О возможности участия православных мирян в программах по обмену шприцов и раздаче презервативов наркоманам (подчеркну: по обмену шприцов, а не по их раздаче, речь идет исключительно об обмене) идут жаркие споры. Могут ли православные участвовать в них? Услышав просьбу благословить на участие в таких программах, священнослужители обычно отвечают категорическим отказом. Но в дальнейшем часть православного духовенства соглашается с тем, что дать благословение на участие в программе обмена возможно, тогда как другая остается на прежних позициях.
Первое из мнений, возникающих против программы обмена, состоит в том, что она если и будет приводить к снижению количества заражений ВИЧ, то вместе с этим будет прямо содействовать наркотизации населения. При таком раскладе, когда минусы от внедрения этой программы сводят на нет ее плюсы, остается неясным, что следует предпочесть. Но, на самом деле, здесь нет проблемы выбора. Уже имеются сведения о последствиях внедрения программы, так как в нескольких странах она вполне успешно реализется. Там, где она действует, количество заражений ВИЧ заметно снизилось, а вот увеличения количества наркоманов при этом, с учетом погрешности наблюдений, не наблюдается.
Второе возражение совсем другого рода. Пусть программа эффективна, но не становится ли участвующий в ней человек соучастником греха, с которым задумал бороться? Вспомним, что написано в 49 псалме (если вместо слова «вор» поставить здесь слово «наркоман», то кажется, что это написано именно про наш случай): «Грешнику же говорит Бог: «что ты проповедуешь уставы Мои и берешь завет Мой в уста твои, а сам ненавидишь наставление Мое и слова Мои бросаешь за себя? когда видишь наркомана, сходишься с ним, и с прелюбодеями сообщаешься, – далее в псалме следует перечисление еще нескольких грехов, и в заключение Бог произносит приговор, – Ты это делал, и Я молчал; ты подумал, что Я такой же, как ты. Изобличу тебя и представлю пред глаза твои [грехи твои]»». Итак, обменивая шприцы наркопотребителям и раздавая им презервативы, берет ли человек грех на себя или нет? Вопрос совсем не праздный для человека верующего.
Поскольку презервативы могут более наглядно служить символом греха, чем шприцы, которые становятся орудием греха, лишь попав в руки наркомана, то для ответа на поставленный вопрос поговорим о презервативах. Прежде всего, прошу прощения у Бога и у всех присутствующих за те образы, которые должны выявить искомый ответ. Представим себе презерватив, во-первых, на фоне храма или в пространстве храма, во-вторых, на фоне супружеской спальни или в пространстве супружеской спальни, в-третьих, на фоне борделя или в пространстве борделя. В храме презерватив немыслим, в храме он является не просто символом греха, но прямым кощунством. В супружеской спальне презерватив и символ, и орудие греха. А в публичном доме? На фоне борделя, который сам является рассадником греха, презерватив уже не воспринимается, как символ греха, а в самом этом заведении он будет только средством гигиены. Из приведенного примера видно, что символическая и смысловая нагрузка любой предмета зависит от того фона, на котором он представлен. Еще пример. Просфора в храме и просфора в борделе. В храме это средство освящения, а в борделе ее присутствие становиться кощунством.
Вот теперь нам несложно будет ответить на интересующий нас вопрос. Бог задумал превратить весь мир в храм. Мы знаем, что святые так и видят мир – храмом Божиим. Как храм стремятся воспринимать мир и благочестивые пастыри и миряне. Но через диавола в мир вошел грех. Мир во зле лежит. И уродуемый грехом мир в сознании многих, чем дальше, тем больше становится похож не на храм, а на публичный дом. Все больше людей воспринимают мир огромным борделем. Мир духовно разделился.
Одни стремятся к чистоте и святости, и по мере их освящения мир в их глазах становится храмом, другие избрали путь греха и нечистоты, и чем более они сквернятся, тем увереннее ориентируются в мире, как в ухоженном борделе. И если для одних мир есть преддверие рая, то для других – прихожая ада.
