Православный портал о благотворительности

30 ноября в благотворительности: нравоучительный день

Сегодня – только лет сто назад – филантропическая пресса обсуждала экологическое преступление владельца «петербургских трущоб», литературных негров А.Дюма и женские неблагонравные поступки

«Леди Винтер («Миледи») травит Констанцию Бонасье в монастыре кармелиток»; иллюстрация к «Трём мушкетёрам» А.Дюма

В 1868 году объясняла читателям, почему нужно выбирать жену старше тридцати лет

«…Из 159 755 лиц, сосланных в Сибирь в течение 20 лет, было 134 315 мужчин и 25 440 женщин. Следовательно, в массе ссыльных вообще, россиянки составляют около одной шестой всего числа или, что все равно, на 100 россиян приходится 18, 95 россиянок. Это доказывает несомненное благонравие нашего прекрасного пола.

Но это благонравие не во всем выдерживается, напротив, по некоторым статьям оказывается весьма несостоятельным. Так, между сосланными в Сибирь за детоубийство на 100 мужчин приходится 1912, 50 женщин, за прелюбодеяние на 100 мужчин – 492, 31 женщина, за супругоубийство на 100 мужчин – 161, 61 женщина.

«Заключённая преступница»; открытка начала 20 века

До 16 лет своего возраста россиянки остаются ангелами, но с этого времени страсти их быстро развиваются, и они делаются кровожадными в преступлениях, их полу свойственных, и таким образом дело идет до 30-летнего возраста, включительно. Тогда как  из мужчин от 16 до 30 летнего возраста за детоубийство сослано было в Сибирь в течение 20 лет всего 11 человек, женщин в то же самое время и за то же самое преступление было сослано 317; мужчин от 16 до 20 лет своего возраста, убивших своих жен, в течение 20 лет было только 19,

от 21 до 30 лет – всего 89; женщин от 16 до 20 лет своего возраста, убивших в течение того же времени своих мужей, –  было 158, от 21 до 30 лет – 181.

Желая оправдать такую страшную кровожадность прекрасного пола в его возрастах, автор книг «Статистика преступления в России» г. Анучин говорит о детоубийстве, что это преступление до такой силы развито среди женщинами вследствие невыгодности условий общественного положения женщин – условий, при которых вся вина незаконной половой связи падает на женщину.

Гесслин, «Сомнения»; открытка начала 20 века

«Нет сомнения, – продолжает он, – что к детоубийству побуждает женщин главным образом стыд и страх общественного мнения, и потому до тех пор, пока не изменятся условия, вызывающие этот стыд и страх, детоубийство останется в ряду женских преступлений на самом видном месте».

Точно так же и сильную наклонность женщин к супругоубийству автор объясняет из общих условий общественного и семейного положения нашей женщины, действующий в низших сословиях обычай, говорит он, отдавать девиц замуж без их согласия, даже насильно, жестокое обращение мужа с женой, желание освободиться от жестокого или нелюбимого мужа – вот условия, в которых кроются причины мужеубийства…

Горвиц, «Преступница»; открытка начала 20 века

Все это может быть и так, но мы советовали бы молодым людям и вообще мужчинам, вступающим в брак, ради сохранения своей жизни не жениться на молодых девушках, или на молодых женщинах, а избирать себе из возрастов болен зрелых и благоразумных, начиная от 31 и в особенности от 41 года, ибо статистические данные показывают, что так как от 15 до 18 лет супругоубийц бывает на 100 мужчин 755 женщин,от 20 до 30 лет – на 100 мужчин 200 женщин, от 30 до 40 на 100 мужчин – только 64,71 супругоубийца, а от 40 до 50  на 100 мужчин всего 39,16 супругоубийц». («Отечественные записки», 1868)

 В 1870-ом обсуждала экологическое преступление князя Вяземского

Управлением 3 участка Спасской части в продолжение июля и августа было составлено и передано мировому судье 9 участка пять протоколов относительно известного дома кн. Вяземского (между Обуховским проспектом и набережной Фонтанки).

Фонтанка у Сенного рынка ; фото вт.пол.19 века

Уполномоченный полицейского управления между прочим пояснил следующее: при доме кн. Вяземского нет постоянного мусорщика, нечистоты убираются и свозятся домашними средствами. Это обстоятельство составляло загадку для местного полицейского управления, которое не могло понять, каким образом громадный дом Вяземского мог очищаться не общепринятыми и видимыми, но какими-то неведомыми средствами. Недоразумение разъяснилось только теперь, когда, при исправлении подземных труб обнаружилось, что нечистоты или уходили в подземную трубу, а из нее в Фонтанку.

