За эти месяцы нужно: восстановить документы, поправить здоровье, найти работу и снять жилье, или вернуться на улицу. Корреспондент сайта «Милосердие.ru» съездил в приют и поговорил с его подопечными.
«За год мы научились ходить»
Илья Кусков, директор приюта, открыл «Теплый прием», когда у его команды появился инвестор. Первый его проект, связанный с бездомными – «Автобус милосердия», сотрудники которого в течение 10 лет помогали замерзающим и бездомным на улицах Москвы.
«Когда мы пришли в социальное служение, я и мои знакомые, с которыми мы вместе работаем, конечно, было совершенно понятно, что надо сделать такой приют. Потому что помочь людям, когда они находятся на улице, сложно. Та внешняя среда, в которой они находятся, их не подталкивает к изменению, наоборот останавливает.
У нас не было знаний, умений, навыков, ресурсов. Но постепенно мы стали нарабатывать опыт. Был открыт «Автобус милосердия». Потом мы издавали книги разные – справочники по России, справочники по Москве (по работе с бездомными). Когда уже приобрели опыт, у нас появился инвестор, который тоже захотел сделать приют», – рассказывает он.
«За год мы научились ходить», – говорит Илья Кусков.
Приют имеет три этажа. Первый этаж занимает санитарный пропускник, карантин, отделение для инвалидов. На втором – медицинская служба, администрация, отделение для женщин. Третий этаж – для мужчин, тут же столовая.
«Есть такой термин – «аэродром подскока»… у нас «приют подскока», это значит, что когда человек упал, мы ему подставляем плечо, и по нашему пониманию, он должен этим быстро воспользоваться и реабилитироваться. То есть у нас такой временный приют, где люди, которые не совсем разуверились, могут быстро и эффективно все исправить. Поэтому у нас проживание временное», – отмечает Илья.
В приют попадают в основном те бездомные, которые прошли через посредника, прошли предварительную беседу. Прийти в «Теплый прием» с улицы намного сложнее.
«Использование неких фильтров эффективнее для той программы, которую мы здесь предоставляем.
То есть мы считаем, что человек, который к нам поступает, должен быть замотивирован. Это значит, что он хочет изменить свою жизнь и в целом представляет, что для этого нужно.
Прежде всего, мы стараемся предоставить услуги таким людям. Им требуется меньше времени», – говорит директор приюта.
Я встречаюсь с подопечными в светлой и чистой столовой. Передо мной мужчина в черном спортивном костюме, похожий на инструктора тренажерного зала. Игорь говорит медленно, внятно, серьезно.
– Документы, в первую очередь, восстановить… Я сам с Донбасса человек, но здесь давно уже… У меня сыну здесь 17 лет было. Как бы так, попал я сюда, ну, как обычно, работу потерял, оказался на улице, добрые люди подошли, поговорили со мной, нашли этот приют, уговорили директора, чтобы меня сюда взяли. Потому что изначально он был только для граждан РФ. Ну и, значит, здесь я нахожусь три месяца, как бы сроки уже поджимают, с документами вопрос решается. Попали к этим людям, тем более, у нас сейчас легче для граждан ЛНР и ДНР получить гражданство, так как у меня еще здесь сын.
Три программы приюта
Когда человек поступает в приют, он временно размещается на карантине, сдает все анализы, после этого поселяется на одном из трех этажей. В «Теплом приеме» созданы три программы: трудоустройство, программа для инвалидов и третья – для престарелых. В рамках каждой из них предлагаются разные услуги.
«Во всех программах мы стараемся восстановить человеку паспорт и все документы, нужные для нормальной жизни: ОМС, СНИЛС и ИНН. Человек, который ищет работу, трудоустраивается, бесплатно проживает, до момента накопления суммы для перехода на аренду. Когда он от нас уходит, он может ее вложить, чтобы снять себе комнату или же хостел», – рассказывает Илья.
Вторая программа – это здоровье. На ней люди находятся в приюте до момента выздоровления после операций, травм.
«И потом люди решают самостоятельно, куда идти», – отмечает Илья.
Третья – программа для престарелых, более растянутая и более сложная. Сотрудники приюта с помощью других социальных служб устраивают на постоянное проживание тех людей, которые к ним попали.
