Я в туалете ночую, там, где для инвалидов.
В коме лежал. Не помню, как из Донбасса вывезли. Очнулся в Склифософском. В Москве уже 8 месяцев. С бездомными сейчас живу. Сестра и племянница там остались.
Я тут садился с собакой в переходе, вот когда морозы были, табличку «на корм собачке» просто поставил и пел: «Мама меня заберет из под ливня, мама укроет меня потеплей, мама меня поцелует так нежно, ведь мамочки любят всегда всех детей».
Мать вместе с домом разорвало. Осенью. Сестра отдельно жила.
Только неделю отстоял на блокпосту. Нас начали бомбить сразу же. Два одноклассника там погибли.
С собакой хожу, стреляю деньги. Совсем никаких мыслей.
Отец стоял под Славянском. Сначала сказали, что ранен, потом, что скончался.
Если бы документы были, я бы уже работал.
У меня образование 9 классов. А потом я уже не учился. Сюда с отцом приезжал работать. Шатер на Чистых прудах строил.
Не было эксцессов, драк или что такое. Даже дают деньги и говорят: «А мы за Украину». «Ну, кого вы выбрали, с тем вы и находитесь», – отвечаю. Но все равно дают деньги.
А чего переубеждать? Тут по телевизору показывают процентов 60. А там процентов 15. Будет правда через лет пять. Донбасс не сдастся никак.
После того, как я очухался в больнице, был страх, что непонятно где ты, и ты совсем один.
Ребят, которые воевали, отдыхает много в «Камчатке» (название пивного бара. – Прим. ред.). Они говорили: «Поедем скоро обратно». Я бы поехал тоже, но документы…
Мне в посольстве Украинском через домофон сказали: «Иди отсюда, мы не знаем ничего».
Зло существует, потому что существует и добро. Не могут же все люди быть добрыми. У каждого просто своя цель в жизни.
За то время, пока в парке жил, насильника здесь поймал. Спал под елками на Страстном, у памятника. Женщина одна кричит в кустах, что насилуют. Я подбежал с палкой, по голове его стукнул, снял ремень с себя, связал и повел вместе с той девушкой в Тверской отдел. Менты денег дали немного. Девушка приезжала, одеждой помогала. Потом куда-то пропала. Ну, может быть я, когда в лес уехал, она приезжала, меня не нашла.
Я просто смирился с тем, что на улице живу. Хожу просто в своем замкнутом пространстве уже. Бог дал мне испытание, и я его сейчас прохожу.
Я родился на третий день Троицы, на праздник. Меня, надо сказать, ангел хранитель оберегает.
Мне рассказывали, что отправляли людей на Поволжье, давали там дома, работу, статус беженца оформляли. А там кто его знает, есть такое, или нет?
Там старик один сидит, он москвич сам. Еще в 1990-е у него квартиру забрали. Он в Туле очнулся. Там даже его памятник есть, что его похоронили.
Есть люди, им нравится такая жизнь. Таких людей надо забрать куда-то, чтобы они, может, на другую жизнь посмотрели. У них просто жизнь идет в одной колее, а что-то новое они не видят.
Предыдущие выпуски:
Портреты бездомных. Константин: «Я 20 лет бичую, меня не надо рекламировать»
Портреты бездомных. Александр Валерьевич: «Стал семье не нужен»
Портреты бездомных. Иван Заболотный: «С 1988 года в скитаниях»
Портреты бездомных. Володя: «Я ушел в прадеда»
Портреты бездомных. Гафур: «Я только с дочкой и мамой разговариваю. Они лишь бы думали, что я живой»
Портреты бездомных. Александр: «Оставил ключи, все оставил, ушел в лес»
Портреты бездомных. Витя: «После ранения тут в Москве остался»
