В прошлом воспитанник детского дома, а сегодня известный общественный деятель, руководитель социальных проектов Александр Гезалов рассказал нашему корреспонденту о том, почему детдомовцы трудно дается переход во взрослую жизнь.
Детдом как наркотик
– Какую можно найти метафору, чтобы описать жизнь детей в детском доме: выживание, соревнование, борьба за престиж, самосовершенствование? Никакую. Нет для этой конкретной жизни подходящих метафор. Потому, что дети эти ничего не делают. И детский дом – нулевая фаза жизни.
Чтобы увидеть внутрянку детского дома, нужно либо там жить, либо очень долгое время проработать. Тогда откроется следующая картина.
Движущая сила жизни – любовь. Навык любить – первое, что утрачивает ребенок, проходя детдомовскую институциональную систему. Непонятно, кого любить, за что любить, как любить, почему любить. Система этому не учит, она пестует его в рамках достаточно скудного взаимодействия: ты есть, и вот тебе необходимое для существования. Поэтому одна из главных психологических проблем воспитанника детского дома – способность входить в такие взаимоотношения, которые основаны на взаимном искреннем интересе.
Далее – умение оценивать те или иные события в рамках не только самого детского дома, но и вовне. Воспитанник детского дома тоже такого не может, в силу отсутствия: а) умения б) мотивации. Размышление, внутренний монолог недоступны, потому, что в рамках системы государство выполняет за ребенка то, что он не умеет понять и осмыслить.
По сути говоря он весь окружен заботой, но сам никакой ответственности не несет. Так вырастают потребители. Пока на ребенка глядели как на внешний субъект, думали о его профориентации, об умении встроиться в общество, забыли о его внутреннем содержании.
Для большинства выход из детского дома без основных опций: уметь любить, уметь дружить, уметь общаться – дорога, завершающаяся крахом. Как можно самому додуматься до создания семьи, любви к женщине, любви к детям? Вообразить состояние любви, не имея опыта любви, невозможно.
Многие не понимают простых вещей. Таких, как сон, например. Сон – это отдых. В детском доме даже этого нет. Придите ночью в детский дом, сядьте в палату и посмотрите какой неспокойный сон у детей. Многие во сне разговаривают, крутятся, встают, появляется лунатизм. Просто мозг продолжает жить этим стрессом борьбы: вырвать кусок, не дать себя согнуть и тому подобное. Ты все время ждешь какого-то подвоха. Это похоже на фильмы ужасов. Ребенок в постоянном напряжении, в стойке. Мне уже сорок пять лет, но не могу выспаться. У меня постоянно красные глаза.
Дети из детдома не умеют пребывать в одиночестве. Все время в концерте, в демонстрации себя, своей сиротской жизни. Больше нет ничего. Нет пространства, где бы ребенок мог быть предоставлен себе. Пребывание в одиночестве – тотально, пребывание наедине с собой – катастрофа. Ему нужна постоянная публичность, тесное взаимодействие, драйв общения, которого уже нет после выхода из детдома. Даже смех там публичный, квази-смех. Настоящий смех потерян. И они бегут обратно в детский дом. Детдом это…наркотик. Поэтому, когда говорят о том, что бывших сирот не бывает – это правда.
Пути
– «Смех означает: человек не зверь. Так человек природой награжден: Когда смешно, смеяться может он»! Тим Талер, персонаж книги Джеймса Крюса – сирота, который утратил способность смеяться, прошел многими путями и выстрадал возможность вернуться в мир человеческой искренности и любви. Так же и выпускникам детского дома предстоит подобный путь. С той лишь разницей, что наша реальность – более жестокая.
В детдомовском ребенке есть агрессия и озверелость от непонимания и неприятия со стороны мира, в который он вышел. Все детдомовские обидчивы по одной простой причине. Чтобы не быть обидчивым, нужно что-то иметь. А детство у детдомовца было пустым, кисельным. И поскольку ничего нет, на любую шутку он начинает обижаться. Все время чувство, что или ты или тебя. А народ смотрит как на идиота. Но это непроизвольно, это норма, постоянная содержательная часть.
Детдомовский – инакий, инопланетянин, с ним трудно, проще его не заметить. А когда они в массе, с ними еще труднее. Вот письмо от одной девочки: «Большинство детей, которые учаться в нашем колледже пьют, занимаются сексом, никто не учится, все сбегают». Почему? Потому, что целостного восприятия жизни, мира, себя нет. Оно, восприятие сводится к каким-то животным исполнениям: получить удовольствие и так далее. Гедонизм поглощает.