Священники со своей паствой и наркоманы – обитатели этих двух диаметрально противоположных духовных пространств. Соприкасаясь с миром наркоманов и проституток, человек соприкасается с адом. А на фоне ада чистые шприцы для инъекций героина и презервативы уже не являются призывом к греху (потому что те, кто в нем обитает, уже давно призванные и активные служители греха), там эти предметы просто замедляют скорость самоуничтожения его несчастных обитателей, там они всего лишь средства гигиены.
Сама их раздача греховным действием не является. Греховными могут быть намерения и цели человека, раздающего все это. Например, наркодельцы прямо заинтересованы в том, чтобы потребители их товара подольше пожили, это явно положительно скажется на уровне их доходов. Но намерение и цель раздачи могут быть и богоугодными. Если раздача преследует цель не только сохранить здоровье заблудших людей, но и, посредством встреч с наркопотребителями в процессе обмена, помочь им оставить грех, то такое намерение Бог благословит.
Нетрудно заметить, что в этом рассуждении допущены упрощения и проведено оно в очень контрастных противопоставлениях: света и тьмы. Сильно ли изменится вывод, если усложнить рассмотрение, введя в него все многообразие жизненных ситуаций, представить на месте служителей света и тьмы живых людей? Думается, не очень.
Перейдем теперь к общему взгляду на проблему наркомании. Общество наркопотребителей находится под особым попечением дельцов наркомафии и их отца диавола, приносит им фантастические доходы. Потому попытки спасения подсаженных на иглу людей неизбежно выводят решившихся на это деятелей к переднему краю борьбы со злом. И им важно уяснить для себя следующее. Многообразная борьба с наркоманией и сопутствующими ей явлениями (программа обмена только один частных случаев этой битвы) действительно может, и будет, ставить ее участников в ситуации, когда активное противодействие злу потребует от человека самого совершать греховные поступки. В буквальном смысле греховные поступки, а не просто «запылятся» сопутствующим любой нашей деятельности налетом греховности.
Так, например, когда мы садимся за обеденный стол, то зачастую объедаемся, наставляя других в благочестии – тщеславимся, исправляя виновных – гневаемся, в благочестивом по видимости и по содержанию общении с противоположным полом – не можем не погрешить против целомудрия, вынужденные заботиться о жилье и пище – впадаем в сребролюбие, в случае неудач – чрезмерно унываем, и так далее.
При соприкосновении с миром наркоманов, жизнь которых перенасыщена грехом, мы, тем более, не можем не повредить нашей нравственной чистоте при всей благонамеренности наших изначальных намерений. Не об этом речь. В пределах земной реальности противодействие злу иногда вынуждает противников зла самих прибегать к греховным поступкам.
В начале XX столетия в Русском обществе произошел глубокий спор по данному вопросу, который был сформулирован, как вопрос «о сопротивлении злу силою (насилием)». Не делая попытки наскоком изложить всю полноту означенной полемики, приведу здесь один из главных выводов, принятых церковной стороной. «В… деле нашей христианской обязанности ограждать наших ближних и весь мир от зла,… христианский долг вынуждает нас скорее брать на свою совесть грех, чем, блюдя нашу личную чистоту и святость, из-за бездействия оказаться повинным в торжестве в мире зла, с которым мы не вступили в борьбу. Христианин обязан идти на грех в своей внешней борь¬бе со злом, т. е. в деле ограждения мира от зла, в том случае, если перед голосом совести грех бездействия будет больше греха, связанного с активным противодействием злу» (здесь приведена цитата из книги «Свет во тьме» философа С. Франка).
Разберем наглядный пример из церковной истории. Позволю себе напомнить собравшимся житие преподобного Виталия. Преподобный Виталий, инок монастыря преподобного Серида, пришел в Александрию при Александрийском Патриархе, святителе Иоанне Милостивом (609 – 620).
