Инклюзивное образование развивается. На берег инклюзивного движения то и дело выбрасывается различный общественный мусор – скандалы в соцсетях, митинги родительской общественности против директоров инклюзивных школ, разборки родителей детей-инвалидов в духе «колясочники против ментальщиков, кто лучше?»
Венцом над всем этим парят нетолерантные громы – комментарии, полные родительских ужасов, о всеобщем неминуемом оглуплении обычных детей, если те станут одноклассниками инвалидов.
С одной стороны, смотреть на этот грязный берег довольно неприятно, с другой же – это первый признак того, что океан жив и шевелится, и задача выглядит вполне понятно: мусор надо разбирать.
Редакция «Милосердия.ru» прислала мне коллекцию наиболее распространенных в обществе страхов, собрав их по закоулкам сетевого пространства, давшего в наше время прекрасную возможность для вольного выгула своих предрассудков и досужей экспертизы. На некоторые из вопросов я попытаюсь ответить.
- Ребенок с ментальной проблемой в классе отнимает силы и время у преподавателя – и поэтому тянет весь остальной класс назад. В чем смысл?
Первое, что нужно знать родителям здоровых детей, это то, что инклюзивное образование – это образование специальным образом организованное. Если без каких-либо сущностных изменений школа принимает в число учеников детей с инвалидностью, то эту школу сразу можно подозревать в коррупции. Ибо инклюзивной школа становится только после изменений и создания особых образовательных условий: требуются вложения в инфраструктуру, серьезные вложения в переквалификацию кадров, затраты на дополнительных специалистов (тьюторов, ассистентов учителя, супервизоров), вклад в изменение дидактики и педагогических подходов.
Если принимается ребенок с инвалидностью (не имеет значения, какой – опорно-двигательной, сенсорной, поведенческой, ментальной) и школа ничего не меняет в своем устройстве и в моделировании образовательного процесса, то это – не инклюзия.
Ругать инклюзию за то, что ее именем называют халтуру, не имеет смысла. Необходимо старательно возвращать понятию его подлинное значение. И тогда каждый из родителей нормотипичных детей начнет ощущать прелесть и достоинства инклюзии.
Инклюзивное образование достаточно исследуется. Наша страна не первая и не последняя, проходящая этот путь. И наша страна ничем не отличается от тех стран, которые ушли в этой области сильно вперед нас – их общество проходило по тому же минному полю страхов и предрассудков. И ровно такие же страхи изучались учеными.
В результате мы имеем довольно много научных доказательств того, что никто никого вниз не тянет, а ровно наоборот.
Например, одно исследование так и называлось «Эффекты воздействия инклюзии на академическую успеваемость учеников без инвалидности». И оно показало, что нахождение в инклюзивных классах не мешает академической успеваемости учеников, не являющихся инвалидами, не влияет на количество выделенного времени и вовлечения в учебный процесс, на частоту их отвлечения от запланированной деятельности и на достижения учеников по результатам тестов и оценок в табеле. (York, Vandercook, MacDonald, Heise-Neff, and Caughey. Effects of Inclusion on the Academic Performance of Classmates Without Disabilities. A Preliminary Study, 1992).
Но важно ведь не только убедиться в том, что одноклассники с инвалидностью не тянут своих одноклассников на дно, но и то, что инклюзия приносит им пользу в освоении школьной программы. Об этом тоже много исследований.
Типы учебных стратегий, используемые в инклюзивных классах, такие как обучение сверстниками, обучение в малых группах и дифференцированное обучение, оказались полезны и результативны для всех учеников. Например, Славин, Мэдден, и Ливи обнаружили, что оценки по математике у учеников с инвалидностью и без нее увеличились почти на балл в результате работы в совместных обучающих группах. (Slavin, Madden, & Leavy (1984). Effects of team assisted individualization on the mathematics achievement of academically handicapped and nonhandicapped students)
Исследовалась работа на уроках в смешанных группах. Выяснилось, то такое обучение привело к значительному улучшению в правописании, в общественных науках и других академических областях у учеников как с инвалидностью, так и без нее (Maheady et al. Academic Benefits of Peer Tutoring: A Meta-Analytic Review of Single-Case Research 1988; Pomerantz et al, 1994).
Не будем забывать, что главная сущностная характеристика инклюзивного образования – это гибкость. От кондовости, стандартизированности, начетничества, педагогического формализма и прокрустова ложа различных ЕГЭ страдают не только ученики с инвалидностью. Куча обычных, подвижных и сообразительных детей не вписывается в эти железобетонные рамки…
Огромное количество талантливых детей ходит в троечниках, демотивировано и проявляет свои способности, как только выходят из школы. Инклюзия требует педагогического творчества, отхода от однотипности учительских директив, максимальной индивидуализации обучения.
