Полтора месяца самоизоляции, и мир изменился
«Мы вступаем в другой исторический период», – заявил декан экономического факультета МГУ Александр Аузан во время онлайн-встречи, организованной Благотворительным фондом Владимира Потанина.
Последний поворот такого масштаба был 100 лет тому назад. «Представьте себе человека, который из 1913 года смотрит в 20-30 годы XX века: Великая депрессия, коммунизм, фашизм.
Не хочу никого пугать, но я не уверен, что новый период всем понравится, или будет чем-то необычайно хорош», – отметил он.
Что изменилось? Менее года назад мы верили в глобализацию и в то, что здравоохранение победило эпидемии, медиа – это великое достижение человечества, а демократия умеет лучше авторитарных режимов решать проблемы.
В 2020 году мир охватила пандемия, государства отгородились друг от друга карантинными мерами, медиа распространяют панику, а самая богатая демократия мира чрезвычайно тяжело проходит через этот кризис.
«Три миллиарда человек просидели примерно полтора месяца под домашним арестом. Невиданный исторический эксперимент. Их заставили подумать, поговорить, поспорить, почитать книжки, посмотреть фильмы. Это иногда приводит к очень серьезным последствиям», – сказал экономист.
Изменение вкусов и предпочтений, а вовсе не экономические причины, в свое время привело к отмене рабства в США. Это доказал историк Роберт Фогель, получивший Нобелевскую премию в 1993 году. Проще говоря, люди прочитали книжку Гарриет Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома» и сказали: «Боже, какая гадость – это рабство!»
Опираясь на эти два института, Россия теряет население
Нынешняя картина мира возникла в XIV веке, после эпидемии чумы, а сейчас карты снова перемешаны, считает Александр Аузан. Тогда, почти 700 лет назад, возникла проблема нехватки населения, и две части Европы по-разному ее решили.
«Людей надо было как-то уговорить работать на земле. В Западной Европе пошли экономическим путем, стали стимулировать человека: вот, поле тебе выделим, а вот, часть урожая. И в конце концов пришли к промышленной революции, к современному капитализму. А в Восточной Европе силой государства прикрепили редкого человека к нередкой земле», – сказал он.
«В России возникла горькая парочка: самодержавие и крепостничество, – продолжил экономист. – Мы все время пытаемся рвануть вперед, опираясь на эти два института, которые из кризиса XIV века пришли к нам как основа нашей жизни.
Что такое петровские реформы? Вроде все, как во Франции и Англии, только вместо использования наемного труда к уральским заводам приписали крепостных.
А колхозная система, которая через несколько десятилетий после отмены крепостного права снова прекратила мобильность населения, а гастарбайтеры без паспортов? Крепостничество живет».
Опираясь на эти институты при попытке совершить очередной скачок, Россия каждый раз теряет население. Что при Петре I, что при Сталине. «Мы все время приходим к подрыву самого главного – человеческого потенциала, и потом, конечно, начинаем сползать (в экономике. – Прим. ред.)», – добавил он.
Такой эффект можно преодолеть, считает он. Есть несколько стран, которые за XX век перешли из одной категории в другую: Япония, Южная Корея, Гонконг, Тайвань, Сингапур. Они вышли на новую траекторию, опираясь на свои культурные особенности. И Россия так может.
Тем более, сейчас «открылось окно возможностей». Можно не пытаться идти длинным путем, а просто быстро отреагировать на новую повестку.
«Из земли все может вырасти. Из персональных данных тоже»
Узел, из которого будет формироваться новая экономическая картина мира – персональные данные, считает Александр Аузан.
«Это примерно такого же значения вещь, как земельный ресурс в XIV веке, – сказал он. – Потому что из земли все может вырасти. Из персональных данных тоже. Из них складываются большие данные, из них складывается личный профиль, который позволяет производить невиданный маркетинг и предлагать вам то, что вы еще сами не заказывали, но, оказывается, уже хотели».
На персональных данных могут быть основаны политические манипуляции, доказательная медицина, экономические теории.
