Крепостной собственного отца
Александр Бородин родился в 1833 году в Санкт-Петербурге. Отец – имеретинский князь Лука Гедеванишвили. Мать – столичная мещанка Авдотья Антонова, на 37 лет его моложе.
Родители не состояли в браке, поэтому Сашеньку записали как сына крепостного крестьянина настоящего папы, Порфирия Бородина.
До восьми лет будущий композитор, химик и так далее был крепостным собственного отца. Но уже на девятом году Лука подарил ему вольную, икону святителя Николая Мирликийского и четырехэтажный дом.
Будучи от рождения крепостным, в гимназию юноша поступить не мог. Но с деньгами Гедеванишвили эту сложность легко преодолели. Саша получил прекрасное домашнее образование, гораздо лучше гимназического, а заодно освоил флейту, фортепиано и виолончель.
Бородин сызмальства был человеком удивительным. И не только по талантам, но и по характеру.
Его жена писала: «В раннюю пору своего детства представлял из себя существо крайне нервное, болезненное. Это был чудный ребенок, красавец с виду, а по свойствам характера – необыкновенно кроткий, ясный. Сколько-нибудь грубого слова никто от него никогда не слыхал. Мать его боготворила и баловала страшно».
Мать была кошатница и звала Сашеньку «мой сторублевый котик».
Сам «котик», впрочем, признавался: «А все-таки как ни был я тих и скромен, как ни похож нравом на девочку, но во мне порою сказывался мальчишка. Играешь, играешь с кузиной в куклы и вдруг, иной раз, по какому-то странному вдохновению, пока она зазевается, возьмешь да все куклы и перевешаешь за шею на веревочке. Куклы висят – я в восторге, а Мари заливается слезами».
Мальчик при этом имел крайне болезненный вид. Одно время родные всерьез сомневались, а стоит ли его вообще чему-нибудь учить? Все равно он, по всей видимости, скоро умрет. Так зачем мучить бедного ребенка?
Но все же понадеялись на лучшее. И не прогадали.
Про двух зайцев
Интерес к музыке у Саши начал проявляться в восемь лет. Он пытался на фортепиано воспроизводить звуки военного оркестра, доносившиеся с улицы. В девять лет сочинил польку под названием «Элен». А в четырнадцатилетнем возрасте он написал концерт для флейты и фортепиано. К сожалению, мы не можем оценить это произведение – ноты не дошли до наших дней.
Флейта же вообще была любимым инструментом. Известен случай, когда юный композитор шел по улице и по рассеянности провалился в какой-то открытый подвал. Через несколько секунд оттуда послышалась мелодия флейты. Бородин первым делом начал не себя ощупывать, а флейту проверять – не поломалась ли?
Химией Саша увлекся в десять лет. Именно она, а вовсе не музыкальное сочинительство, рассматривалась как основная профессия, как дело всей жизни. Бородин так и говорил: «Для меня музыка – забава, а химия – дело».
Чтобы получить высшее образование, пришлось совершить социальный кульбит. Сашу записывают (снова задействовав связи и деньги) купцом-третьегильдейцем, и притом в Торжке. В этом статусе он оканчивает петербургскую гимназию и поступает – уже как купец – в Медико-хирургическую академию.
Так в судьбу, и без того богатую на происшествия, врывается новая тема – медицина.
Впрочем, пока она маячит где-то ближе к горизонту. Двадцатилетний студент занимается исключительно химией. Его учитель – легендарный Николай Зинин, в свое время первым получивший премию Русского физико-химического общества.
Но и для музыки находится время. Студент-химик продолжает сочинять. Зинин недоволен. Он делает выговор:
«Господин Бородин, поменьше занимайтесь романсами; на вас я возлагаю все свои надежды, чтобы приготовить заместителя своего, а вы думаете о музыке и двух зайцах».
Но что значат подобные увещевания для потомка своенравного имеретинского князя? Александр Порфирьевич продолжает жить так, как он хочет.
По Петербургу без штанов
Академия окончена в 22 года. Бородин поступает врачом-ординатором во Второй военно-сухопутный госпиталь. И одновременно – ассистентом в свою альма-матер, в академию. В считанные месяцы он становится там полноценным преподавателем – читает лекции и ведет семинары.
Тогда же он знакомится с Модестом Мусоргским. Их встреча происходит не на музыкальной, а на медицинской территории – Модест Петрович, будучи кадровым офицером (у него даже есть полька для фортепиано под названием «Подпрапорщик»), дежурил в военном госпитале. Разница в возрасте – всего лишь шесть лет. Не удивительно, что молодые люди сначала просто болтали, а потом стали говорить о музыке. И со временем сделались большими приятелями.
