Почему цена за проживание в частном пансионате для пожилых в Подмосковье варьируется от 35 до 110 тысяч рублей? Должны ли дома престарелых оставаться государственными, или «бизнес на стариках» выгоден им самим? Рассказывает Алексей Сиднев, директор сети резиденций для пожилых Senior Group.
Алексей Сиднев, директор сети резиденций для пожилых Senior Group. Фото Александры Кузьмичёвой
«Социальный дом» или «гериатрический центр»
– Вы называете свои дома престарелых «резиденциями для пожилых» – даже в поиске в интернете они выводятся не сразу. Зачем?
– «Дом престарелых» неправильно использовать по двум соображениям: во-первых, сложно определить, что такое «престарелый» человек, во-вторых, за долгие годы за этим словосочетанием закрепилась негативная коннотация. Мы используем либо название «резиденция для пожилых людей» (предполагая, что мы можем определить, что такое «пожилой»), либо «пансионы для пожилых людей».
Но на самом деле у нас не пансион. Есть несколько уровней обслуживания, и то, что делаем мы – это более высокий уровень, то есть обслуживание с элементами медицины. Это уже «гериатрические резиденции» для людей, которым нужен уход. Человек, которому уход не нужен, а просто нужно где-то побыть, приходит в пансионат или санаторий. А у нас оказывается помощь, в том числе врачебная.
– Вы часто говорите, что частные пансионы для пожилых дешевле государственных домов престарелых. Как это получается?
– Надо различать, какая именно услуга дороже или дешевле. Если здоровый и самостоятельный человек живет за городом в каком-то учреждении – его проживание для организации стоит недорого. Человек все делает сам и сам ухаживает за собой, даже стирает в прачечной и готовит на общей кухне. Трудозатраты – от получаса до часа в день. В России бывает такое – называется «социальный дом».
Другое дело – зависимый человек. Ему сложно самостоятельно передвигаться, нужна помощь, чтобы встать с кровати, совершить гигиенические процедуры, иногда даже для того, чтобы поесть. Соответственно, уровень затрат человеко-часов на этого подопечного уже существенно другой, от четырех до фактически восьми часов кто-то должен быть рядом. Считается, что проживание человека, который практически не может себя обслуживать, это четыре часа работы профессионала в день. Остальные затраты примерно одинаковые на больного и здорового: нужно место, еда, – вся разница в величине ухода.
Если мы сравниваем учреждения для подопечных геронтопсихиатрического профиля, т.е. в переводе с казенного языка на человеческий, для людей со старческими – дементными – расстройствами, то качественное обслуживание у нас, конечно, не может обойтись дешевле, чем некачественное в государственной системе.
Что такое «дементные расстройства»? Человек встает утром – и не понимает, куда идти, что делать. Обязательно кто-то должен быть рядом. Это не значит, что возле каждой бабушки постоянно должна быть сиделка. Но в доме, где живут такие бабушки, обязательно кто-то должен быть, чтобы, если бабушка куда-то пошла, помочь ей прийти, куда нужно. Такой человек не просто отведет, куда сам считает нужным, а поймет, куда бабушка идет, и поможет ей – ненавязчиво, неагрессивно и нетравматично.
– В государственном доме престарелых никто не будет возиться с каждой бабушкой четыре часа в день.
– Конечно, если в государственном отделении милосердия на 30 или 50 человек ночью остается одна санитарочка, это катастрофично. Эта медсестра или нянечка находится в отделении ночью только для проформы, она не успевает ничего сделать, особенно – с дементными подопечными, которые среди ночи могут встать и пойти по своим делам. Отсюда истории с привязываниями к кроватям, потому что иначе санитарки не управятся.
Но ни одна частная услуга не будет дешевле такой системы, потому что дешевле нельзя. Это услуги, которых нет. Это как сравнивать чай с лимоном, сахаром и травами и кипяток без заварки – что дешевле. Если же мы берем правильно укомплектованное государственное учреждение – мы можем сравнивать. И частная резиденция будет дешевле.