Право собственности на этот ресурс – ключевой момент. В Китае, например, персональные данные принадлежат не гражданину, а государству. В США компании используют их в коммерческих целях, но люди, недовольные этим, могут подавать в суд.
В Европе считается, что государство должно защищать персональные данные, принадлежащие гражданину. Человек может сам оберегать свои персональные данные, но это обременительно: невозможно держать в голове и постоянно менять все коды и пароли. Наконец, цифровые платформы могут быть устроены так, чтобы их архитектура защищала персональные данные.
«Все эти системы имеют плюсы и минусы», – отметил экономист. «Для меня очень показательным стал пример про геном, – пояснил он. – Расшифровка первого генома стоила примерно миллиард долларов США. Потом стоимость расшифровки одного генома дошла до десяти тысяч долларов. Причем, людям же это нужно, это прогноз для них, это их перспективы.
Сейчас вы найдете предложения стоимостью ниже одной тысячи долларов. Знаете, кто покрывает разницу между десятью и одной тысячей долларов? Фармкомпании в обмен на персональные данные». То есть доступность персональных данных для бизнеса способствует инновационному развитию.
В то же время, цифровое тоталитарное государство Китай – единственная большая страна, которая выходит с положительным экономическим ростом к итогам 2020 года.
Цифровая система, где «прорастают» сервисы
Один из вариантов будущего – уход в цифровую экосистему, «где тебя всем обеспечат, все объяснят, предоставят все приложения, правда, не очень понятно, сможешь ли ты повлиять на пользовательское соглашение».
В 2017 и в 2020 годах в России проводился опрос, в ходе которого людей попросили расставить в приоритетном порядке три ценности: свободу, справедливость и эффективность государства.
«В 2017 году на первом месте стояла свобода и широта выбора. На втором – справедливость, на третьем – эффективность государства.
В 2020 году справедливость по-прежнему на втором месте. Но на первом – эффективность государства, а свобода переместилась на третью позицию», – рассказал Александр Аузан.
Люди жертвуют свободой ради безопасности? Не стоит спешить с выводом. «Мы провели еще одно исследование, – продолжил экономист. – Оказалось, что 54% наших сограждан не согласны отдавать персональные данные государству без своего разрешения.
40% согласны, но только на две цели – либо на борьбу с криминалитетом, либо на борьбу с эпидемией. При этом 30% полагают, что данные, предоставленные государству, защищены, и только 6% твердо в этом уверены».
Лучшее, что может сделать правительство, – это создать цифровое сервисное государство, считает он. Если оно не будет двигаться в этом направлении, останется в стороне и от экономики, и от жизни.
Уже сейчас «прорастают» совершенно новые институты и цифровые сервисы, замещающие традиционные учреждения и организации.
«В июле-августе мы провели исследование и выяснили, что у государства появился опасный конкурент, – рассказал декан экономического факультета МГУ. – Уровень доверия к правительству у россиян 49%. Да, это выше, чем к губернаторам, муниципалитетам и суду. Но вот к частным цифровым сервисам – 59%».
Конкуренция с искусственным интеллектом или жизнь «овоща»
Система высшего образования, пережившая шок от внезапного перехода на дистанционное обучение, должна определиться с тем, что она может предложить обществу. Здесь важны два фактора. Во-первых, раз мир изменился, значит, люди нуждаются в том, чтобы им рассказали, как он теперь устроен.
Во-вторых, цифровизация будет иметь тяжелые социальные последствия.
«Искусственный интеллект вытесняет профессии, основанные на алгоритмах. Юристы, финансовые аналитики, психоаналитики – все это «пожирается» искусственным интеллектом. Всюду, где есть методика, искусственный интеллект будет работать чище и быстрее, объединяя базы из разных областей науки», – сказал Александр Аузан.
Конкурентоспособность естественного интеллекта связана с эмоциями, интуицией, скрытыми способностями, основанными не на расчетах, а на других способах постижения, считает эксперт.
Он привел пример, которым поделился один из профессоров биологического факультета МГУ: «Вы знаете, лисы намного умнее зайцев. Но за миллионы лет лисы не съели всех зайцев. Почему? Лиса не может рассчитать траекторию, по которой побежит заяц, потому что заяц сам не знает, по какой траектории он побежит».