И гедонизм обращает в недостаток действительно полезные навыки. Дети хорошо разбираются в людях. Они настолько наелись этих добровольческих контактов, что у них появляется способность считывать человека до самых мелочей. Но не знают, что с этим делать. Вместо того чтобы за счет знания психологии достичь гармоничного контакта, партнерского, сотруднического отношения, начинают делать то, к чему привыкли в рамках системы. Включают свою сиротскую машинку с целью вытягивать из человека иждивенческие ресурсы. А важно уметь жить без бонусов, в том числе и государственных. Сироты очень любят бонусы от государства: пособия, квартиры.
Дети-сироты своего рода духовные инвалиды. Травмированные, пострадавшие, психологически надломленные. Без созидательного опыта жизни.
Просто так, с наскока адаптировать их в большинстве случаев не получается. Ребенка насильно заталкивают в жизнь как в очередную, враждебную ему систему. А нужно его реабилитировать, включить новые коды, выключить вирусные программы, и только после этого пригласить в новую жизнь. Цель адаптации не ВУЗ, не квартира, не работа, не блага, не хорошая одежда. Цель – воспитание таких навыков, благодаря которым он мог бы вернуть свой смех. На такую цель практически никто не работает. Все работают на насильственную активацию ребенка, у которого весь ресурс – только то, что он есть, factum. Этого мало.
Нужна Книга жизни, вместо Личного дела. Нужно создать им прошлое. Отрастить корни, сформировать какой-то взгляд на себя в первую очередь. Достичь идентификации. Поискать родственные связи. Они же не хотят никаких кровных связей с прошлым! Пятая заповедь пропала. Как он будет со всем этим справляться? Пока мы не будем работать на его прошлое, на умение сочетать прошлое с сегодняшним днем и экстраполировать его в будущее, мы не будем иметь стратега и тактика. Будет человек, которого загнали в лабиринт с завязанными глазами и сказали: «Иди». Человек, если он стратег и тактик, постарается залезть на стены лабиринта, чтобы увидеть выход, а не станет блуждать или долбить стену.
Вопрос успешности не во внешних приспособлениях, а во внутренней приспособляемости. Вопросы адаптации – не экономические и даже не моральные и материальные. Это вопрос внутренней психологии, с которой мало кто работает. Для этого нужен не только специалист, но и человек, который будет живо ребенком интересоваться.
Кастинг жизни
– Ребенку из детского дома нужна реабилитация. Как нужна реабилитация наркоманам, участникам боевых действий, бывшим осужденным, бездомным. А воспитаннику детского дома еще больше.
Реабилитологов нет. Психологов нет. Есть попытка подменить реабилитацию какими-то тусовочными процессами. Из тусовок сирот возникает Стая. Нужны специалисты в школу – инклюзологи, реабилитологи, специалисты по детству, по семье. Специалист еще в стенах должен встроить ребенка в то пространство, где, после выхода предстоит жить.
Как было со мной. Ощущал жуткий дискомфорт, когда надо мной смеялись, надсмехались. Первое время дубасил всех подряд (боксом занимался). Но это было неправильно. Тогда для себя придумал такую игру. Брал какую-нибудь насмешку. Например, «дебил». Я вокруг нее ходил, обрабатывал и выходил на три-четыре ответа, которые того, кто оскорбил, превращали из источника в объект насмешек. Эта игра – работа актера над ролью. И через какое-то время почувствовал, что перестал быть этим адресатом оскорбительного отношения. И не из-за того, что злой или опасный, а потому, что саркастичный. Начал понимать, что это успех, достижение. Так нашел свой потерянный смех, который по сути – ирония (и самоирония).
Но это было итогом мучительной работы над внутренним самоощущением. Правда мучения того стоили, появилась уверенность, а это важно. Дети сироты имеют заниженную самооценку и завышенные амбиции. Так приобрелся важный навык воспринимать в качестве вызова ситуации, когда требовалось опровергнуть сложившееся мнение. В одной моей компании, где умели играть на гитарах, а я не умел, сказали: «Ну что с него взять, он же из детдома…». И когда я взял гитару и научился играть на гитаре и петь Высоцкого, опять этот барьер мнения был сломан.