Большая часть подопечных находится на первой программе. «Общая идея приюта как временного места, где люди могли бы отдохнуть, подумать о своем будущем, и с нашей помощью эффективно эти мысли реализовать», – рассказывает Илья.
Программа по трудоустройству занимает в среднем пять месяцев. Срок устанавливается индивидуально и зависит от той работы, на которую устроился подопечный.
«В нашем понимании реабилитация – возвращение человека к нормальной жизни, наша задача, чтобы человек вернулся в общество. То есть мы считаем, что человек может заработать стартовый капитал и перейти на аренду.
Мы никакой работы им не предлагаем, у нас работы нет, мы предоставляем условия, чтобы они могли эту работу отыскать. Человек может напиться, потерять работу, паспорт, поссориться с работодателем, в этом случае мы, к сожалению, такого человека повторно принять не сможем.
У нас есть такое внутреннее положение, что повторные услуги предоставляются только через год», – отмечает Илья.
«Какие у вас еще вопросы?»
До приюта Игорь нелегально работал на автомойке. В Москве без российского паспорта он живет с 1997 года.
– А сын с вами приехал? – спрашиваю его.
– Нет, сын здесь родился. Я в 1997 году в первый раз сюда приехал, просто я с женой разошелся, гражданство не делал, потому что не думал, что так надолго застряну, сын – гражданин РФ, житель Химок. Так что мы общаемся, мы встречаемся.
Без документов на нормальную работу попасть сложно. Люди боятся брать, потому что могут получить штрафы из-за того, что взяли нелегала. Я работал автомойщиком, меня брали на свой страх и риск. Сейчас могут взять, но лучше не подставлять ребят, сделать документы, правильно?
– Тоже на автомойку пойти хотите?
– Да, я уже привык, у меня опыт работы, в принципе, неважно, автомойка – не автомойка, тут главное, если ты не ленивый человек… Просто, если ты без документов, отработал и кто ты такой? Что ты делал, что ты не делал, до свиданья, не заплатили и все.
Один раз попал так в ситуацию через посредника… есть такое, через посредников, наберут народу, первый месяц заплатили, ты вроде расслабился, второй месяц раз и все… Какие у вас еще вопросы?
«Ничего постоянного здесь быть не может»
Большая часть подопечных приюта – мужчины. Это общая статистика по стране, отметил Илья. «Если говорить о причинах попадания на улицу в наше время – это поиск работы. Люди приезжают из разных городов России, стараются отыскать работу, не всегда это получается. Теряют паспорта, теряют связь с родственниками и постепенно опускаются на дно.
Чаще всего это мужчины. Они являются основными источниками поступления ресурсов в семье. Женщинам легче встроиться в жизнь, найти общий язык, мужчинам, мне кажется, это сложнее сделать. Но, с другой стороны, если мужчинам помочь просто, то женщинам помочь очень сложно – у них уже есть внутренний надлом. Это сложно объяснить, это особенности мужчин и женщин», – рассказывает Илья.
На то, чтобы найти работу, помириться с родственниками, восстановить документы, дается пять месяцев.
«Если человек не может найти работу, это говорит о том, что он не хочет. Естественно, мы с такими людьми расторгаем договор. У нас контракт получается от трех месяцев. Это время, в которое реально восстановить документы, найти работу и получить первую-вторую зарплату.
Мы можем продлить условия размещения, если человек старается, но у него что-то не получается по объективным причинам. В других случаях продлить мы не можем, потому что у нас есть люди, которые стремятся сюда поступить, и мы их ждем», – заключает Илья.
По его словам, если человек приходит в приют только для того, чтобы пожить, без «мотивации», то после завершения программы он, скорее всего, вернется на улицу.
«Они все прекрасно понимают, что это временный приют. Ничего постоянного здесь быть не может. И это, наверное, разумно. Потому что мы говорим о реабилитации… Нормальная жизнь – это жизнь в обществе, в семье, когда есть нормальная работа, а жизнь человека в приюте – это ненормально. Поэтому она постоянной быть не может.
Главная задача – это помочь человеку вернуться в общество», – отмечает директор приюта.
«Собрать денежку, снять жилье»
За стол с Игорем подсаживается еще один подопечный – Семен. Он добавляет, что тоже доволен приютом.
– Как вы потеряли работу? – спрашиваю Игоря.
– Как-то раз подошел ко мне товарищ, где я работал, и говорит: надо где-то десять дней, две недельки «потусоваться», потому что проходят проверки ФМС, два раза в год. Там такие проверки – и ночью могут зайти.
