от братьев, сразу же принялся усовершенствовать свою часть производства, а также давать деньги в рост.
В результате капиталы с каждым годом делались все более весомыми. И, когда в 1899 году Иван Николаевич умер, Александра Ивановна унаследовала более десяти миллионов рублей в разных вложениях.
Детей Коншины не нажили.
Сама себе голова
Все это время госпожа Коншина пребывала в тени своего надежного супруга. И вдруг эта тень исчезает, ее больше некому отбрасывать. Александра Ивановна неожиданно оказывается на виду, и первым делом к изумлению московской публики продает своего давнего, надежного кормильца – серпуховскую фабрику.
Это супруг находил удовольствие, листая страницы заграничных каталогов бумагопрядильных и ткацких машин. Вдове все это совершенно не интересно.
Отлично налаженное производство превращается в деньги. А деньги, в свою очередь, активно направляются на благотворительные цели. Именно это стало смыслом жизни вдовы.
Конечно, Коншины и раньше занимались разными богоугодными делами – все предприниматели в то время ими занимались. В частности, один из братьев Коншиных выстроил на собственные средства храм Всех Святых на кладбище серпуховского Высоцкого монастыря (в этом храме был склеп коншинского рода, в нем похоронили и Ивана Николаевича).
Но того размаха, что продемонстрировала новоиспеченная вдова, конечно, не было.
Особенной системы нет. Попросили денег на больницу – получили на больницу. Попросили на приют – вот деньги на приют. Малолетние сироты, храмы, увечные воины, приютские калеки – перепадало всем, кому являлась в голову идея обратиться к Коншиной. Только с годами начал вырисовываться некий благотворительский стиль, формироваться меценатский почерк.
Светская жизнь? Никакого намека. Коншина практически не покидала стены своего особняка на улице Пречистенке. Не выезжала и не принимала, ни с кем не общалась, даже с самыми близкими родственниками.
Домоуправителем служил надежный, как казалось Коншиной, старообрядец Александр Васильевич, тоже мужчина в возрасте. Вроде бы, действительно, ни разу не подвел. Была еще монахиня-компаньонка. Время от времени заглядывал известный адвокат Александр Федорович Дерюжинский, он жил в соседнем доме и по-соседски вел дела благотворительницы. Все.
Кстати, дом, и без того роскошный, в 1908 году подвергся кардинальной перестройке, после чего получил прозвище «дом-миллион». Тут Александра Ивановна уже на себя не скупилась. Мрамор приехал из Италии, зеркальное стекло из Бельгии, а бронза из Парижа.
Техника – самая передовая. Ванна, водопровод, канализация, система вентиляции и встроенные в стены пылесосы. У вас есть прибор для подогрева простыней? У Коншиной он был.
Модный архитектор Анатолий Гунст – опять же, дорогое удовольствие. Маститые искусствоведы поджимали губы. Один из них писал об обновленной резиденции госпожи Коншиной: «Классическая основа здания отчетливо проступает сквозь декорацию стиля модерн, с помощью которой архитектор приспосабливает дворянский особняк ко вкусам новых хозяев – купцов-миллионеров».
Но самой Коншиной нравилось, и это главное. Тем более, потребность покидать свое гнездо еще уменьшилась, некоторые комнаты скорее походили на парки и скверы, чем на городское жилье.
Для двуногих и четвероногих бродяг
Тем не менее, принцип «мой дом – моя крепость» на стены этого здания не распространялся нисколько. Коншина без меры привечала тех, кого презрительно называют городским отребьем.
Для них (в первую очередь, конечно, для старообрядцев, как и сама Коншина) всегда накрыт был пусть и не деликатесный, но довольно щедрый стол. Путь к этому столу лежал через молельню, добрые дела вершились исключительно во славу Божию.
Кроме очищения духовного многим полезно было и физически очиститься. С такими у Коншиной не церемонились, уже упомянутый Александр Васильевич, увидев особо запущенного и завшивленного посетителя, хватал его и через не хочу тащил купаться. После купания бедолагам выдавалась новая одежда, старая сжигалась.
А вот какие слухи ходили в народе про благотворительницу: «Придет, бывало, какая-нибудь бабенка-пьянчужка. И-и.. расплачется, расхнычется – косушку сорвать метит. Глянет на нее Коншиха раз, другой, нахмурится.
– Ты это, говорит, что же, раба Божия, неумывкой ко мне пришла?»
И затем, после ванной, устроенной кухаркой Анисьей:
– Ну вот, говорит, мало-мало на человека стала похожа. Ты, говорит, раба Божия, водку пьешь?
А та и заклянется.
– Дай, говорит, Бог, скрозь землю провалиться, ежели пью…
Ну, Коншиху не обманешь, она видит сову по полету.
– Врешь, врешь! – говорит. – Тебя по бельмам видно, что трескаешь. Анисья, говорит, дай ей водки, накорми, да полтину в зубы, пусть идет на все четыре стороны света белого.