Уполномоченный полицейского управления сказал: ряд построек, занимающих обширное пространство  между Обуховским проспектом и набережною Фонтанки, принадлежащих богатому собственнику князю Вяземскому, известных под общим названием дома Вяземского, приобрел всеобщую весьма печальную известность своим беспорядочным и безобразным в санитарном и полицейском отношении содержанием…

Многочисленное население этих домов, вынуждаемое бедностью или разладом с законом, ютиться в этих грязных притонах нищеты, дышало отравленным никогда не освежавшимся и пропитанным всевозможными миазмами воздухом, заражалось само и разносило потом заразу по другим  местностям столицы. Можно с уверенностью сказать, что во всех эпидемиях, свирепствовавших в Петербурге за последние десятилетия, «дом Вяземского» был одним из главных источников распространения заразы и что корыстная расчетливость домовладельца, не заботившегося вовсе об очистке своих домов, увеличивала значительное число жертв повальных болезней…

Но богатый домовладелец князь Вяземский остался глухим к требованиям общественной необходимости и равнодушным к общественным бедствиям, в то время как бедняки Петербургской и Выборгской сторон и Песков тратят, быть может, последние деньги на очистку и исправное содержание своих домишек.

Богач не хочет поступиться ничтожной частицей своих средств для выполнения самых настоятельных общественных требований.  Усиливающими вину обстоятельствами являются высокое общественное положение домовладельца, дающее повод предполагать и соответственную степень образованности, и, наконец, упорное невыполнение им требований полиции относительно сохранения им чистоты и безвредности воздуха, указывающее на обдуманность в действиях. Денежный штраф для человека с такими средствами, как князь Вяземский, может быть вовсе не чувствительным.

Поэтому прошу подвергнуть обвиняемого более строгому и более действительному взысканию – аресту. Прошу об этом в полной уверенности, что суд будет видеть в обвиняемом только упорного нарушителя самых интересов общества, систематически приносящего эти интересы в жертву своим своекорыстным расчетам, и потому заслуживающим примерного и строго наказания».

Мировой судья, признав домовладельца, отставного штабс-ротмистра князя  Александра Егоровича Вяземского, виновным в нарушении 53 и 102 ст. Уст. о наказ. нал. мир. суд. при наличности усиливающих его обстоятельств, приговорив его подвергнуть его, по совокупности проступков, аресту при тюрьме на 10 дней.

Решением мирового судьи князь Вяземский был признан виновным в проведении рукавов от отхожих мест в водосточную трубу и был приговорен заочно к денежному штрафу в 25 рублей». («Полицейская газета», 1870)

Исторический контекст: Доходный «дом Вяземского», выходящий на набережную Фонтанки, 95, был знаменит как «вяземские трущобы», «вяземская лавра» и считался средоточием петербургской нищеты. Он описан в романе В.В. Крестовского «Петербургские трущобы» (1864). Район Сенного рынка был самым дешевым в Петербурге, и через «вяземскую лавру» проходили тысячи семей. В справочном издании «Город Санкт-Петербург « (1897) говорилось, что обитатели трущоб спят в одежде, а на 150 спальных мест в этих ночлежках претендует ежедневно 200–250 человек. В 1898 году благотворители организовали Общество попечения о детях, живущих в доме Вяземского. Благодаря собранным средствам в трех комнатах дома удалось расположить детский Приют трудолюбия. В 1900 году в приюте жили 30 девочек-пансионерок, которым разрешалось оставаться на иждивении Общества до 16 лет. В соседней квартире Дома Вяземского располагались ясли для 19 малышей.  Позднее благотворители организовали ремесленные мастерские для мальчиков из «вяземских трущоб». «Дети содержатся в приюте скромно и просто, – говорилось в уставе Общества попечения о детях дома Вяземского, – с тем, чтобы оказаться подготовленными к трудовой жизни рабочих классов». Заметка в «Полицейской газете» о 1870 года свидетельствует, что ситуация в «вяземских трущобах» вполне устраивала чиновников  городского управления. Об этом говорит штраф в 25 рублей, наложенный на штабс-ротмистра князя Вяземского Даже за единичные случаи такого рода мировые судьи в Петербурге штрафовали провинившихся суровее.
16 ноября 1870 года Полицейская газета рассказала читателям о похожем случае: «статский советник Андрей Пенчуков, проживающий в собственном доме на углу Среднего проспекта и 16 линии Васильевского острова, приказал дворнику своего дома в половине третьего ночи открыть люк ретирадного отверстия и вылить все в подземную водосточную трубу, а на улице выставил кучера, чтобы проследить не идет ли кто из чинов полиции». Околоточный надзиратель почувствовал по запаху неладное,  заглянул через забор, вошел во двор со свидетелями и составил протокол. Мировой судья 24 участка оштрафовал домовладельца на 30 рублей, а дворника – на 10 рублей.
Что можно было купить на эти деньги в 1870 году?  Пробежав страницы газет за этот месяц, убеждаемся: регулярный слив помоев в Фонтанку суд оценил в… два билета в театр.