Эффективнее – значит, дешевле
– Итак, почему частный центр дешевле?
– Государство покупает продукты на 30% дороже, чем это возможно; зарплата персонала в Москве больше, чем зарплата у нас, но люди работают менее интенсивно, чем у нас. По каждой статье затрат бизнес будет работать эффективнее, чем государственное учреждение. Мы сами выбираем поставщиков по соотношению цена – качество, мы сами управляем нашими специалистами по уходу. Мы можем взять людей из других городов и предоставить им общежитие и питание – это будет дешевле, чем брать москвичей или подмосковных сотрудников. В итоге получается дешевле, чем хороший государственный интернат.
Но, конечно, если взять среднестатистический неукомплектованный и плохо управляемый государственный дом престарелых, то там содержание пожилых будет стоить существенно дешевле. Вдобавок есть такое понятие, как экономия масштаба. Вам же все равно нужен директор и завхоз. Когда у вас один завхоз и один директор на пятьдесят человек, как в негосударственном, а другой директор – на шестьсот человек, как в государственном, во втором случае вы экономите. Другое дело, что я не представляю, каково жить в учреждении на 600 человек. Там люди теряются.
– Официальная очередь в дома престарелых – 18 тысяч человек. Если бы они были платежеспособными, смогли бы их принять частные пансионаты? Какова их вместимость?
– В Московской области в частных учреждениях порядка двух тысяч мест, а в государственных в Москве и области – порядка 20 тысяч. То есть уже 10% – частный сектор, и эти 2 тысячи мест появились за последние два-три года. Это много. В пределах Москвы частных пансионатов для пожилых нет – слишком дорогая недвижимость.
– Что нужно, чтобы открыть частный пансионат для пожилых?
– Много не надо: достаточно найти коттедж и персонал. Часто такие заведения открываются без какого-либо тренинга и технологий. Просто бабушки и дедушки живут, за ними как-то ухаживают. Системы аккредитации, лицензирования нет. Понятно, что такие учреждения не смогут претендовать на какие-либо субсидии либо государственную оплату, они не контролируются государственными органами.
Часто эти учреждения могут не заключать договор с клиентом, брать оплату наличными. Берут на работу людей, не имеющих права на работу в России, не говоря уже о санитарных книжках. Пожилые будут жить по несколько человек в комнате, а туалета в комнате, скорее всего, не будет. У таких учреждений своя ниша, они самые дешевые – они повторяют не лучшие варианты государственной системы. В Подмосковье в таком учреждении могут просить от 35–40 тысяч рублей в месяц.
Учреждения, которые работают честно, – а это медицинские книжки, проверки санэпидрежима, пожарные инспекции, вывоз биологических отходов, все то, что добавляет стоимость, берут за проживание от 50 тысяч в месяц и выше. Две тысячи мест в частных пансионатах распределены примерно поровну между низким и высоким ценовыми сегментами, те, которые уже так или иначе развиваются, строят сети и играют серьезно.
– Сколько стоит проживание у вас и есть ли спрос?
– У нас дороже среднего – от 75 до 110 тысяч рублей в месяц. Дороже, чем у нас, только в Монино. При этом заполняемость у нас обычно на уровне 85% и выше. Это хороший показатель, особенно для небольших компаний. Если в резиденции двадцать мест, и два человека уехали, это уже 90% заполняемость. Или, допустим, есть человек, который ждет места в мужской комнате. Потому что комнаты не только одноместные, есть двух- и даже трехместные – большие, со всеми удобствами. Могут быть два женских места, а ему хочется именно в эту резиденцию, где сейчас нет мужских мест. Поэтому вроде как и очередь есть, и свободные места есть.
Те объекты, которые мы запустили давно, мы уже никак не рекламируем: как только место освобождается, оно заполняется в течение двух недель благодаря сарафанному радио.
Алексей Сиднев с жительницами пансиона Улиткино Фото с сайта chaskor.ru
Государство как заказчик
– У вас есть бабушки и дедушки, которые не платят за себя – за них платит государство. Сколько оно платит?
