Александр Солженицын: спасение внутри отчаяния

Сегодня в Большом соборе Донского монастыря прошло отпевание Александра Исаевича Солженицына.

В трагедиях, например, у Шекспира, спасение обычно запаздывает. Монтекки и Капулетти примирились, но Ромео и Джульетта уже погибли. Фортинбрас сверг узурпатора, но сцена к тому времени уже завалена трупами…

Александр Солженицын описывал мир, в котором спасение по всему невозможно. Корпус книг про ГУЛАГ, — это эпопея поражений, документальное свидетельство бессилия человека перед властью. Ну не мог советский человек выпрыгнуть в окно во время ареста, кричать в щель воронка, взывать о помощи! Его никто не услышал бы — мир на тысячи километров вокруг был глух, бездушен. В государстве, выросшем из жажды справедливости и всеобщего счастья, на разгром, отчаяние, ежедневные унижения были обречены согласные с режимом, несогласные с режимом, таланты, бездари, негодяи, праведники. Арестовывали и того, кто мечтал о смерти тирана, и того, кто на партконференции первым переставал аплодировать. Добро было разбито на голову, да и у зла не оставалось шансов. И все-таки спасение происходило и тут.

Цитаты ничего не объяснят. Нужно прочитать целую вещь Солженицына, чтобы перейти в другой масштаб и вжиться в этот страшный мир, который сами его обитатели старались не видеть и сама память отказывалась хранить. Здесь нет ослепительного героизма и хэппи-эндов, как их нет и в жизни, есть только какие-то совсем малозначительные, но спасительные жесты, слова, движения души. Хотя бы положить соседу по нарам печенье из своей посылки. Молча, помолиться. Хранить под обоями в своей квартире старые русские газеты. Тормозить изготовление атомной бомбы. Хотя бы накопить в себе воспоминания об этих рвах отчаяния, протащить на свободу и составить из своих бед летопись, что и сделал Солженицын.

Потом и вне ГУЛАГа оказалась необходимой эта выношенная в отчаянии и безысходности особая психология, смелый взгляд, неприличная нетерпимость. И для того, чтобы в не один раз перевернутой стране замечать людей, сохранивших верное представление о добре и зле, о необходимом и пустом, о реальности. И для того, чтобы годами изо дня в день проделывать работу историка, сравнимую с работой целых институтов. И для того, чтобы успеть сказать о том, что «желтое колесо» может оказаться страшней «красного».

Александр Солженицын не оставил школы. Но, есть надежда, что его книги, его мысли еще многим поколениям совестливых людей не позволят спокойно спать.

На территорию Донского монастыря сегодня утром не пускали с фотокамерами – даже аккредитованных вовремя журналистов. Возможно, это связано с присутствием первых лиц государства и города

Наместник Донского монастыря архимандрит Агафодор и мэр Москвы Юрий Лужков

Подъезжает делегация американского посольства

Спецпредставитель президента Дмитрия Медведева по международному культурному сотрудничеству Михаил Швыдкой: «В Солженицине Россия потеряла пророка библейского масштаба»

Президентский автомобиль въехала в монастырь не через центральные ворота, где его все ожидали, а через запасной вход,..

…сопровождаемый машинами охраны

Ростовский правозащитник Витольд Абанькин. В 1978 году он освободился из заключения, отсидев 12 лет за стихи о событиях в Новочеркасске. Остался без родных и без работы, но получил от Солженицына 5 тыс.руб – по тем временам большие деньги, что буквально спасло его. И так Александр Исаевич через свой фонд помощи политзаключенным помог многим.

Внуки покойного
Фото Андрея РАДКЕВИЧА

Победа христианина

Мы попросили разных известных людей сказать несколько слов в память об Александре Исаевиче Солженицыне.

Протоиерей Всеволод Чаплин, заместитель председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата:
— Благодаря Александру Солженицыну многие люди узнали правду о преступлениях тоталитарного режима, в том числе и о гонениях на Церковь, он заново открыл и ряд других страниц истории, которые советская историография до неузнаваемости искажала. Александр Исаевич обращался прямо и к правителям нашей страны, и к западным властям, и к народу, не боясь противоречить модам и общественному мнению. Он высказал немало мыслей о том, как России построить достойное будущее. К сожалению, из-за политической конъюнктуры многие из этих мыслей не были воплощены в жизнь, но я убеждён, что воплотить их возможно и нужно. В частности, это касается идеи создания в России сильного местного самоуправления, без него народу очень сложно будет взять свою судьбу в свои руки, а это для страны необходимо. Я надеюсь, что наследие Солженицына как писателя и мыслителя будет в большей степени, чем сегодня, знакомо нашему народу, и для этого должны потрудиться и школа, и СМИ.
Вечная память новопреставленному рабу Божию Александру! Я сам буду молиться и всех призываю молиться об упокоении его души. И надеюсь, что ещё не одно поколение жителей России и мира будут прислушиваться к его словам.