Для учеников с инвалидностью – это базовое условие. Но, в итоге, все это распространяется и на учеников обычных. Учителя прекращают орать на детей, обнаруживая именно на особых учениках, насколько это неэффективный «мотиватор». Невероятно наращивается дидактический арсенал. Одной зеленой, как тоска, доской уже не обойтись.
В итоге, как показывают исследования, использование графических органайзеров, визуальных расписаний, учебных пособий и компьютерных программ приводит к значительному улучшению результатов по тестам и викторинам у обеих групп учеников – как с инвалидностью, так и без нее. (Horton, Lovitt, & Berglund, The effectiveness of graphic organizers for three classifications of secondary students in content area classes. 1990).
Так кто кого и куда тянет?
- «А Петя-дурачок у нас просто сидит в углу, для проформы». Ребенок с ментальной проблемой, даже если он с тьютором, в любом случае отстает по выполнению школьных заданий, усвоению материала от остального класса – какой смысл тогда в этом? Зачем он тут «просто сидит»?
Вероятность того, что ребенок с ментальной инвалидностью отстает в усвоении академической программы, очень велика. Означает ли это, что для него невозможна инклюзия? Конечно, нет. Равно как и то, что кто-то из вас, кто плохо тянул математику в сравнении с каким-то ботаником-олимпиадником, не мог быть изгнан из школы.
Вы просто не получали наиболее сложных задач, не привлекались к олимпиадам, получали худшие оценки, а по выходу из школы забывали предмет «математика» как страшный сон. При этом вас не унижали изоляцией, на вас не вешали ярлыки на всю оставшуюся жизнь, вас не лишали дружбы с ровесниками, вас не лишали возможности показать себя с лучшей стороны, своей сильной стороны, не связанной с математикой.
И несмотря на свою математическую неуспешность вас не лишили счастья почувствовать себя полноценным жителем Земли.
Школьное образование, как трактует его Закон об образовании РФ – это обучение и воспитание. Школьное образование – это не только академическая программа. Интеллектуальные цели, безусловно, относятся к целям школьного образования. Но еще цели социальные и цели правовые. И инклюзия – это, в первую очередь, право.
Считать, что чье-то право может нарушаться под соусом заботы о правах других – это означает признавать концепцию, что есть какие-то худшие люди и какие-то «более лучшие» люди. А именно эта концепция лежит в основе фашизма, и никакая другая.
Но вернемся к тому, «какой смысл?» Опять повторю, что «просто сидеть в углу» – это не инклюзия. Любой ученик приходит в школу учиться. И школа создана для этого, это образовательное учреждение. Однако как ни про одного даже самого способного ребенка в 7 лет невозможно сказать, с каким баллом ЕГЭ он закончит школу, так и про ребенка с инвалидностью невозможно предсказать, к каким достижениям его приведет обучение в общеобразовательной среде.
Любые предположения на эту тему – это битва экстрасенсов, они не могут иметь под собой научно-прогнозируемого основания. Как говорил Выготский, «то обучение является хорошим, которое забегает вперед развитию». Планку обучения перед любым ребенком необходимо завышать – только так стимулируется развитие.
В сегрегационном же образовании она как раз всегда занижается. Поэтому узнать, к каким реальным достижением способны были выпускники советских коррекционных школ, мы никогда не сможем.
Но и на эту тему есть зарубежные исследования. Одно из них определенно доказывает, что дети с ограниченными интеллектуальными возможностями, обучающиеся в общих классах, демонстрируют более высокую грамотность, чем ученики, обучавшиеся отдельно (Buckley et al. A comparison of mainstream and special education for teenagers with Down syndrome: implications for parents and teachers, 2000). Все это, безусловно, невозможно в условиях, когда ребенок «просто сидит».
- Отстающий ребенок остальными детьми воспринимается как «тупой», то есть его точно будут обижать! Зачем это ему? Может быть, лучше быть лучшим в коррекционном классе, чем худшим в обычном?
Травля – явление, не имеющее границ, и в группе риска по травле находится любой человеческий коллектив. Исследования травли не выделяют конкретных и однозначных типов жертв, пусть даже и пытаясь определить факторы буллинга.
Среди жертв травли есть и дети богатых семей, и здоровые, и талантливые, и даже выдающиеся дети. В изоляционных моделях социальных сообществ, в том числе, и образовательных, риски буллинга и насилия значительно выше.