Это выглядит просто – ответить на вызов. Можно проще сделать, сказать: «Да пошли вы все…», и уйти. Но я понимал и до сих пор понимаю, что это не тот ключ.
Или отношения с противоположным полом. Это очень тяжело. Надо действовать. Вопрос: Как? И вот снова внутренний путь. Я пошел в театральное училище. Потому, что был бессловесен, а для жизни важно уметь говорить. После, работая тамадой на свадьбах, вдруг понял: ключ снова сработал. Могу управлять аудиторией, хорошо говорить, не бояться, смотреть в глаза.
Аккумулировать опыт тяжело. Сколько ни читай литературу и разные произведения, все равно ты будешь только на своих собственных ошибках и ушибках учиться. И сейчас начинаю понимать, что для адаптации ребенка из детского дома требуется 15-20 лет. Даже 30. Некоторые вообще не адаптируются.
Начало было тяжелым. Ты один. В каком-то новом пространстве. Все время ощущение было, что я голый. Защитить некому. Кому-то сказать: «Давайте вместе!» – некому. А рядом эти добровольцы порхают. И волонтер не понимает, что у меня главное желание – как-то прикрыться, спрятаться. Была ситуация, когда меня, пользуясь детдомовским прошлым, попытались подставить. Как следствие, начинаешь понимать, что здесь тебя постоянно пытаются то в форточку запихнуть, то подтолкнуть на что-то, то насмехаются над тобой.
Вот когда мы (то есть участники адаптационных обучающих программ) учим ребенка подводим к самостоятельной жизни, два года – это подготовка к социальному ЕГЭ, включающая разнообразные навыки, вплоть до такого, чтобы унитаз мог поменять. А за год до выхода, за полтора помещаем его на треннинговую квартиру. Чтобы он там один научился не сидеть в углу (есть такой синдром угла: сзади никто не нападет, когда драка, надо вставать к стене, а детдомовец все время в драке).
Сейчас будем делать проект «ОстровОК». Есть тренинговая квартира. В нее будут заезжать дети, мы им будем предлагать сотрудничество с целью их же адаптации. Сейчас я стал острее чувствовать, что нужно ребенка каким-то образом провоцировать. Не жестоко, а так, чтобы был какой-то контакт, какая-то коммуникация: «А давай попробуем ситуацию разобрать». Своего рода ролевая игра. А я со своим опытом могу иронизировать и что-то подсказывать. Должен быть отработан навык поступка. У детдомовских его нет. Они замирают, когда нужно ворваться на распределение ролей, на кастинг жизни, подраться, в конце концов. Не в силу внутренней агрессии, а потому что ситуация требует.
Это важный момент внутренней работы, быстрой обработки информации, считывание каких-то ситуаций. Им это недоступно. А если новый переселенец в жизнь не научится решать проблемы опционально, то придет к тупиковой ситуации угла. Поскольку нет опыта решенных проблем, нет ключей.
В той же готовке еды. Это тоже процесс. Сколько нужно продуктов, сколько посуды, технология. Если шесть раз получилась размазня, он на седьмой раз готовить не будет, съест «доширак».
Всех людей, которые сумели стать успешными, вырваться из своей психологической системы, объединяет стремление двигаться вперед. Самыми разными путями пришли они к реформации своей жизни – пути Господни неисповедимы. Кого-то сломало через колено, а после тюрьмы пришло осознание. Кто-то пришел через проституцию или наркоманию. Видимо в человеке есть такое, что даже в подобных ситуациях вытягивает на желание жить качественно. Этих людей очень мало и этим они ценны.
Моя собственная история – не только работа над ошибками, но и их прогнозирование и переработка. Мысленные эксперименты. Нельзя быть мудрым, прочитав множество книг. Чем больше страданий, тем больше мудрости. Ведь детдомовские часто вообще не читают, и осознание своих минусов возможно только через саморефлексию, осознание проблемы, своих минусов, своего незнания… Путь проб и ошибок, болей и ушибов: тут получилось, тут не получилось, там меня предали, здесь я научился не давать себя предавать. Изменение идет через неведомые нам пути. Это объединяет многих, кого я знаю. Говорят, что в какой-то момент что-то изменилось внутри, щелкнуло и саморазрушение остановилось. Инсайд.