Рассуждала об общественных нравах и грубости

«В Петербурге прибавилось еще одним частным театром, на котором дают, к сожалению, одни каскадные песенки и пьесы а не что-нибудь дельное и порядочное, даже не народное – как в бывшем театре Малафеева в Царицыном. Конечно, никто не будет сомневаться в необходимости у нас частных театров, но чтобы мы нуждались именно в таком театре, как открытый г. Декер-Шенком – это еще очень сомнительно. Один подобный театр у нас еще существует, это театр Берга, и мы полагаем, что его весьма достаточно для Петербурга.

Хорошо также, что в новом театре сидят без шляп, тогда как у Берга высокие цилиндры очень часто мешают видеть сцену лицам невысокого роста, помещающимся в задних рядах. Сидят в шляпах, правда, и в театрах всей Европы, но только в антрактах, а во время представления правила общежития заставляют всех снимать шляпы. Но у нас до того чужда эта азбука общежитейской вежливости, что попросит малорослый сидящего перед ним великана снять свой цилиндр,

так из ста раз можно быть уверенным, что вам ответят грубостью. Что же делать! Ндраву нашему не препятствуй!». («Иллюстрированная газета», 1870).

А в 1888  году радовалась первому выпуску школы кухонного искусства

«В русской школе кухонного искусства, основанной при столовой Общества охранения народного здравия, состоялся первый выпуск учениц школы, прослушавших шестинедельный курс.

В 10 часов утра все 15 учениц, признанными особою комиссией удовлетворительно подготовленными к изготовлению кушаний, собрались  в школе. Вскоре явилась экзаменационная комиссия, состоящая из профессоров А. И. Доброславина, И. Е. Андреевского, А. Ф. Янсона, Сущинского и некоторых других членов Общества.

Реклама конца 19-начала 20 века

В присутствии этой комиссии был произведен тираж блюд, изготовляемых в нормальной столовой. После этой лотереи в кухне школы закипела работа. Ученицы, в белых передниках, в белых шапочках и наколках начали изготовлять доставшееся по тиражу блюдо. Все делалось чинно, никакой толкотни, суетни не было. Члены Общества, приглашенные присутствовать при приготовлении кушаний, и посторонняя публика, с интересом следили за работою будущих хозяек.

Реклама конца 19-начала 20 века

В три часа дня кушания были приготовлены, и проба их была предложена сначала экспертам, а затем и всем посетившим школу. Эксперты и публика находили кушания весьма вкусными и хорошо приготовленными.

По окончании вполне удавшейся экспертизы все собрались в зале музыкальной школы Бехли, где профессор И.Е. Андреевский ознакомил собравшихся с историей возникновения школы, упомянув в своей речи имена: И. Д. Ковригина, пожертвовавшего библиотеку и  2 тысячи рублей при начале устройства школы,  и сегодня, в день первого выпуска учениц, еще 1000 рублей, А.П. Доброславина, читавшего в школе  краткий курс физиологии и анатомии, главного деятеля школы Д. В. Каншина, И. М. Гуляева, инженер-механика Гольдштейна, и всех тех, кто содействовали успеху и процветанию школы. Затем профессор Н, Ф. Здекауер роздал ученицам свидетельства об успешном прохождении шестинедельного курса кухонной школы искусства».(«Детская помощь», 1888)

…И заботилась о свежести продуктов питания

«С 1 января 1889 года Общество охранения народного здравия будет издаваться новый журнал «Листок нормальной столовой и школы кухонного искусства», под редакцией проф. А.П. Доброславина. Листок будет содержать в себе, кроме указания справочных цен пищевых продуктов, состава меню обедов, различные статьи и сообщения, касающиеся вопросов гигиены питания и фальсификации пищевых продуктов». («Новое время», 1888)

Исторический контекст: Алексей Петрович Доброславин (1842 – 1889),  профессор гигиены в Медико-хирургической академии, основатель первого в России научно-популярного журнала о гигиене «Здоровье». Русское Общество охранения народного здравия объединило  врачей-гигиенистов, специалистов по правильному питанию. Одно из его достижений – кулинарные школы для всех желающих и Нормальные столовые для нуждающихся. «Новое время» сообщает, что за сентябрь 1888 года одна из Нормальных столовых принесла «чистой прибыли от продажи обедов 369 руб 29 коп». Кроме того, газета оповестила читателей, что «в нынешнем месяце в столовой устроено электрическое освещение».