– То есть вас и жильем там обеспечивали?
– Да, я жил там прямо на автомойке. До этого жил у бывшей тещи, но там у нее много детей, сложновато с жильем. Главное не отчаиваться. Есть люди и похуже, по крайней мере, на своих ногах хожу, сильных таких заболеваний нет. Тут отлично, в Москве таких центров мало по условиям жизни.
– Я полностью с Игорем согласен, – добавляет Семен.
– И кормят отлично, отношения хорошие. Веди себя нормально, и все будет нормально. Практически как семья, да. Ну, есть конечно какие-то, может, конфликты. Стараемся как-то заглушать.
– Политически подкованные, – шутит Семен.
Они переглядываются, я спрашиваю Игоря о том, что он будет делать, когда договор с приютом будет расторгнут.
– Подкопить, естественно, надо. Тебя здесь кормят, одежду дали, помыться есть где, поспать есть где. Найди работу, собери денежку, чтобы ты уже вышел, и не на улице, а снял хотя бы какой-то хостел или квартиру.
– Да, в Москве. Квартиру, – добавляет Семен.
– Ну, это реально. С кем-то, не одному.
Семен смеется.
– Надо сейчас сына на ноги поднимать, он сейчас учится, как бы помогать. Я летом работал, естественно, я его обеспечивал, – продолжает Игорь.
– А я женюсь на богатой москвичке, с квартирой, с дачей, с машиной, с бизнесом.
Семен и Игорь смеются.
– Приют помог мне не опуститься окончательно. У людей есть стереотип: бомж – все. А, может, ты вчера жил королем…, – рассуждает Игорь.
– У бомжей тоже есть иерархия, – замечает Семен. – Я где-то 16-17 лет на улице. Бомжи везде разные.
Есть конченные, им уже ничем не поможешь, хоть ты отмоешь их, они отъедятся, отоспятся… и все равно уйдут. Человек уже потерялся, у него надежда умерла. Водка там, туда-сюда. Да вон, посмотри на вокзале.
– Это люди, которые не хотят возродиться.
– Даже их выгонять не будешь, они все равно уйдут. Опять пить, спать…
– Не мыться.
– Ну да.
– Человек же не сразу ломается, его к этому подводят… забрали там квартиру, развелся, жена бросила, сначала пометался-пометался, попил-попил, с работы ушел, денег нет, на вокзал пошел. Со временем превращается в животное. А есть такие нормальные, они сюда приходят. Это не для всех.
– А с вокзала сюда не может человек прийти? – спрашиваю Семена.
– Почему не может, приходили, но они в основном сейчас там же, где и были.
– Вот тоже, человек был у нас, Игорь, а он десять лет на улице, зимой, да, сложно, говорит. Летом он нормально, находил работу, то есть даже живя на улице, ставил себе какую-то палатку, находил, где помыться… Не скажешь так с виду, что он бездомный. А вот зимой, да, ему сложно. Чуть-чуть опускался…
– Вот это, наверное, «средний» человек, пытался сам себя вот так тянуть, – добавляет Игорь.
К нашему столику подходит еще один подопечный приюта, Мелик. Он улыбается и держится за локоть.
– Упал на сломанную руку, еще раз сломал, короче. Что у вас за дискуссия, я не мешаю?
– Присядь, поговори, – отвечает Семен.
– Вот знаешь, что… мужчина без женщины ни к чему не придет хорошему. У мужчины должна быть женщина… минимум, как Инесса, короче. И тогда мужчина будет нормальный, – заключает Мелик, смотря на полную женщину в белом халате, которая сидит за соседним столом.
– Инесса, кстати, я с тобой помирился, – весело говорит ей.
Инесса смеется.
– Это хороший дом, они делают доброе дело. Дай Бог им всем здоровья. Поверьте мне, сколько бедолаг, посмотрите, на меня не надо смотреть, я-то совсем другой, вот бедолаги, смотрите, они им помогают. И я им тоже благодарен, они меня взяли. И хоть я инвалид, без рук, без ног, в новогодние праздники концерт провел. Из бомжей сделал артистов, вы представляете? – восклицает Мелик.
Мы говорим еще минут десять, потом в столовую заходят работники кухни и объявляют, что скоро будет ужин.
