Семья Алины Саблиной, девушки, у которой в больнице после смерти изъяли органы, обратилась в суд. В январе в Замоскворецком суде Москвы начнется процесс. Близких не оповестили об изъятии, и они считают сокрытие истины нарушением их прав, а также основополагающих моральных норм.
Что более убийственно: тайна изъятия органов или испрашивание разрешения, а фактически – заблаговременное оповещение родных о предстоящей смерти человека? Должно ли донорство органов быть открытым или может быть тайным – этот вопрос до сих пор является спорным, и не только в России.
Год тому назад Алина, жительница Екатеринбурга, студентка столичного вуза, попала в ДТП. После того, как Алину сбила машина, ее доставили в ГКБ №1 имени Пирогова. Она находилась в коме и умерла через неделю.
Подозрительная смерть
Мама Алины Елена Саблина убеждена, что ее дочь «умерла не своей смертью». Дело в том, что уже после смерти девушки ее близкие узнали, что у нее были изъяты органы – сердце, почка, надпочечники, и несколько других.
Как рассказала Елена корреспонденту «Милосердия.ru», последний день жизни дочери ей кажется странным. Родителей, с разрешения врачей, пускали к дочке в реанимацию, но в последний день им почему-то отказали в посещении. «А о смерти Алины мне сообщил по телефону человек, представившийся похоронным агентом, хотя у врачей были наши мобильные телефоны, – говорит Елена. – Тело Алины мы в итоге нашли уже в морге. А о том, что у нее были изъяты органы, я узнала и вовсе почти через месяц – исследуя материалы дела о ДТП. В деле были документы об изъятии органов. Увидев это, я потеряла сознание».
Семья Алины требует от врачей больницы возмещения морального ущерба в размере 1 млн рублей. Мама и бабушка считают, что врачи действовали «жестоко и бесчеловечно», пренебрегли чувствами родственников Алины. Главное, в чем семья Саблиных упрекает врачей – тайное изъятие органов девушки. По мнению семьи, именно скрытные действия медиков и являются негуманными. Аналогичный иск – в котором юристы, защищающие права близких Алины, указали нарушения сразу нескольких статей Конвенции о защите прав человека, отправлен в Европейский суд по правам человека.
Гуманен ли закон?
Казалось бы, по закону – ничего не нарушено. Врачи действовали, руководствуются Законом РФ «О трансплантации органов и (или) тканей человека», по которому изъятие органов или тканей у тела не допускается, если учреждение здравоохранения на момент изъятия поставлено в известность о несогласии близких человека. А если врачи не имеют на руках такого высказанного родственниками несогласия, то могут действовать, не сообщая ничего близким умершего. Этот принцип называется «презумпция согласия» и действует не только в России, но и в некоторых других странах.
Однако семья Алины Саблиной считает этот принцип негуманным. В общем-то, цель обращения в суд – не столько получения компенсации, сколько попытка изменить законодательство в этом вопросе.
Антон Бурков, юрист, представляющий интересы семьи Саблиных, подчеркивает, что и ЕСПЧ считает принцип презумпции согласия не вполне гуманным. «Например, в деле «Akkum и другие против Турции» от 24 марта 2005 года Страсбург установил, что отец, которому было представлено изуродованное тело сына, испытал страдания, которые являются унижающим достоинство обращением: «увечья тела были оскорбительным для мусульманина, учитывая, что он должен был похоронить изуродованное тело», – отмечает юрист. – В решении от 24 июня 2014 года по делу «Петрова против Латвии» (у гражданки Латвии также не спросили согласие на изъятие органов ее сына, погибшего от травм, полученных в ДТП), Европейский суд признал, что латвийское законодательство не защищает гражданина от произвола врачей».
Кстати, буквально на днях было принято новое решение Страсбурга – и снова в отношении Латвии. Втайне от гражданки Латвии Мис Элберты, у которой умер муж, у него были изъяты ткани и направлены в Германию для создания биоимплантантов. Мис Элберта узнала об этом лишь через два года после смерти мужа.
ЕСПЧ признал, что Латвия снова нарушила статью 8 Конвенции о защите прав человека (право на уважение частной и семейной жизни), и статью 3 (бесчеловечное или унижающее достоинство обращение). «Суд так же сделал вывод, что в такой специфической области, как трансплантация органов и тканей, к организму и телу человека должно быть особенно уважительное отношение, даже после смерти человека, и взыскал с Латвии в качестве компенсации морального вреда 16 тысяч евро», – рассказал Антон Бурков.