Если вспомнить несколько малоприятных сюжетов с московскими элитными школами, где под покровом элитарности и из-за круговой поруки избранности многие годы скрывался сексуальный буллинг по отношению к ученикам от их учителей, то со всей очевидностью становится ясно, что умственные способности не являются фактором защиты от насилия.
Гетто, даже самое элитарное, остается гетто. Инклюзия – это в первую очередь, открытость и прозрачность сообщества и всех отношений в нем.
Именно потому инклюзивная школа – самая безопасная школа, что в ней, в том числе, в лице «особых» учеников, очень много маркеров и сигналов даже едва занимающихся патологических процессов. И инклюзивная школа не позволит скрыть эти маркеры, делать их невидимыми, выводить их за границы внимания и критического восприятия взрослыми.
Учебная неуспешность – конечно, среди факторов риска формирования жертвы. Но в такой же мере неуспеваемость – и среди факторов риска формирования агрессора. Напрямую выстраивать корреляцию между «плохо учится – будет жертвой издевательств» – это опять же довольно примитивная трактовка проблемы.
В том-то и ценность инклюзии, что в подлинно инклюзивном классе нет худших и лучших. Инклюзивный класс предполагает больше не соревновательный тип обучения, а командный.
В инклюзивном классе меньше декларативного обучения и больше проектной и партисипативной (соучастнической) работы. Объяснять себе неприятие инклюзии как бы опасностью для детей-инвалидов – это все та же мифотворческая ловушка. Под соусом заботы о слабом происходит уход от реальности.
Думать нужно не о том, что, возможно, обидят инвалида, а о том, что травле может быть подвергнут любой ребенок. Если в этом коллективе есть буллер, то, учится в классе инвалид или нет, жертва найдется. И ею может стать ваш самый здоровый и самый умный ребенок.
Поэтому внимание должно быть обращено не к гипотетическому триггеру-инвалиду, а к самой проблеме травли. И бороться надо с ней, а не с учениками с инвалидностью, назначенными в обязательные жертвы лишь нашей фантазией.
- «Вежливо делать вид, что Петя такой же, как все». В обычных детях инклюзия воспитывает лицемерие – они притворяются, что нетипичные дети «такие же, как все». А они не такие!
Дело в том, что особые дети действительно не такие, как все. Настаивать на том, что они ничем не отличаются, нелепо. Но, как ни странно, вообще все дети разные, и так задумано природой и Богом.
Однако то или иное восприятие отличия связано только с одним – опытом взаимодействия с этим отличием.
Даже если вполне типичный ребенок приходит впервые в уже сформированный класс, коллектив фокусирует на нем особе внимание, присматривается, выделяет и какое-то время держит особняком, не признавая сразу равенства новичка в своих рядах. Со временем происходит знакомство, которое, в свою очередь, формирует привычку.
Как красота в глазах смотрящего, так и отличие. Дело не в том, что дети с инвалидностью не имеют отличий. Дело в том, как это отличие воспринимается.
Если с первого класса у обычных детей есть одноклассник с инвалидностью, то отличие последнего превращается в рутину. И дети действительно перестают видеть это отличие. Тут нет ни лицемерия, ни лукавства – просто отличие одноклассника уходит за пределы осознанности.
Ни один белый американский школьник не воспринимает черную кожу афроамериканского одноклассника как особенность (хотя когда-то именно по этому признаку школьники в Америке сегрегировались). Сегодня цвет кожи не относится к признакам, требующим детского внимания и какой-то осознанности. И это не значит, во-первых, что черные дети воспринимаются как белые, а во-вторых, что те дети, которые не придают никакого значения цвету кожи своих одноклассников, лгут и лукавят.
Это означает только одно: особость «ужасна» только с непривычки, особость обретает негативное значение только в отсутствии опыта и практики взаимодействия.
Как только с раннего детства такой опыт имеется, особость одноклассника становится таким же нейтральным свойством, как чей-то рост, чей-то цвет волос или чьи-то веснушки.
Но и тут есть утешительные исследования. В одном из них изучался уровень комфорта детей без инвалидности с детьми, которые имеют особые потребности. Исследования учеников средних и старших школьников без особенностей показали сокращение боязни инвалидов и упрощение взаимодействия с ними. Но еще был отмечен интересный побочный эффект: родители сообщали, что они также чувствуют себя более комфортно с людьми с особыми потребностями из-за опыта своих детей.
Дайте возможность вашим детям получить опыт инклюзии, и вы сами со временем заметите, насколько обыденным фактом станет для вас чья-то инвалидность или особенность.