Бородин вспоминал: «Я был дежурным врачом, он дежурным офицером. Комната была общая; скучно было на дежурстве обоим; экспансивны мы были оба; понятно, что мы разговорились и очень скоро сошлись».
Бородин восхищался своим младшим другом: «Я был ужасно изумлен небывалыми, новыми для меня элементами музыки. Не скажу, чтобы они мне даже особенно понравились сразу: они скорее озадачили меня новизною. Вслушавшись немного, я начал оценять и наслаждаться».
Кстати, во время службы в госпитале с Бородиным произошел забавный случай. Собираясь на службу, он надел мундир, фуражку, прицепил шпагу, а панталоны надеть позабыл. Так и пошел без штанов по Большому Сампсониевскому проспекту.
Он был ужасно рассеян.
Химия, медицина, музыка, литература
В 1858 году Александр Бородин – уже доктор медицины. Впрочем, с таким же успехом он мог получить аналогичную степень в науке. Диссертация Бородина находится между химией и медициной – «Об аналогии мышьяковой кислоты с фосфорною в химическом и токсикологическом отношениях».
И уже в качестве дипломированного врача наш герой отправляется в Солигалич, изучать местные минеральные воды. Его отчет сделан настолько живо и доходчиво, что его можно предложить как увлекательное чтение любому неспециалисту. Что, собственно, и происходит – отчет публикуют «Московские ведомости».
К числу бородинских талантов прибавляем еще один – литературный. Кстати, к некоторым своим песням он сам писал слова. Вот, например, баллада «Море»:
Море бурно шумит, волны седые катит,
По морю едет пловец молодой и отважный,
Везет он с собою товар дорогой, непродажный.
А ветер и волны навстречу бегут
И пеной холодной пловца обдают.
Тут, к сожалению, все закончится плохо. Погибнет «пловец».
Зато никому ранее не интересный Солигалич после публикации в газете начинает развиваться как модный курорт. Благодаря все тому же Александру Порфирьевичу.
Сейчас там расположен санаторий имени Бородина.
Мышеловка против мышьяка
С 1859 по 1862 годы Александр Порфирьевич – на этот раз как химик – стажируется в Германии, Италии, Франции и Швейцарии. Его внешность точно такая же болезненная, как и в раннем детстве, и поэтому начальство сомневалось: не опасно ли отправлять его так далеко.
Но, как и в детстве, все-таки рискнули. И опять не прогадали. В 1861 году, будучи в немецком Гейдельберге, Александр Порфирьевич открыл новую химическую реакцию (реакция Бородина-Хунсдикера) и разработал способ получения бромзамещенных кислот. Та же поездка обогатила его биографию получением – впервые в мире – фтористого бензоила. И новеньким фортепианным квинтетом.
А главное, он за границей познакомился со своей будущей женой.
После возвращения Александр Порфирьевич вступил в узкий кружок композиторов (будущую «Могучую кучку») и возглавил в родной академии кафедру химии. У его супруги, пианистки Екатерины Сергеевны Протопоповой было слабое здоровье – он, помимо прочего, был ее лечащим врачом.
Стало окончательно понятно, что нет никакой необходимости сосредоточиваться на какой-нибудь одной профессии. Бородин способен заниматься всем одновременно. Уж такой он человек.
Тем более, что музыка была с ним постоянно. Даже работая в химической лаборатории, он постоянно что-нибудь мурлыкал.
Перед своей супругой Александр Порфирьевич благоговел. Писал ей: «Данилевский-молодой сегодня был у меня, кажется, по уши влюблен в свою жену, точно я в тебя».
Придумывал всякие забавные домашние прозвища – Клопик, Егорка, Кокушка, Любовка, Желтый пузырь, а также Фонтанчик разных приятностей.
У Бородина было весьма своеобразное чувство юмора. Как-то раз композитор Балакирев попросил у него мышьяка для потравки мышей. Но вместо мышьяка он получил записку: «При всем моем желании спасти Вас от съедения мышами, мышьяка не посылаю и не советую употреблять, ибо Вы можете перетравиться, и таким образом квартира № 39 в доме Бенардаки останется без жильцов, а музыка без деятеля. На всякий случай я заблаговременно начну писать реквием, ибо в покойниках недостатка не будет: или Вы уморите мышей, или они Вас уморят. Чтобы Вас не доводить до отчаяния, дам Вам практический совет купить мышеловку».