Борис Екимов, писатель, лауреат премии Солженицына за 2008 г.:
— Смерть всякого человека — это великое горе не только для близких. Человек умер. Жил, а теперь умер. И что бы ни говорили, и как бы ни утешали, но белый свет, всякий день и всякий час его, — это счастье, особенно с родными людьми, на родной земле. Тем более, что Александр Солженицын заслужил своими феноменальными трудами счастье жить. И, конечно же, хотелось бы, чтобы он жил долго, в покое, в тиши, рядом с людьми, его сердцу милыми, родными… Но он умер. И теперь уже нет человека — оплачем, простимся. Осталось имя — Александр Солженицын, остались дела и труды, которые время и люди уже оценили, иначе бы не звучало по миру набатное «Александр Солженицын». Но впереди новое время, новые люди, которые найдут в Александре Солженицыне своего современника и будут, словно живого, слушать его. Будут соглашаться, благодарить, возражать, яростно спорить для того, чтобы утвердиться в своей истине, необходимой для жизни в веке нынешнем и в веке завтрашнем, пока живёт на этой земле человек. Прощайте, Александр Исаевич! Дай Бог, здравствуйте, Александр Солженицын!

Людмила Герасимова, профессор Саратовского государственного университета, кандидат филологических наук, автор книги «Этюды о Солженицыне» (2007):
— Известие о смерти Александра Исаевича Солженицына вызвало чувство безмерного горя и чувство огромной утраты. И одновременно — огромности, невероятности сделанного одним человеком для всего мира в разрушении инфернальной бесовской идеологии и порождённой ею системы. Со смертью Александра Исаевича кончился ХХ век. Он о себе говорил — «один из свидетелей и страдателей бесконечно жестокого века России». Мы скажем, что он — свидетель, гениально выразивший свой век. Меняется наша жизнь и меняется прочтение Солженицына. Каждый из нас, прочитавший книги Солженицына в самиздате и в тамиздате, навсегда благодарен Александру Исаевичу за изменившую нас правду. Поначалу нам открылась обжигающая политическая правда, историческая, и лишь потом, постепенно — онтологическая. Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской) говорил: «Русский реализм Солженицына может быть понят по-настоящему только друзьями последней правды». Две главные идеи направляли всё творчество Солженицына — открыть людям правду ГУЛАГа и правду оболганной русской истории. И это последовательное стремление к правде вывело его к пониманию высшей истины. Что интереснее и важнее — вдуматься в то понимание истории, которое дает Солженицын, увидеть не только его труд по расчистке истории России от завалов и лжи «единственного верного учения», но и неиспорченность историософскими идеями современности.

Государственный духовный опыт России, осмысленный в творчестве Солженицына, будет ещё более востребован по мере того, как люди будут выходить из состояния бессмыслия и безвременья. Пока нам досталось впервые опубликованное на родине «Красное колесо». Но Солженицын — не только один из выдающихся талантов современного мира, ему дано больше. В духовном опыте двадцатого века очень важен его, как он сам говорит в своей молитве (опубликованной прот.Александром Шмеманом), «удивительный путь через безнадёгу». Художник такого мышления ответственно ставит в своем творчестве вопросы экзистенциального выбора: как должен поступать человек перед лицом истории, перед лицом тотального насилия, перед лицом смерти? И применительно к сегодняшним заботам наших соотечественников: как стряхнуть с себя обреченность, как преодолеть в себе страх? Только человек, говоря словами самого Александра Исаевича, «высокого верочувствия и духовной укрепы от Православия», не побоится, не устранится осознать страшное. Цитирую: «Русский народ сам потерпел в долготе двадцатого века историческое поражение — и духовное, и материальное». Но для Солженицына «осознать — не значит принять и покориться, а значит опомниться, пока ещё не истекли все сроки, успеть найти направление выхода и напрячь силы к нему».