- «Все равно у нас тут все двоечники». Инклюзия для ментальников – это только для школ «низкого уровня»?
Инклюзия – это социальная концепция. В первую очередь, не нужно сужать понятие инклюзии только до образовательного смысла. Инклюзивное образование – это канал, это средство достижения социальной инклюзии. Оно не самоцель. Просто без инклюзивного образования невозможно построить социальной инклюзии – той, где любой ослабевший в силу разных обстоятельств (заболевший, разорившийся, потерявший родных, просто постаревший) может сохранять свою социальную роль и иметь свое место среди людей.
Поэтому говорить, что инклюзия может быть только для какой-то категории детей – абсурд и бессмыслица.
Инклюзия – это право, и говорить о том, что умным подходит инклюзия, а умственно-отсталым нет – это так же абсурдно, как говорить, что кому-то из людей подходит кислород для дыхания, а кому-то не очень.
В исследовательском поле сейчас появляется все больше работ, оценивающих эффекты инклюзии в пролонгированном аспекте. Многие развитые страны занимаются инклюзией около 40 лет, и есть все возможности проследить и оценить, как и что изменилось в этих странах благодаря развитию инклюзивного образования.
Та же, например, Англия, которая традиционно много веков опиралась на кастовый принцип образования, изменилась радикально во всем – от политики до стиля, дизайна и еды – во многом благодаря процессам инклюзивного образования. Ценности демократии значительно сильнее развиваются в условиях инклюзивных классов.
В 2014 году вышло исследование ученых Калифорнийского и Эссекского университетов, где изучались последствия элитного образования у поколения 40-летних, то есть учившихся в 1970-е.
Уже до этого было известно, что на общие результаты тестирования элитность или неэлитность школы не влияет. Но любопытно было увидеть, как элитная школа влияет на дальнейшую жизнь. Ряд преимуществ выпуск из элитной школы давал (например, у выпускниц элитных школ меньше распространены аборты). Но в целом, у мужчин на доход, на заработную плату, на формирование семьи обучение в элитной школы никак не повлияло.
Однако же другие исследования, которые изучали влияние опыта обучения в инклюзивных классах, показали, что их здоровые выпускники показывали значительно более высокие социальные достижения, больший карьерный рост, большую договороспособность и гибкость в принятии решений. Поэтому любая рейтинговая школа придет к пониманию того, что инклюзия – это не «милость к падшим», не вымученный гуманизм, не политика партии, а прогрессивная технология. И именно умение вести инклюзивные процессы со временем будет определять элитарность и рейтинг школы.
- В образовании и так не хватает денег. Вашим инвалидам столько всего надо, что на здоровых скоро вообще не будет хватать средств. Почему наши дети должны страдать, чем они хуже?
Конечно, инклюзия дело дорогое. И со всей очевидностью, средств на ее внедрение не хватает. Но не стоит видеть в этом тупик. Это нормальное и естественное подтягивание финансов к реальной работе.
Залить неподготовленную школу деньгами в надежде, что из денег она произведет сложную инклюзивную среду, так же наивно, как лить на асфальт бензин, надеясь, что асфальт повезет тебя с Арбата в Чертаново – бензин необходим сложно организованному автомобилю с исправным мотором.
Средства должны наращиваться соответственно реально осуществляемой работе, иначе это разврат и искушение. Если нищий выигрывает в лотерею миллион, с вероятностью 90% он его пропьет и разбазарит. Чтобы вытащить из нищеты, одних денег недостаточно, сперва нужно проделать кучу сложной смыслообразующей работы.
Однако ряд исследований, изучающих экономику образования и инклюзии, в частности, говорит нам о том, что для большинства стран на сегодня проблематична не столько нехватка средств в образовании, сколько радикально неверное управление ими.
Эксперты рекомендуют в первую очередь не вливать новые миллионы в неразумно устроенное их распределение, а выработать новую методологию формирования образовательных бюджетов.
Наша страна не исключение. Даже сегодня денег в образовании достаточно, но степень бездарности их использования такова, что учи инвалидов или не учи, здоровые богаче никак не станут. Не стоит ответственность за ошибки управления перекладывать на тех, кто не имеет к этим ошибкам никакого отношения.
Родительская гордость – естественное чувство. Каждый родитель может и даже должен гордиться своим ребенком. Но ужасно хвастаться своим ребенком, отстраиваясь от фона чьей-то слабости. Заявлять «мой ребенок самый лучший, потому что у него две ноги», оттеняя его ребенком-колясочником – это крайне убого. В этот момент вы унижаете своего ребенка, отказывая ему в тех качествах, которые действительно делают его лучшим.
