Мой первый поход в ПНИ состоялся осенью 2014 года. Перед тем, как зайти на этаж к жителям отделения, сестра милосердия Наталья морально готовит меня: «Ты не бойся, они у нас все очень хорошие. Конечно, много больных и искалеченных, но внутри они все очень добрые и благодарные люди, мы с сестрами считаем, что все они уже ангелы здесь, на земле».
Раньше Наталья не проводила такую подготовительную 5-минутную беседу перед входом в отделение, но одной женщине стало плохо от увиденного, и теперь она старается настраивать людей на нужный лад. Мы перекрестились и зашли внутрь. То, что я увидела, заставило меня перехватить дыхание, руки стали потеть, стало сухо во рту. Я увидела то, о чем раньше и не могла даже подумать, представить, что такое существует. Я очень испугалась мальчика на коляске, такого худого, щупленького, с огромным уже зажившим шрамом на голове, носом, как у свиньи, он мне очень напомнил человека-слона из одноименного фильма, только голова не такая большая, но форма все равно достаточно измененная.
В палатах жили так называемые «лежаки», взрослые с очень тяжелой формой ДЦП, отказники, которых даже посадить на стулья нельзя, и они лежат все время. И очень много других больных, пожилые и немощные. Мы провели с сестрой Натальей там какое-то время и спустились в сестринскую на обед. Сестры милосердия спрашивали меня, не была ли я в шоке от увиденного. Я ответила, что все в порядке. Только после я поняла, что на самом деле я была в шоке. Я уже представляла себе, как буду ехать домой и плакать в машине, как же мне их всех жалко, что ночью не буду спать и т.д.
После обеда мы вернулись с Натальей и другими несколькими сестрами на этаж, они ухаживали за больными, а я лишь наблюдала со стороны. Вдруг тот самый страшный мальчик стал протягивать в мою сторону свои изуродованные руки. Я боязливо подошла к нему и взяла их в свои, и тут я увидела его темно-карие глаза, которые излучали только свет и доброту. Он улыбался. Марк не умеет разговаривать, строение носоглотки не позволяет. Ко мне стали протягивать свои ручки еще две девочки, находившихся рядом с ним, Леночка с синдромом Дауна, и Юля на инвалидном кресле. Я увидела, что всё, что им нужно, – это немного тепла, внимания и любви. Внутри себя на физическом уровне я почувствовала огромное сердце, от шеи до живота, которое сильно билось – ничего подобного я не испытывала ни до, ни после.
Домой я ехала окрыленная. Божья благодать, милость и любовь наполнили меня. Я ехала и улыбалась, о слезах не было и речи, разве только если о слезах радости и умиления. Думала о Царстве Небесном, о Елизавете Федоровне и ее служении, о царских дочерях Романовых и о Великой Княгине Александре Федоровне, которые служили сестрами милосердия, помогали самым нуждающимся, перевязывали раны, ухаживали за больными, читали им.
С того дня я стала часто бывать в ПНИ в качестве добровольца, недолгое время работала там. Потом, к моей радости, к нам присоединился добровольцем мой муж. Жертвенная бескорыстная любовь с терпением и смирением – это и есть настоящее счастье. Человек может быть идеален внешне, но совершенно пуст внутри, эгоистичен. А может быть уродливым, но очень настоящим и искренним. По-разному бывает. Выбор за нами: к чему нам всем стремиться и чем жить.
Тот Марк Куперштейн стал одним из моих любимчиков в итоге. За ручки держались, читала книжки ему, на коляске возила по коридору, а он в этот момент такой важный был, забавный очень. И другие любимчики появились, девчонки и мальчишки, бабулечки.
В ПНИ мне жальче всего не тех, кто туда попал из системы ДДИ – они ведь по сути и не знают, как по-другому люди живут, они всегда в режиме дня были, в закрытых стенах. Жальче всего тех, кто попал туда из обычной, «домашней» жизни – по каким-то своим, очень сложным жизненным обстоятельствам.
У одной одинокой женщины сын умер, начались депрессии, не смогла пережить свое горе и справиться. Другой мужчина был профессиональным лыжником, а потом ему ампутировали обе ноги выше колен – очень обозлился на этот мир. Много шизофреников в отчаянии. А есть другие, такие, как Маркушка этот, как Ромка с ДЦП, который сама доброта, позитив и радость. Если обидит кого, сразу каяться начинает и говорит: «Меня Бог в рай не пустит, я так сильно нагрешил». Или Владик лежачий, 28 лет, такой смиренный и радостный. Не так давно нашелся благотворитель, который подарил ему специальное американское кресло, на котором его можно вывозить лежачим на улицу. Он всего года два назад первый раз в жизни снег увидел на улице, потрогал его, снежинки на лице почувствовал. Он мне как-то в разговоре и говорит: «Любаш, ты не переживай, все сложится хорошо, как Богу угодно будет». А у меня от этого мурашки аж по телу… Много всего было.
Особенно хорошо бывало на службах с отцом Николаем Петровым. Стоишь на службе, обнимаешь своих цыплят, облепят тебя всю, и как будто в Царствии Небесном находишься. Было у меня так, не всегда, не каждый раз, конечно, но бывало: что уже как будто на небесах с этими ангелами. И не видишь их болезней, одна сплошная любовь вокруг. И Тошик рядом стоит улыбается. И Анечка, если обнимаешь ее, то она довольна, а если кто другой подойдет, уходит сразу, садится и плакать начинает, ревновать. И объясняй-не объясняй, а она тебе: «Люба – мой! Люся (другая сестра милосердия) – мой! Женя – мой!» И вот что хочешь, то и делай!