– 60 тысяч рублей в месяц платит государство, а пожилой человек, как и в государственном учреждении, перечисляет три четверти пенсии. Все равно получается существенно меньше, чем стоит проживание в коммерческих резиденциях. Зато государство гарантирует, что у нас будут заполнены места, а для нас это очень важно. Коммерческие учреждения полностью заполняемы на 85–90%, а у нас – фактически 95%. Таких бабушек и дедушек у нас 75 человек из двухсот. Пока я сам не знаю, по какому принципу каждый районный центр социального обслуживания в Москве выдавал людям путевки к нам.
– Бизнес может присутствовать в социальной сфере в большей степени?
– Еще бы. Например, сейчас в Москве 10% – это негосударственные койки в пансионатах для пожилых, а 90% – государственные. В других субъектах нашей необъятной родины негосударственный сектор существенно меньше. Должно быть хотя бы 50х50 или даже больше – государству незачем владеть инфраструктурой. Только нужно менять отношение чиновников и социальных работников к бизнесу как к жуликам, которые пришли и хотят нажиться на беспомощных бабушках.
Это должно быть отношение как к партнерам, которые помогают решать государственные задачи. Нет ни одной компании в социальной сфере, которая бы зарабатывала приличные деньги. Одно то, что многие компании работают и не зарабатывают, уже достойно уважения: люди вкладывают свои деньги, не понимая, вернут они их обратно или нет.
С 1 января должен вступить в силу новый 442-й закон «Об основах социального обслуживания граждан в Российской Федерации». В законе написано, что, если человек нуждается в социальном обслуживании, он может выбрать организацию из списка и туда пойти, а бюджетные деньги пойдут за человеком. Мы очень надеемся, что это все-таки произойдет.
Таким образом, какой-нибудь дедушка Витя в N-ской области сможет сказать: «Я не хочу идти в N-ский дом-интернат, а я хочу пойти вот сюда». Но механизмы, как это будет работать, пока не определены. И мы смотрим и ждем. Интересно, смогут ли люди, которые живут в государственных учреждениях, сказать: «Все, баста, надоело, тетя Валя, спасибо, пойдем в другое место…» Человек должен иметь право выбора. Тогда люди сами «проголосуют» за расширение частного сектора в этой сфере.
– У государства есть еще система соцработников, приходящих на дом.
– Все, что касается ухода на дому, должен делать бизнес. Все, что касается тревожных кнопок (есть уже «Система Забота») – тоже должен делать бизнес. Будет эффективнее.
В организации ухода на дому очень важно: если исполнитель – бизнес, то заказчиком должно выступать государство. Если заказчиком выступает семья, то семья не будет платить бизнесу, она будет платить напрямую человеку.
Сиделка получает, предположим, 25 тысяч рублей в месяц. Со всеми налогами ее услуги – уже где-то порядка 37–38 тысяч. Если добавить какую-то небольшую маржу, предположим – 10%, то сиделка, которая получает 25 тысяч, обойдется семье в 40. Понятно, что однажды семья говорит: «Ты так хорошо работаешь – давай мы будем платить тебе 30 тысяч в руки, и все довольны?» Бизнес мгновенно исключается из этой цепочки.
Эта проблема была во всех странах: во Франции, в Бельгии в том числе. Как они эту ситуацию поменяли? Они сказали, что семья, у которой есть потребность в уходе, может получить субсидии от государства при условии, что она будет нанимать сертифицированную сиделку. Дальше уже бизнес организует услуги на дому, деньги идут за человеком, то есть происходит то же самое, о чем говорится в новом законе о социальном обслуживании.
– Сейчас у вас есть услуги по уходу на дому?
– Сейчас у нас есть выездная служба для государственных и негосударственных клиентов. Для государственных клиентов мы ежегодно устраиваем тендер на санитарно-гигиенические услуги, услуги по комплексной уборке квартиры и так далее. Государство дает нам список людей, к которым нужно прийти – мы все организуем, у нас есть штат сиделок, в том числе и люди с медицинскими образованиями. Соответственно, бабушка или дедушка за это ничего не платят, инициатором визитов является социальная служба.