Некоторые районы Китая в XXI веке развиваются гораздо лучше других, добавил Александр Аузан, ссылаясь на доклад гонконгского профессора, сделанный на II Всемирном конгрессе по сравнительной экономике. Это именно те районы, где раньше всего, еще в VI-VII веках нашей эры, был введен гражданский экзамен для чиновников, предполагавший обязательное знание стихосложения и каллиграфии.
В новых условиях образовательные программы должны включать широкий спектр дисциплин: от математики до искусств. То есть такая модель образования, как Liberal Arts (когда студент может выбирать для изучения одновременно точные и гуманитарные науки), может стать наиболее востребованной.
«Человека, погруженного в математику и финансовой анализ, надо вытащить оттуда и сказать: «А ты Пушкина читал? Артхаусный фильм когда-нибудь видел?»
И не потому, что в человеке все должно быть прекрасно. А потому, что иначе он будет неконкурентоспособен, и его превратят в «овощ», который обслуживается технологиями искусственного интеллекта», – сказал декан экономического факультета МГУ.
Поколению Z нужен «интеллектуальный бокс»
Вторая проблема, решение которой может предложить образование, – это особенности поколения Z.
Юлия Цезаря считали великим человеком, потому что он умел три дела делать одновременно. В поколении Z каждый второй может слушать лекцию, общаться в соцсетях и что-то «гуглить» в один и тот же момент.
Профессор делился этим наблюдением со своими студентами. «Один из них мне прекрасно ответил, – рассказал он. – «Да, мы все это делаем. Но мы как утка». Я говорю: «В каком смысле?» «Утка ходит, летает и плавает. И все три дела делает плохо»».
Слабость людей поколения Z заключается в том, что их память «находится в дополнительных устройствах». Они не могут оперировать большими системами.
Александр Аузан сравнил ситуацию с последствиями первой промышленной революции, когда люди начали физически «хиреть», потому что за них работали машины. «Что придумала Англия? Две вещи: бокс и футбол. Вот и нам нужно придумать интеллектуальный бокс и футбол, чтобы у человека развивалась память», – сказал он.
Что касается самих по себе форматов обучения, то онлайн – прекрасное средство демократизации образования, благодаря которому можно слушать профессоров Стэнфордского или Оксфордского университетов, не выходя из дома.
«Но офлайн образование несет другую силу. Это театр, это энергетика, это разговоры в коридоре. Ведь кинематограф не убил театр. Он превратил его в элитное, дорогостоящее занятие», – отметил профессор.
Лузер тот, кто не прошел школу неудач
Какие факторы могут способствовать экономическому росту в новых условиях? Один из них – доверие между людьми. Французские экономисты Жан Алган и Пьер Каю подсчитали, какого уровня мог бы достичь валовый продукт на душу населения в ряде стран, если бы уровень доверия у них был бы такой же, как в Швеции (63%).
Выяснилось, что в Великобритании валовый продукт на душу населения повысился бы на 7%, в Германии – на 9%, а в России – на 69%.
В России доверяют большинству людей только 25% населения, причем пандемия на этот показатель никак не повлияла.
Кроме того, для быстрой эволюции нужно не бояться новых возможностей и неудач. «Что значит, не бояться неудач? Вот, Силиконовая долина. Средний возраст успешного стартапера – 42 года. У него было 10-15 неудач до того, как он пришел, наконец, к своему золотому решению.
А у нас, как и в очень многих странах, человека могут прервать после первой или второй неудачи: «Ну, лузер же, с ним дело невозможно иметь». Провал очень часто может быть школой. Если человек не закончил 7-8 классов этой школы, он как раз и есть лузер», – считает экономист. Здесь тоже речь идет о доверии.
Можно сколько угодно представлять, что мир станет абсолютно новым, но правда в том, что некоторые процессы волнообразны. После взлета цифровой революции обязательно что-то вернется на круги своя.
Например, после карантина люди начнут взахлеб общаться и обниматься, ходить в театры, рестораны и на концерты, потому что это – счастье полноценного человеческого общения, уверен Александр Аузан.
