Как деревня превращается в село? Как правило, подобная метаморфоза происходит постепенно, поступательно и эволюционно. Увеличивалось количество жителей, хорошели дома, развивалась торговля, в конце-концов жители скидывались на храм, какое-то время его строили. Процесс занимал много десятилетий.
Но в случае с селом Булановым Владимирской губернии, все было несколько иначе. Буквально за несколько лет эту деревню сделали селом два человека, два местных уроженца – предприниматели Владимир Тарасов и Федор Наживин.
Лишился одного ресурса – пользуйся другим
«Владимирские губернские ведомости» писали об этой местности в 1878 году: «Земли здесь всегда были неплодородные, но крестьяне, тем не менее, не бедствовали. Близость губернского города позволяла жителям продавать овощи со своих огородов, ягоды, грибы свежие, соленые и сушеные. Места рядом очень ягодные. Ягоду (бруснику, чернику) возили возами».
То есть недостаток одного ресурса – плодородных земель – местные жители привыкли компенсировать другим – близостью города Владимира, губернской столицы. Этим же методом воспользовался и тринадцатилетний Володька Тарасов, родившийся в середине позапрошлого столетия, около 1853 года. Когда его – непослушного, своенравного и хулиганистого – отец в буквальном смысле выгнал из дома (а подобное в те времена, увы, практиковалось), тот, долго не думая, отправился в заветный град Владимир. Всего-то восемнадцать верст. Там он, не заботясь о получении какого-либо образования, сразу же прибился к делу – устроился в купеческую лавку зазывалой, был мальчиком на побегушках.
Словом, школу жизни мальчуган прошел нешуточную. И девяностые годы шалопай Володька становится его степенством Владимиром Михайловичем Тарасовым, купцом второй гильдии, гласным городской думы и одним из богатейших и авторитетнейших владимирских жителей.
Тут бы ему и успокоиться, и пожинать плоды собственной предприимчивости, жить припеваючи, а изгнавшее его Буланово воспринимать как неприятное воспоминание и чуть не как страшный сон. В его собственности – солидный дом в центре города, половина акций кирпичного завода, лавки в торговых рядах, мануфактурный и керосиновый бизнес (деловым партнером Тарасова было знаменитое товарищество братьев Нобель), наконец – его назначают старостой храма Спаса Нерукотворного. Что еще надо человеку?
Но не таков был наш герой. К родным местам он сохранил самое нежное чувство. Возил туда на отдых жену, детей. И, по мере сил, совершенствовал деревню.
А кабака не будет
Одной из излюбленных фраз господина Таросова была такая: «В Буланове будет все, кроме кабака и волостной конторы». Первое было обусловлено нетерпимостью к дурным привычкам, а второе – столь же сильной нелюбовью ко всякого рода бюрократическим «надстройкам».
В первую очередь была построена больница. По воле благотворителя, при ней, на втором этаже, была обустроена и его личная квартира – останавливаться в «отчем доме» по понятным причинам ему не хотелось. Именно здесь, в просторной квартире со специальным помещением для прислуги, оборудованной по последнему слову техники (там имелась даже такая модная и недешевая новинка как ватерклозет) и отдыхал Тарасов вместе со своим семейством.
Затем была школа. До наших дней дошла мемориальная доска, гласящая: «Школа Родине на пользу. Ученье свет, а неученье тьма, своим знанием да просветится юношество. От Федора Мироновича Наживина и Владимира Михайловича Тарасова, уроженцев деревни Буланово. Открыта 1-го сентября 1892 г.».
Школа была редкостью не только для деревни, но и для села. Особенно такая, какую построили в Буланове, которое тогда насчитывало всего лишь 36 дворов и около 200 жителей. Тарасов и упомянутый на той же памятной доске Наживин мало того, что не скупились на само здание, на его меблировку и школьное оборудование – они еще придумали уникальную схему поощрения учителей.
Зарплата учителя составляла 20 рублей 20 копеек в месяц. За каждого ученика, благополучно окончившего класс (а школа была пятиклассной) приплачивали пять рублей наградных. За выпускника – десять рублей. Наградные выдавались так. Москвич Федор Наживин ежегодно приглашал учителей к себе в Первопрестольную. Туда же в это время из Владимира приезжал и Тарасов. В Москве преподавателей ждал целый праздник – трехдневная культурная программа с посещением музеев, театров и прочих мест, полезных для души и для ума. Разумеется, дорога, проживание, роскошный стол и прочие расходы оплачивались меценатами.
Надо ли говорить, что обучение в булановской школе было бесплатным – ученики и их родители не платили ничего вообще.
И, разумеется, при школе была оборудована церковь. «Ведомости о церквях Владимирского и Суздальского уездов» за 1908 год сообщали: «Домовая церковь Владимирской Божией Матери при Булановском народном училище в приходе погоста Борисоглебского построена в 1895 году тщанием и на средства купцов Федора Мироновича Наживина и Владимира Михайловича Тарасова. Здание каменное, с отдельной деревянной колокольней».