 

В 1890 писала о необычной машине из Берлина: для печатания книг для слепых

«В Москве Обществом призрения, воспитания и обучения слепых детей получена из Берлина машина для печатания книг для слепых по системе Брайля, а также  пресс и бумага. На покупку означенной машины обществу пожертвованы 700 рублей (стоимость машины, пресса и бумаги) попечительницею Общества Е. П. Щеголевой. Книгопечатание для слепых вводится в Обществе по инициативе попечителя Общества К. Е. Пастернака. Для первого опыта предложено напечатать Евангелие св. Иоанна».(«Московская иллюстрированная газета», 1890).

В 1845  году решительно осудила Александра Дюма за «Трех мушкетеров» и использование литературных негров

«Роман Александра Дюма «Три мускетера» наделал много шуму. Он переведен на все европейские языки и значительно увеличил славу знаменитого писателя. Помнится, что в начале нынешнего или в конце прошлого года кто-то изобличил проделки плодовитого писателя. Завязался процесс, из которого Дюма вышел – сух.

Обвинителя приговорили к значительному штрафу. Талант Дюма всем известен, а потому грустно видеть, как он становится наряду с промышленниками, пятнает свое доброе имя, подписывая его под чужими сочинениями. Конечно, бедному, но менее счастливому писателю книгопродавцы-спекуляторы не заплатят за его сочинения и четверти тех денег, которые они давно готовы дать за одно имя Дюма.  Но кто в том виноват? Кто причина этой предосудительной монополии? Публика? Никогда. Пора оставить нелепое мнение и взваливать на бедную публику собственную вину. Мы уже в настоящем нумере высказали свое мнение насчет публики, особенно русской, а потому не считаем нужным входить в повторение.

«Казнь Миледи»; иллюстрация к «Трём мушкетёрам» А.Дюма

Всем и всякому известно, что сочинения Дюма или, по крайней мере, сочинения, подписанные им, разделяются на три категории: на совершенно чужие, переделанные, и собственные. К второму разряду принадлежат «Три мускетера», продолжение их «Двадцать лет спустя» и еще продолжение «Десять лет спустя». Автор этих романов некто господин Маке, который еще в 1842 году написал роман «Анженский красавец».

Мы сами искренне почитали таланта А. Дюма, а потому долго не верили обвинениям, которые мы может быть в простоте сердечной, называем унизительными. Другие  найдут, может быть, что это дело есть весьма обыкновенное и даже очень ловкое. Но мы другого мнения. Нам кажется, что ничто не может  быть неприятнее положения Дюма, когда кто-нибудь начнет в глаза хвалить его за «Мускетеров».

Наконец, мы убедились в справедливости обвинения. Советуем почитателям взять роман Маке «Le Beau d’Angennes» («Анженский красавец») и прочитать его со вниманием. На каждом почти слове вы встретите изумительное, поразительное сходство в идеях, характерах, интриге, во всем! С той только разницей, что три года постоянного труда укрепили силы г. Маке, развили талант его, придали более полноты его сочинениям.

Впрочем, из французских журналов мы видим, что сам Дюма сознается в том, что Маке помогал ему, а по окончанию представления драмы «Три мускетера», о которой мы упомянули в последнем нумере, и которая есть не что иное как постановка на сцену на «Трех мускетеров», а продолжения их «Двадцать лет спустя». Когда публика требовала имени автора, Дюма обратился к Маке и сказал ему:

– Друг мой, никогда на афишах не стояло рядом с именем Дюма другое имя. Сегодня это будет в первый раз. Господин режиссер, –  продолжал он, объявите, что эта пьеса – сочинение Дюма и Маке». («Иллюстрация», 1845 год).

Исторический контекст: В 1845 году, после выхода памфлета Эжена де Мирекура (1812-1880) «Фабрика романов «Торговый дом Александр Дюма и Ко» («Fabrique de romans; maison Al. Dumas et С°») во Франции разразился литературный скандал. Мирекур обвинил драматурга и романиста Александра Дюма в присвоении труда своих менее знаменитых соавторов, введя в оборот термин «литературный негр» (nègre littéraire). За этот памфлет суд приговорит Мирекура к штрафу и пятнадцати суткам тюрьмы.   Главный литературный сотрудник Дюма, известный писатель Огюст Маке (1813 – 1888), соавтор «трилогии о мушкетерах», предпримет в будущем три безуспешные попытки отстоять свое авторство в суде (первый раз  – в 1858 году). Пытаясь доказать свой вклад в создание «Трех мушкетеров» Маке опубликует собственную версию главы «Казнь» (смерть Миледи), но, как заметит писатель Андре Моруа, «все лучшее в этой сцене, все, что придает ей колорит и жизненность, исходит от Дюма». Впрочем, процесс против Дюма не помешает Огюсту Маке стать в конце жизни уважаемым и высокооплачиваемым писателем.
Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?
Exit mobile version