Первый триумф
Первый композиторский триумф Бородина состоялся в 1869 году. Это была Симфония № 1. Ее премьера прошла в Петербурге, в Михайловском дворце.
Композитор Милий Алексеевич Балакирев вспоминал: «Наконец роковой вечер настал, и я вышел на эстраду дирижировать Es-dur’ную симфонию Бородина. Первая часть принята была со стороны публики холодно. По окончании ее немного похлопали и умолкли. Я испугался и поспешил начать scherzo, которое прошло бойко и вызвало взрыв рукоплесканий. Автор был вызван. Публика заставила повторить scherzo. Остальные части также возбудили горячее сочувствие публики, и после финала автор был вызван несколько раз».
Творческая композиторская кухня Бородина была так же оригинальна, как он сам. Александр Порфирьевич писал: «Когда я болен настолько, что сижу дома, ничего „дельного« делать не могу, голова трещит, глаза слезят, через каждые две минуты приходится лазить в карман за платком – я сочиняю музыку. Нынче я два раза в году был болен подобным образом, и оба раза болезнь разрешилась появлением новых кирпичиков для здания будущей оперы».
Речь шла об опере «Князь Игорь» – самом, наверное, известном сочинении Бородина.
Да и не всегда располагала обстановка дома. Римский-Корсаков писал: «Не считая воспитанниц, которые у них в доме не переводились, квартира их часто служила пристанищем и местом ночлега для разных родственников, бедных или приезжих, которые заболевали в ней и даже сходили с ума, и Бородин возился с ними, лечил. Отвозил в больницу, навещал их там. В четырех комнатах его квартиры часто ночевало по нескольку таких посторонних лиц, так что спали на диванах и на полу. Частенько оказывалось, что играть на фортепиано нельзя, потому что в соседней комнате кто-нибудь спит».
Упомянутые «воспитанницы» – по сути, приемные дочери. Своих детей у семьи не было.
Неутомимый общественник
Впрочем, имелось еще одно, третье обстоятельство, мешающее подойти к роялю и сосредоточиться. Чудовищная занятость. Александр Порфирьевич увлекся еще и общественной деятельностью. Он борется за права женщин получать высшее образование, защищает студентов от нападок властей, вместе со своими единомышленниками открывает Высшие женские врачебные курсы. Сам на них преподает – на этот раз химию. Он стоит у истоков Русского химического общества, редактирует журнал «Знание».
Всего этого уже достаточно, чтобы войти в историю, а у Бородина это всего лишь дополнение к трем основным профессиям.
Сердце не выдержало такой невероятной нагрузки. В 1887 году, на Масленицу, он устроил костюмированный вечер. И в разгар веселья неожиданно свалился без сознания.
Одна из участниц писала: «Все бросились к нему и тут же на полу, не поднимая его, стали приводить его в чувство. Понемногу сошлись все врачи и профессора, жившие в академии. Почти целый час прилагали все усилия, чтобы вернуть его к жизни. Были испробованы все средства, и ничто не помогло».
Критик Владимир Васильевич Стасов писал: «В последний день Масленицы, на веселом вечере у себя дома, среди гостей, у него собравшихся, среди начатого разговора Бородин упал и мгновенно скончался от разрыва сердца, не испустив ни стона, ни крика, словно страшное вражеское ядро ударило в него и смело его из среды живых».
Этот удивительнейший человек прожил всего 53 года. Его смерть сделалась неожиданностью. Все уже как-то привыкли к тому, что в случае с Александром Порфирьевичем болезненный вид – вещь обманчивая.
Пароход
Похоронен Александр Бородин в Александро-Невской лавре, на Тихвинском кладбище. Рядом с другом Мусоргским, скончавшимся шестью годами раньше.
Спустя полгода Стасов напишет живописцу Илье Репину о репетиции концерта из бородинских музыкальных сочинений: «Как я жалел, дорогой Илья, что Вы не были сегодня на репетиции. Что это за колосс, что за грандиозность, сила, красота, страсть, очарование! У меня чуть не все время слезы дрожали в глазах. Такого после Глинки не было».
В 1918 году именем Бородина назвали речной грузопассажирский пароход. Так что пароходом Александр Порфирьевич тоже был.
Опера «Князь Игорь», к сожалению, так и осталась неоконченной. Ее, уже после смерти автора, завершили Александр Константинович Глазунов и Николай Андреевич Римский-Корсаков. Премьера состоялась в Мариинке в 1890 году.