Модель России – жесткая
В мире имеется две модели презюмируемого согласия – «мягкая» и «жесткая». «К примеру, во Франции, Бельгии, Испании (которая, кстати, стала лидером по количеству доноров на миллион человек населения) используется мягкая модель: врачи должны приложить все разумные усилия для выяснения согласия родственников, – рассказывает юрист Марина Агальцова, которая также представляет семью Саблиных, – и кстати, ведет это дело pro bono. – Например, французский Закон от 6 августа 2004 года о биоэтике говорит о том, что если врач не знает о воле умершего относительно донорства органов, он обязан узнать у близких (и даже не только у родственников, но и друзей) их мнение».
При этом, отмечает юрист, в странах с мягкой моделью презюмируемого согласия как раз высокие показатели количества доноров органов – в силу доверия населения к данному институту. Например, в Бельгии – 32,9 донора органов на миллион человек, 36,1 – в Испании.
Модель России – жесткая: врачи не будут искать согласия родственников, даже если те днюют и ночуют в больнице. «Такая модель в Западной Европе используется только в Австрии, где количество доноров на миллион человек в два раза ниже, чем в Бельгии – 15,6 человек. А в России, кстати, по статистике, всего 3 донора органов на 1 миллион человек, – говорит Марина Агальцова. – Так что объяснение, что жесткая модель презумпции согласия якобы способствует повышению донорства органов, не работает. Ведь в итоге как раз трансплантология получает негативный образ – именно из-за «тайности» своей работы».
«Стоит ли расходовать себя на ненависть»
К сожалению, врачебное сообщество – реаниматологи, трансплантологи, и медики других специальностей – не готовы к разговору на эту непростую тему. По их мнению, говорить о трансплантологии и об изъятии органов вообще не надо, чтобы не бередить умы россиян, лучше им вообще об этом не думать.
«Вы не представляете, что происходит с родственниками, которым сообщают о скорой смерти их близкого, и тут же спрашивают – «Вы согласны на посмертное донорство органов»?».
«Все ведь делается по закону. «Стервятники»- мы так их в Склифе называли, приезжают быстро… Но ведь не на шашлык забирают! Тема скользкая и не в России её обсуждать сейчас… И так трансплантологам туго».
«Тело человека после смерти не принадлежит его родственникам!» – вот такие мнения звучали от врачей, когда корреспондент «Милосердия.ru» пытался поговорить с ними о проблеме трансплантологии.
Оппоненты такой агрессивной позиции говорят иначе: «Речь вообще не идёт об отрицательном или положительном отношении к трансплантации. Это подмена понятий, как сейчас принято говорить. Почему-то попытку законодателя и общества упорядочить правовое регулирование правоотношений, возникающих при трансплантации органов, врачи воспринимают как злонамеренное отношение к своей профессии». Да и говорить о теле умершего пациента как об имуществе неправильно: «Не только имущественные права людей и иных лиц подлежат защите, но и охраняемые законом интересы – честь, достоинство», – напоминают юристы.
Что более милосердно со стороны врача – выйти к близким и признаться, что пациент умер, и он может спасти другого, или же промолчать и с помощью органов этого человека спасти других?
Один из врачей-реаниматологов, согласившись пообщаться с нами на условиях анонимности, считает, что второй вариант более милосерден: «К тому же родственники могут находиться в состоянии аффекта и наверняка откажут в согласии на донорство органов. Такое известие не добавит им душевного спокойствия».
А трансплантология, по мнению нашего спикера, не развивается в России из-за неготовности общества к открытому разговору об этой сфере. «Кстати, в России детское донорство запрещено, и это еще одна проблема. Из-за этого у нас нет детской трансплантологии, хотя малышей можно спасать. Во всем мире это легально, при этом у родителей спрашивают согласия. Многие его дают, так как считают, что это акт высочайшей добродетели». Но в этом случае, предполагает наш собеседник, опять пойдут разговоры о «черных трансплантологах», или похищениях детей на органы, хотя все эти пересуды – «мракобесие».
