Сергей (имя изменено по просьбе героя) жил обычной для отказника с особенностями развития жизнью: дом малютка, детский дом-интернат, психоневрологический интернат для взрослых. О своих родителях Сергей не знал ничего.
Сейчас он самостоятельно живет, работает, общается со своей мамой.
Как живой? Я его 25 лет назад похоронила!
– В детском доме я мечтал иметь маму, брата… как у всех. Видел детей на улицах, в транспорте – у них мама, папа, сестры, братья.
Свою маму я нашел, когда мне было 25 лет. У юриста в ПНИ я однажды спросил, можно ли найти моих родителей? Она говорит: «Да, можно. Сережа, ты даешь слово, что разборки с мамой устраивать не будешь?» У нас ведь в интернате есть такие – с ненормальной головой. Говорю ей: «Слушай, ты меня много лет знаешь. Как я могу тебя подводить?» И вот она нашла и потом дала мне телефон моей мамы.
Тогда я подошел к Маше (Мария Островская, президент благотворительной общественной организации «Перспективы» –прим. авт.), сказал ей: «Маша, мне нужно с тобой поговорить. У меня проблема. Можно к тебе обратиться? У меня есть телефон моей мамы, и я хочу ей позвонить».
Маша говорит: «Сережа, подумай, все взвесь». Маша так сказала потому, что разные реакции бывают у людей: обиды, ссоры, страдания. Я сказал, что хочу рискнуть.
Маша позвонила маме и сказала, что я жив, нахожусь в таком-то интернате. Та в ответ: «Как живой? Он ведь умер. Я его 25 лет назад похоронила!» Ведь когда я родился, маме сказали, что я не жилец, и она отказалась от меня.
Потом мама позвонила директору ПНИ: « У вас такой проживает?» – «Да, проживает» – «Когда можно его увидеть?» Директор сказал, что приехать можно в любой день. В то время я ходил на работу – лифтером. Вот приехал как-то после работы в интернат вечером, мне говорят: «Сережа, никуда не уходи – тебя главврач хочет видеть». А я там никому не говорил, что маму нашел.
Подхожу к главврачу, он мне: «Сережа, ты хотел маму, брата, сестру иметь? Вот нашлась твоя мама. Можно ей к тебе приехать?» Говорю: «Да».
Она приезжает, но не застает меня – я был на работе.
В другой раз мама приехала утром, когда я еще спал. Меня будит медсестра: «Сережа, одевайся. К тебе приехали» – «Кто?!» Ко мне раньше никогда никто не приезжал.
Пошел в сестринскую, а там говорят – вот твоя мама… Сразу задал вопрос: «Где ж ты 25 лет была?» – «Я не знала! Я думала, ты умер…»
Я больше всего боялся, что мама опять от меня откажется
Маме многие говорили: «Забирайте Сережу из интерната, ему там не место». Мне и самому в интернате всегда говорили: «Сережа, почему тебя сюда отправили?» Я им: «Спросите у мамы, почему я здесь, что я тут у вас забыл». Хотя некоторые на воле хуже живут, чем мы жили в интернате… А у меня в интернате друзья, очень хорошие ребята, мне не хотелось оттуда уходить. Сейчас кто-то из моих друзей там остался, кто-то получил квартиру. Я, конечно, все равно с ними общаюсь. А тогда я еще подумал: «Какая разница, где будут выносить ногами вперед – на воле или в интернате?»
Ведь бывает, что родители находят кого-то в интернате, забирают домой, а потом в какую-то минуту выкидывают опять…
Я больше всего боялся, что мама второй раз меня выкинет на улицу. Но все-таки переехал к маме. Мы жили вместе какое-то время, но она стала меня слишком опекать. Вот ей не нравился кто-то из моих друзей… Она считает, что может решать, с кем мне дружить, с кем – нет. Конечно, я очень на нее обиделся. Вообще непросто было первое время.
Сейчас с мамой отношения хорошие, мы созваниваемся. Я ей все простил. Живу отдельно – снимаю квартиру, работаю санитаром в больнице. С папой я никогда не встречался. Когда я маму нашел, она мне сказала, что он пил. Теперь его нет в живых. Не знаю, как он выглядел.
Когда я стал жить самостоятельно, понял – не дай Бог кому-то попасть туда, куда я попадал. Знаю, что такое детский дом, что такое ПНИ. Благодарю Бога, что я нормальным вышел из интерната.
Иллюстрации Оксаны Романовой