В русской литературе роль Александра Исаевича огромна, он — грандиозный новатор, и, конечно, потомки будут определять, кого и с кем сопоставлять, но мне кажется, что в русской литературе он сопоставим с Пушкиным и с Достоевским. Конечно, ощущение сиротства, которое мы сейчас испытываем, не пройдёт, но есть и другое — есть вдохновляющее и укрепляющее чувство того, что действительно, реально может быть побеждено зло, когда против него идет один человек, идёт до конца, последовательно, рискуя жизнью своей, своих детей, идёт во имя высшего добра и не отступает. И можно сказать что победа Александра Исаевича, это именно победа — сейчас это окончательно видно — одержана вопреки мирскому здравому смыслу. Это победа христианина…

Протоиерей Борис Михайлов, настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы в Филях:
— Как-то давно уже думалось, а сейчас особенно уместно сказать о том, что значение Александра Исаевича Солженицына выходит за рамки обычного явления художественной словесности. Да, он был писатель, но, главное, он был в нашей жизни пророком Божьим. Бог послал русскому народу — некогда православному, а в двадцатом столетии тяжелейшим и страшным образом оступившемуся — человека, который обличил неправду и попытался рассказать, как нам жить не по лжи, а по правде Божьей. Все творчества Солженицына должны рассматриваться в этом значении. Тогда многое становится понятно в его литературных произведениях, в их жанровых и языковых особенностях. Это удивительное, творчески вдохновенное сохранение того христианского тепла, которое было в русской словесности в ХIХ веке. Герои его небольших произведений, особенно в первоначальных — «Матрёнин двор», «Один день Ивана Денисовича» — совсем другие люди, отличные от тех, к которым мы уже успели привыкнуть за время советской жизни. Нас согрело присутствие этих героев. Тепло, которое идет от людей, проявилось и «В круге первом». Мы почувствовали его ещё один раз, когда увидели экранизацию кинорежиссёра Глеба Панфилова. Как это было замечательно, какая в этом была человеческая радость и свет! Как это разительно отличалось от всего того, к чему мы уже привыкли на телевизионном экране — даже не от самого вопиющего, а от такого, среднего, что хочет быть хорошим, что не является откровенно позорно страшным, порой преступным!

Еще одна особенность дара Солженицына проявилось, например, в «Красном колесе», в этой огромной эпопее, не вмещаемой в жанровые представления, неописуемой с литературной точки зрения. Это что-то вроде библейских Книг Царств и Книг Паралипоменон. Это именно библейский жанр, повествование о царях и народах — от человека, который стяжал дар видеть духовно неповрежденными очами и говорить от имени Божьей правды.
К писательскому своеобразию Солженицына относятся, я думаю, и его эксперименты с языком. Он видел и понимал, как писатель и как русский человек, что мы потеряли старую культуру, потеряли Россию, потеряли русский мир. Где это потери чувствуются особенно остро и ощутимо? В языке — он был деформирован. И Солженицын предпринял попытку обновить, воссоздать русскую словесность, русский язык. Это тоже необходимая часть того великого труда, который он поднял на свои плечи.
Александр Солженицын бесконечно дорог и близок нам. Мы благодарны ему за то, что во тьме советской страшной жизни, когда мало кто уже мог поднять голову, он предложил нам жить не по лжи, выступил с этим обращением, призвал нас нравственно, духовно распрямиться. Всё его служение было жертвенным, как бывает у пророка: Господь отверзает ему уста и жжёт углём призвания. Он служил, как христианин — такое не умирает и не проходит.

И последнее… Мне кажется, подвиг Солженицына, его призыв не нашел отклика в современном нам обществе, постсоветском. Когда, казалось бы, это слово стало достоянием всех, когда, казалось бы, безусловная правда этого слова должна затронуть сердца человеческие, наш народ — в современном его состоянии — оказался вне этого наследия. Я с горечью это говорю. Это не итог, конечно, никто из нас не смеет подводить исторические итоги, связанные с промыслом Божьим, но, я думаю, об этом надо обязательно сказать. Надо обязательно сознавать, в каком плачевном состоянии мы находимся, как мы далеки от того, на что нас Господь призывает устами, деяниями и житием Александра Исаевича Солженицына. Но я думаю, что такое не проходит и остаётся в веках. Я думаю, что люди ещё с благодарностью возьмут в руки его труды, и обратятся к нему, и будут Бога благодарить за то, что у нас был и есть такой великий сын русской земли и небесного отечества.

Сергей Мирошниченко, режиссер документального кино, автор двух последних фильмов о Солженицыне:
— После личной встречи с Солженицыным, я понял, в чём сила этого человека. В нем было три составляющих: он был приличный математик, он был русским офицером, человеком чести, и уже потом писателем. Вот эти три составляющие и дали возможность ему собрать невероятное количество материала, провести серьезные исследования и без страха, без мелочных метаний просчитать и написать такие вещи, как «ГУЛАГ», «Один день Ивана Денисовича», «В круге первом» и так далее — и остаться главным писателем конца ХХ века.