Но бездомными и нищими дело не ограничилось. Коншина вдруг оказалась заправской кошатницей. Кошки жили здесь десятками. Они спокойно приходили, уходили, рожали своих полосатых московских котят прямо под листьями дорогущих заграничных пальм, орали, шипели, дрались, драли мебель и глядели из окон на больших кошек – каменных львов, установленных архитектором Анатолием Гунстом на главных воротах.
Днем какой-нибудь очаровательный котик возился в гниющих помойках, вечером, свернувшись уютным клубком, дремал на подушках золотого шитья, а с наступлением ночи отправлялся покорять арбатские чердаки.
Старуху Коншину (а это прозвище за ней намертво закрепилось) все устраивало, радовало, умиляло.
Многие относились к Коншиной с иронией, даже брезгливостью. Глупые люди. Только представьте себе, что сейчас на Пречистенке было бы модное котокафе, к тому же возглавляемое колоритной и богатой бабкой! Селфи с Коншиной не покидали бы страниц «Фейсбука», «Инстаграма» и «ВКонтакте».
Но в то время московская публика была к этому не готова. Коншина слыла чудачкой.
Но главное было не это
Александра Ивановна умерла в 1914 году от воспаления легких. В газетном некрологе написали: «26-го сент. скончалась известная благотворительница Александра Ивановна Коншина.
Покойная еще недавно, в августе, открыла своему поверенному А.О.Дерюжинскому кредит для создания ряда учреждений для раненых воинов.
Прошел месяц с небольшим, и воля покойной частью уже осуществлена».
Выяснилось, что оставшиеся 20 миллионов она завещала на поддержку достойного существования всех ее благотворительных начинаний.
В этот момент москвичи неожиданно осознали, что чудаковатая бабка с Пречистенки на собственные деньги обустроила в собственном доме и полностью содержала приют с лечебницей для раненых и увечных воинов, так называемый Лазарет имени Коншиных – уже началась Первая мировая. Что еще один лазарет-санаторий действовал в Петровско-Разумовском, на бывшей даче Усольцевых, купленной специально для этой цели.
По сути, это была не дача, а целый благотворительный городок, состоящий из огромного главного здания и шести зданий поменьше. Специальные лифты доставляли больных прямо к койкам, а подъемники поменьше поднимали еду. Рентген, водолечение, электрофорез – Коншина, как мы помним, знала толк в новейших достижениях прогресса.
А «Московские ведомости» сообщали: «Помимо прекрасного ухода раненые в этих лазаретах с пользой проводят свой досуг, изучая различное мастерство и рукоделие под руководством управляющего лазаретами С.М.Соловьева… Причем при выходе раненого из лазарета ему выдается прибор всех нужных для изученного мастерства инструментов и некоторое количество материала».
Сегодня там находится Центральная областная клиническая психиатрическая больница.
И это далеко не все. На улице Большой Калужской шло строительство будущего Дома матери и ребенка. Были выделены деньги и получен земельный участок в Большом Новопесковском переулке под строительство убежища для увечных воинов и их семей.
Огромные средства были выделены Серпухову. Там на базе коншинского имения предполагалось строительство детского дома, богадельни и больницы для неизлечимых больных.
Как и заведение в Петровско-Разумовском, оно состояло из нескольких маленьких домиков. В каждом – группа детей, обязательно разновозрастных и разнополых, воспитательница, повар. Конюшня, свинарник и птичник. Электростанция. Оранжерея.
Все это не было классическими прожектами из завещания, когда благотворитель вовсю тратит деньги на собственные удовольствия, а на оставшееся после смерти обеспечивает помин своей грешной души. Нет, это все были уже начатые проекты, оставленные в той или иной стадии незавершенности только лишь из-за нежданной смерти.
Помнила Коншина и про Канатчикову дачу. С началом Первой мировой войны, когда с линии фронта валом повалили не только увечные, но и те несчастные, чья психика не выдержала ужасов передовой, она пожертвовала на строительство нового корпуса.
«Дом-миллион» для «товарища Феномена»
После революции все это было национализировано. «Дом-миллион» приглянулся «товарищу Феномену» – так Ленин называл актрису Марию Андрееву, жену писателя Максима Горького. Неутомимая мадам устроила здесь Дом ученых. Моментально возникла проблема: как официанты должны обращаться в здешнем ресторане к посетителям. «Господин» – нельзя, а уважение проявить требуется.
– Кто бы ни пришел в Дом, у вас должно быть одно обращение, «профессор», уж коли вы не можете говорить «господин», – ответила товарищ Феномен.
В результате множество людей, умеющих читать лишь по слогам, в этих стенах вдруг сделалось «профессорами» – абсурд похлеще, чем кормление хвостатых и четвероногих.
Кстати, что случилось с коншинским кошками, нам неизвестно. Вероятно, их выгнали сразу же после смерти хозяйки.