Если мы узнаем хотя бы об одном случае, что такая сиделка попросила от пожилого человека денег за что-то (за поход в магазин, за выход на прогулку), мы мгновенно ее уволим. Теоретически по новому закону о социальном обслуживании очень многие бабушки с января смогут выбирать такие услуги у бизнеса, и деньги должны «прийти за человеком».
Пока неизвестно, как это будет работать. Государственный тариф при заказе услуг на дому должен быть достаточным для того, чтобы выплатить зарплату сотрудникам, выплатить все налоги и оставить что-то на оплату труда бухгалтера, менеджера и офисных расходов. Если тарифы будут слишком низкими – работы не будет.
Вторая часть нашей работы с теми, кто живет дома, – это клиенты, которые платят за себя сами. Но в силу причин, о которых я сказал выше, мы только находим человека, а дальше расчеты происходят напрямую. Да, мы берем деньги за поиск сиделки: мы ее проверяем, дообучаем, если нужно, и гарантируем, что у нее получится.
Уход стоит тысячу евро
– У нас в каждом регионе своя специфика: очень разные условия в домах престарелых, очень разные «прайсы» на услуги соцработников…
– То, что все регулируется на уровне региона, – разумно. Но должен быть и общий стандарт. Важно внедрить определенные и понятные стандарты социальных услуг, чтобы сравнивать вещи одного порядка. Например, в Бельгии государство оплачивает уход, а всего в заведении три составляющие, которые стоят примерно 3000 евро: уход – 1000 евро, медицина – чуть меньше 1000 евро, и само проживание и питание – 1000 евро. Это везде так стоит, и у нас так же будет стоить. Потому что по-другому – никак.
За уход в Бельгии платит социальное министерство, за медицину – фонд медицинского страхования, а за проживание и питание – сам человек (там пенсии достаточно, чтобы заплатить) или семья. Тысяча, которая платится за уход, платится независимо от того, «пять звезд» у вас или «одна звезда»: уход должен быть стандартным везде. И государство требует отчета, какие именно манипуляции были проведены для конкретного человека, и все очень серьезно регламентировано. У нас должно быть то же самое.
Пока государство говорит: мы разместили на рынке заказ на обслуживание пятьдесяти бабушек и нашли самого дешевого поставщика услуг. Отчета о составе услуг не требуется. Если разобраться, то этот поставщик, скорее всего, точно так же экономит на санитарках, как в большом государственном интернате, раз нет стандарта.
– Когда вы говорите о четырех человеко-часах, затрачиваемых на беспомощного пожилого человека, от чего вы отталкиваетесь?
– От тех стандартов, которые мы сами для себя разработали с помощью французских партнеров. Измеряли, сколько времени и сил реально уходит в зависимости от состояния подопечного. В итоге выяснили: при восьмичасовом рабочем дне нужно, чтобы на двух пожилых приходился один сотрудник.
– Насколько частный пансион для пожилых – выгодный бизнес?
– Он становится выгодным при определенном объеме. Хотя, если вы не очень-то заботитесь о соблюдении правил и норм, то и один коттедж принесет от 35 тысяч рублей в месяц на человека. А если вы платите все налоги, соблюдаете все нормативы, то вы будете зарабатывать уже только, если у вас двести подопечных. Понятно, что в каждом конкретном учреждении у нас выручка больше, чем прямые затраты. Но есть и непрямые затраты, например, на то, чтобы обеспечить санитарно-эпидемиологический контроль, соблюсти все нормативы.
Есть общие расходы: на продвижение, на услуги консультантов. Если все эти расходы убрать, то, конечно, мы заработаем больше в каждой резиденции. Но, поскольку мы делаем новые проекты, все, что мы зарабатываем, мы продолжаем реинвестировать. Мы понимаем, сколько у нас будет мест через два, три, четыре года, – и это измеряется сотнями и тысячами, потому что мы понимаем, что люди придут, их надо куда-то размещать. Поэтому мы строим, а речи о том, чтобы купить «мерседес», долго еще идти не будет.
