Врачебное сообщество недовольно реформой в сфере здравоохранения. Но при этом большинство медиков согласно с тем, что модернизация отрасли необходима. Возможно, каждый профессионал представляет себе идеальную реформу, которую надо было бы провести. Так какие именно изменения здравоохранению нужны? С чего начали бы вы? Наш корреспондент задает этот вопрос представителям медицинского сообщества
Павел Андреевич Воробьев, профессор-гематолог, член президиума Пироговского движения врачей Фото с сайта med-info.ru
Сегодня отвечает Павел Андреевич Воробьев, профессор-гематолог, член президиума Пироговского движения врачей:
– Начнем с того, что никакой реформы – нет. Идет оптимизация, которая фактически является сокращением. Никакой другой реформы пока никто не предлагает. Какая именно должна быть реформа? Она должна быть.
Сегодня медицинская помощь в поликлинике недоступна. Оттого, что в поликлинику переведут еще больных, она станет еще менее доступна.
Она недоступна, оттого, что сделано столько ошибок, что дальше ехать некуда. Сложно записаться к терапевту, потому что его в поликлинике нет. Физически. Желающих идти на должность терапевта в поликлинике – все меньше. Почему? Таких зарплат, которые объявляет руководство, нигде не платят, платят примерно в 4 раза меньше, участковый терапевт в Москве получает около 25000-30 000 рублей. 40 000 рублей – это работа на две ставки непрерывно без суббот и примерно по 10-12 часов в день. Да, есть люди, которые вырабатывают на 40 000 рублей, но это не каждому под силу.
Укрупнение поликлиник – опять же не реформа
Нужно принципиально менять состав и функции поликлинического звена. Если мы говорим о первичном звене, а оно сейчас определяющее, то я бы начал с создания офисов врачей общей практики. Но сначала нужно подготовить этих врачей, создать бригады медсестер, парамедиков для таких врачей, и тогда один врач смог бы обслуживать большое количество людей.
Врач общей практики принимает пациентов по месту жительства, его кабинет находится максимально близко от дома пациента, но он – не аналог нашего терапевта. Он одновременно должен работать и терапевтом, и врачом-специалистом. Причем по всем основным специальностям – кардиолог, невролог, эндокринолог, гинеколог и т. д. Весь мир именно так и работает. Такой врач обслуживает всю семью, знает, кто чем болеет. Тогда многие организационные вопросы снимаются – дойти до офиса врача можно в любом состоянии. Нигде в мире врачи не ходят на дом. Только в России. Вместо врача может прийти парамедик или медсестра – они все рядом, «под боком».
Вообще-то у нас в городе есть врачи общей практики, но их очень мало. Они работают в государственной системе. Таких специалистов уже много лет готовят их в Первом медицинском университете.
Для того, чтобы понять сколько врачей общей практики понадобилось бы на Москву, нужно обладать дополнительной информацией и заниматься специальными подсчетами.
Как можно реформировать «скорую?»
На скорой помощи можно ликвидировать и врача и фельдшера вообще. Скорая помощь должна заниматься только перевозкой в стационар. Восстановлением жизненно важных функций при перевозке во всем мире занимаются парамедики, у них более низкая квалификация, она сводится выполнению определенных манипуляций, хотя и жизнеспасающих. Например, установка капельницы или проведение вентиляции легких. Главная задача скорой помощи – доставить больного в стационар. Точка. Никакой помощи на дому она оказывать не должна.
И в стационаре не может быть разговора о том, правильно привезли больного или неправильно. Правда, такая система требует обязательной сооплаты. То есть, если врач стационара, после обследования признает, что вызов скорой был ложным, а доставка в стационар не требовалась, пациенту придется оплатить этот вызов, отдать примерно 2-3 тысячи рублей.
Врачи должны быть самостоятельными людьми
Я не уверен, что стационары нуждаются в реформе, они нормально работают. Трогать их не стоит, а вот изменить систему руководства было бы полезно.
Главные врачи должны перестать быть подчиненными руководителям здравоохранения. Вообще, врачи должны быть самостоятельными людьми, самостоятельно собой распоряжаться и не зависеть напрямую от руководства. Потому что в противном случае у нас все определяется руководством, а не врачом. Врач – это последняя инстанция, конечная. Именно он и никто другой решает, как лечить больного. А что касается главврача, нигде в мире такой функции не существует.
Нет такой специальности «главврач», есть директор клиники, который занимается исключительно экономическими и организационными вопросами. Но никак не вопросами лечения больных. А у нас получается, что некий менеджер – директор департамента, министр – начинает вмешиваться в лечение. Можно себе представить на Западе руководителя здравоохранения, который проводит разборы больных? Это в кошмарном сне ни одному западному менеджеру не приснится! А у нас – пожалуйста. Печатников устраивает публичные разносы, куражится.
Функции контроля за качеством медицинской помощи во всем мире успешно осуществляет врачебное сообщество, пациентское сообщество, суд. Есть много работающих систем проверки качества. Но внедрение таких систем у нас требует реформирования. Вот это – и есть реформирование. А то, что у нас сейчас происходит, реформами назвать нельзя. Не ломать нужно, а модернизировать.
По счастью, советская система здравоохранения оказалась довольно крепкой. Она продолжает сопротивляться попыткам ее сломать. То, о чем я говорю – это совсем не ломка советской системы. Это наоборот ее модернизация. Реформа – она не в отказе от первичной помощи, не в снижении доступности первичной помощи, а наоборот – в увеличении доступности, перераспределении тяжести на различные звенья: парамедики, медсестры.
А потом приходит врач
Если вы на Западе приходите к врачу в офис, вас осматривает не врач, а парамедик. Пациенту делают анализы, снимки, ЭКГ и только потом приходит врач. У нас – все наоборот. Вы сначала приходите к врачу, и врач вам выписывает анализы, назначает ЭКГ. Зачем для этого врач? Это – диспетчер, а не врач!
Если у вас болит сердце, то набор исследований стандартный. Если болит печень, то стандартный набор исследований. Я, конечно, немного упрощаю. Но врач тут не нужен. Он должен смотреть больного, уже имеющего результаты исследований. Реальность изменилась: для того чтобы поставить диагноз, врачу мало осмотреть и выслушать пациента, он должен видеть анализы, снимки, результаты исследований.
Многие специалисты сегодня предпочитают сначала изучить все данные, все анализы, а потом уже разговаривать с больным. И это – нормально. Потому что предварительно нужно составить мнение и увидеть примерную картину.
В России не существует системы признания компетенции лабораторий, это тоже усложняет работу. Во всем мире проблема решается просто – если в лаборатории неправильно сделан анализ, больше ни один больной не придет в эту лабораторию. У наших реформаторов даже мысли об этом не возникает. Мы идем по «простому» пути: давайте каждое из медучреждений будет само делать свои анализы. На это можно потратить много средств, времени, сил и нервов – только зачем?