Достигнув старости (ему было 60 лет), святой дерзнул взять на себя необычный подвиг: он записал к себе в помянник всех блудниц Александрии и начал усердно молиться о них. С утра до вечера преподобный трудился, каждый день он зарабатывал 12 медных монет. Вечером святой покупал себе один боб и съедал его только после захода солнца. Остальные деньги он отдавал одной из блудниц, к которой приходил на ночь, и говорил: «Умоляю тебя, соблюди себя в чистоте эту ночь за эти деньги, не греши ни с кем». Затем преподобный запирался с блудницей в ее комнате, и пока блудница спала, старец всю ночь молился, читал псалмы, а утром тихо уходил от нее. И так он поступал каждый день, посещая по очереди всех блудниц, причем брал с них клятву, что они сохранят в тайне цель его посещений. Не зная правды, жители Александрии возмущались поведением инока, всячески оскорбляли его, а он покорно терпел все насмешки и только просил не осуждать других.
Святые молитвы преподобного Виталия спасли многих падших женщин.
Вся правда о святом открылась после его кончины. Когда о смерти преподобного Виталия узнали спасенные им женщины, они собрались и рассказали о добродетелях и милости святого.
Зададимся вопросом: почему святой брал с блудниц обещание не рассказывать о том, что он делает на самом деле? Одна причина очевидна: поношения и уничижение от людей помогают подвижнику в духовном делании, тогда как слава и почет мешают. Но эта причина была не единственной и, думается, не главной. Представим, что бы произошло, если бы преподобный Виталий позволил открыто говорить о своей деятельности свидетелям? Содержатели блудилищ перестали бы пускать его даже на порог своих заведений, как разоряющего их дело. Сами блудницы избегали бы его посещений, потому что, приняв его один раз, они бы рисковали надолго стать объектом язвительных насмешек со стороны своих товарок и прочей грехолюбивой публики. При этом и деньги принять от него им было бы уже крайне неловко. Так что деятельность преподобного по спасению падших женщин могла бы закончиться в самом начале.
Но, утаивая правду о себе, преподобный совершал очень серьезный грех: он вводил в соблазн всю Александрию. Евангелие гласит: «Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит». Мф. 18:7. То правда, что по его кончине соблазн закончился, но надо заметить, что далеко не все, кто был свидетелем соблазна, стали вместе и свидетелями прославления святого. Грех не был мнимым.
Читающих житие преподобного Виталия не смущает то обстоятельство, что этот аскет причислен Церковью к лику преподобных несмотря на то, что главный подвиг его был сопряжен с грехом. Большинство этого даже не замечает. Да и надо ли предаваться сомнениям, если сам Бог явно прославил его пред людьми чудесами? Конечно, нет. Но вот задуматься над подобным фактом следует. Иначе в нашей жизни мы сами можем попасть в такую ситуацию, когда откажем в церковном благословении тем людям, которых движет на делание благодать Божия. И при этом будем непоколебимо уверены в своей правде по той именно причине, что это делание в нравственном отношении не выглядит безупречным.
Теперь перейдем от общего к частному: к вопросу о возможности для православных участвовать в программе по обмену шприцов. Если первое доказательство — что участие в ней, при добром намерении делателя, само по себе не греховно — не является для кого-то достаточно убедительным, то, может быть, его несколько успокоит и удержит от крайнего неприятия программы только что приведенное философско–историческое свидетельство?
О самой же программе остается сказать следующее. Для православных участников программы главной ее целью является попытка помочь наркопотребителю отказаться от наркотиков. Обмен же, сам по себе вполне приемлемый, позволяет вступить в контакт с наркозависимым. Далее многое зависит от умения исполнителей правильно направить благое дело. С самого начала у пришедшего для обмена шприца наркомана следует узнать его святое имя, узнать, крещен ли он. Затем сказать ему, что церковная община, членом которой является вопрошающий, будет молиться о спасении этого потерявшегося чада Божия. А во всем остальном да помогут добрым делателям молитвы преподобного Виталия, и да пребудет с ними благословение Божие.
Игумен МЕФОДИЙ (Кондратьев)