Упомянутый же на обеих досках Федор Миронович Наживин приходился Тарасову двоюродным братом. Правда, его судьба была гораздо более традиционной – из дома Наживина не выгоняли, напротив, помогли устроиться в Москве, где Федор Миронович тоже сумел сколотить нешуточный капитал. Наживин занимался лесной торговлей, а также строительством, имел свой пай в строительстве железных дорог. По тем временам все три бизнеса были довольно доходными. Сына же своего Ивана он отправил обучаться за границу. Впоследствии тот сделался писателем.
Наживин охотно участвовал в тратах во благо родного Буланова, но инициатором и вдохновителем был все таки непоседа Тарасов.
Приключения вокруг храма
И лишь когда были готовы и начали полноценно функционировать больница и школа, предприниматели принялись строить храм. Сразу же – огромный, капитальный, каменный, в честь Владимирской Божией Матери. для упрощения и рационализации строительства рядом с Булановым был оборудован кирпичный заводик. А яйца же для укрепления раствора собирали, что называется, всем миром. Расход – пара яиц – не велик, зато как приятно ощутить себя причастным к грандиозной, по булановским масштабам, стройке.
Увы, не обошлось без неприятности. Где-то в инженерные расчеты вкралась ошибка, и недостроенный храм неожиданно рухнул. К счастью, никто от этого не пострадал, выводы были сделаны правильные. Возникли трудности с колоколом – 700 пудовый гигант оборвал тросы, рухнул вниз. Решив, что собственными силами не обойтись, Тарасов пригласил особого специалиста, который, усевшись верхом на колокол, прямо сверху отдавал команды рабочим. В результате колокол все-таки занял свое место.
В мае 1911 года церковь наконец-то освятили. Настоятелем же был определен молодой батюшка, вчерашний семинарист Алексей Поспелов. Он же преподавал Закон Божий в булановской школе.
В 1935 году церковь закрыли, но еще долгое время на ней висела памятная доска: «В дар прихожанам от Тарасова». В Великую Отечественную колокол был вторично сброшен и отправлен на переплавку. Огромные же, дорогие иконы еще раньше пошли на строительство сцены для здешнего крестьянского клуба. К счастью, сама церковь сохранилась.
«Додушить буржуазов»
Разумеется, «вихрь революционных перемен» затронул и предпринимателя Тарасова. У него отобрали (как в то время модно было говорить, экспроприировали) все, что можно было отобрать, оставив вообще без средств к существованию. По другой версии, Тарасов отдал все добровольно, сам. Впрочем, понятно, что тогда стояло за такими «добровольными» пожертвованиями.
Тогда Владимир Михайлович переехал из Владимира в Буланово – к величайшей радости булановских крестьян. Они были настолько преисполнены благодарностью, что постоянно снабжали бывшего благотворителя едой и всем необходимым. Фактически, Тарасов жил подаянием, но просить его не приходилось – сами все приносили, наилучшего качества, да еще уговаривали, чтобы взял. Он, впрочем, без дела тоже не сидел – последние годы жизни занимался тем, что высаживал в Буланове березовую аллею.
Тарасов умер в 1925 году в возрасте семидесяти лет в Буланове. Там же и был похоронен, рядом с церковью Владимирской Божией Матери.
Гораздо менее сердечно те крестьяне обошлись с сыном Наживина Иваном Федоровичем. Он писал: «Я уехал по делам в Москву. Но не успел я пробыть в Москве трех дней как жена сообщает мне по телефону, что против меня булановцами начато дело по обвинению меня в контрреволюционности!.. Оказалось, что крестьяне приступил и к дяде с требованием или возвратить деревне часть своей усадьбы, или же заплатить за эту часть миру 300 рублей в год.
Усадьба и вся – того не стоила, но было приказано «додушить буржуазов» и не свести на этом декрете старых счетов было бы непростительно. Дядя вышел из себя и… закричал на мирских делегатов, грозя им, что вот погодите немного, вам пропишут, а для большего веса прибавил: Иван Федорович сказывал, что и двух недель вашим чертовым советам не продержаться… Погодите, сукины дети… Я, между прочим, и в глаза дяди в этот приезд не видал. Хулиганье наше обрадовалось дурацкой выходке, состряпало соответственный приговор и потребовало, чтобы все подписались, и все, даже мои приятели, даже родственники, подписывались: «плачешь, а подписываешь…» – говорили мне потом эти совсем уже оторопевшие, перепуганные люди, которых уже подхватило и несло куда-то течением против их воли. Огромное большинство крестьян уже одумалось, уже испугалось того, что было наделано, но народ как-то обессилел и сопротивления уже не оказывал».
Дело в конце концов было улажено – благодаря вмешательству Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича. Сама же история с попыткой отнять усадьбу – лишнее подтверждение непредсказуемости людской благодарности, а также того, что, совершая добрые дела, следует на эту самую благодарность не рассчитывать, а следовать исключительно велению собственного сердца.