Сказать, что день смерти Солженицына был для меня очень тяжёлым, это ничего не сказать. Для меня закрылась страница ХХ века. Это был век страшных войн и катастроф, великих потрясений и великих титанов. С уходом Александра Исаевича больше не будет людей такого уровня, способных поднять такие вопросы. Россия с его смертью сразу скукожилась… Помните, у Хемингуэя: «Не спрашивайте, по ком звонит колокол?..» Можно было не соглашаться с Солженицыным, можно было его не любить, но в таком случае ты не любил огромную личность и не соглашался с огромной личностью и ты спорил с огромной личностью. А сейчас наступает, на мой взгляд, время шутов гороховых…

Если национальной идеей становится победа футболистов на чемпионате Европы, а футболист среднего уровня или популярный певец становится национальным героем, если Сталин – одна из самых популярных фигур в конкурсе «Имя России», это значит, что мы в живем в опасный период подмены тех ценностей, которые отстаивал Солженицын… Во всём мире «Архипелаг ГУЛАГ» изучают как приговор тирании, а наша страна вдруг голосует по Интернету за тирана. Я так понимаю, что тот неестественный генетический отбор в нашей стране, о котором писал Александр Исаевич, в итоге и сказался. Всё стало ниже.

Иногда говорят, что народ стоит на семи праведниках. Я не могу сказать, что он был праведник — не моё дело это измерять. Но верно и то, что на нескольких мыслителях держится мысль страны. Так вот, мне кажется, что — дай Бог, что если я и не прав — один из этих самых мощных наших мыслителей ушёл. Он в последнее время очень пёкся, много говорил о том, чтобы мы все одумались и ограничили себя. Но сейчас никто не думает о самоограничении, у молодёжи победила философия «Майбаха» — знаете, это такая машина, которая стоит миллион долларов. Она непонятно зачем — но важно, чтобы она у тебя была..…

Конечно, ни какой труд не остаётся напрасным — просто, к сожалению, русский человек не услышал призыв одуматься, сосредоточиться. И, конечно, переживёт ещё один удар, как тогда, когда не услышал патриарха Тихона или государя-императора… Ну какой-то глуховатый народ — он слышит Сталина, но не слышит мудрых людей. Почему-то надо в ухо кричать всегда, а можно и ударить. Вот это трагедия.

Помните эти слова — «пророков нет в отечестве моём»? Вот я думаю, что сейчас пророки стали очень неразличимы. И, конечно же, вместе с Александром Исаевичем ушёл теперь в историю спор, который они вели с Сахаровым, о будущем России. Какая должна быть Россия? Россия без Бога — но сытая, или с Богом — но умеющая ограничить себя, умеющая жить по средствам? Сейчас я думаю, что победила идея, что Россия должна быть сытая, но, правда, за счёт большей части народа. Посмотрим, чем это закончится…

Я снимал фильмы про многих замечательных людей ХХ века, и могу сказать, что от них всех, от Жжёнов, допустим, или Астафьева Солженицын отличался поразительной взвешенностью и продуманностью каждой реплики. Он говорил только те слова, которые вынашивал долгое время. Если Виктор Петрович Астафьев — человек импровизации, эмоциональных перехлёстов, очень яркий, то Александр Исаевич — сдержанный. Кроме того, я знал Александра Исаевича как человека, очень хорошо понимающего, кто перед ним. Он очень быстро считывал человека — и не приспосабливался ни под кого. Если другие люди — даже очень сильные и очень талантливые — они каким-то образом приспосабливаются под человека, то он не приспосабливался. Вот он решил для себя в какой-то момент, что он будет такой. У меня такое впечатление, что после того, как Александр Исаевич пережил болезнь, рак, был близок к смерти, в нём усилилось состояние веры, и эта вера помогала ему быть абсолютно независимым в любом состоянии. Ведь вера — это свобода, на мой взгляд. С одной стороны, ты себя ограничиваешь по заповедям, но, с другой стороны, ты абсолютно свободен от внешнего мира, от любой деспотии, от денег, от власти. Ты свободен, потому, что есть только ты, испытания, с тобой связанные, и Бог… Александр Исаевич был верующим человеком, и это помогалоему быть абсолютно цельным, независимым

Современный молодой человек, мне кажется, должен внимательно перечитать – «Матрёнин двор», «Один день Ивана Денисовича», «Архипелаг ГУЛАГ», чтобы понимать, какой мир его окружает и как жить в этом мире человеку порядочному…

Подготовил Андрей КУЛЬБА