Его коллега Т., также реаниматолог и также анонимно комментирующий ситуацию, считает, что в презумпции согласия «есть какое-то лукавство». «Но в то же время, если у нас будет испрошенное согласие, и все будет без утайки, скорее всего, донорства станет меньше: общество наше к этому не готово. Этим нужно заниматься. Возможно, церковные деятели могли бы пропагандировать это благородное дело, а в СМИ – крутить социальные ролики, показывать фильмы».
Пока же заранее вести беседы с родственниками умирающего человека, даже если с ними будет говорить психолог, бесполезно, считает врач: «Никто не понимает, что такое смерь мозга, никто не думает о тех, кто ждет орган на пересадку, о том, как это может вообще спасать людей.
Технически это выглядит так: при смерти мозга собственное дыхание организма исключено. При искусственной вентиляции легких будет продолжать биться сердце – ему не нужна работа мозга. Фактически тело только технически остается живым, хотя человек уже умер. На этом этапе возможно изъятие органов. Согласие на забор органов дает руководство больницы, если там умирает пациент. За органом приезжают трансплантологи.
Этим занимается НИИ Склифосовского и еще несколько вполне респектабельных структур, и все под жестким контролем. Так что и сплетни о «черных трансплантологах» – неправда. Трансплантология вообще бесплатна в нашей стране, и никакой коррупционной составляющей тут нет».
По мнению Т., раз уж так случилось, что ваш близкий умирает, как в случае Алины Саблиной, то, зная, что «это пойдет кому-то на пользу, и какая-то другая девушка будет жить – пусть уж лучше будет так»: «Не стоит расходовать себя на эту ненависть. Возможно, стоит принять факт, что смерть их дочери дала шанс жить другому человеку – а может, даже нескольким. Возможно, стоит найти утешение в этой мысли и принять свое горе».
А вот мнение А., пациента, пережившего трансплантацию год назад: «Я очень сожалею, что родителям девушки пришлось испытать такую потерю , и это огромное для них горе. Я не знаю, кто был моим донором, но то, что этот человек спас жизни еще нескольких людей, это факт, и я благодарен донору и его родственникам».
А. отмечает, что пересадить орган «лишь бы от кого» невозможно, поэтому подозрения о чьих-то «тайных намерениях» можно исключить: «Во-первых, нужно полное совпадение многих параметров органов, иначе реципиент проживет очень недолго, орган может быть отторгнут. Во – вторых, требуется постоянной прием лекарств и медицинский контроль всю оставшуюся жизнь для реципиента. Ни одна клиника не возьмет на себя риск наблюдать пациента, если он взялся из ниоткуда, и с пересаженным органом. А операции длятся в специально оборудованных операционных по много часов, работают десятки человек. Это нельзя скрыть. Что касается любого потенциального донора, то за их жизнь всегда будут бороться до самого конца. Я это знаю: мне отменили операцию, потому что врачи сказали, что пациенту стало лучше, и реаниматологи и хирурги смогли его вернуть! И я не могу не радоваться тому, что этот человек жив».
«Любовь, а в жертве и заключается настоящая любовь, может быть только свободной»
Елена Саблина обратилась с прошением к Патриарху Московскому и Всея Руси Кириллу, прося защиты «против нарушения христианских канонов изъятием органов для трансплантации без согласия родственников».
«Меня как православного человека возмущают такие действия врачей, которых прикрывает их интерпретация закона о трансплантации, согласно которой, если человек не написал заявление при жизни, что он отказывается быть донором, то он автоматически им становится, как только попал в больницу в состоянии предсмертия. Я за донорство и спасение жизней, но не в нарушение чувств верующих. Изъятие органов без согласия нарушает христианские каноны и жестоко и бесчеловечно бьет по чувствам родственников.
Принудительное донорство в секрете от родственников негативно сказывается на трансплантологии, так как убивает веру во врачей, уменьшает количество доноров и шансы реципиентов на получение донорского органа и выживание».
Как Церковь относится к этому вопросу?
Еще в 2000 году в принятых «Основах социальной концепции» Русской Православной Церкви было сказано, что использование органов человека без его согласия – это нарушение человеческой свободы.
В 2013 году, когда в РФ обсуждался новый законопроект о донорстве органов, Русская Православная Церковь еще раз выразила свое отношение к изъятию органов: «Православная Церковь не поддерживает так называемую презумпцию согласия на посмертное изъятие органов, которая закреплена как в действующем законе, так и в представленном законопроекте, – говорилось в заявлении Отдела по взаимоотношениям Церкви и общества и Отдела по церковной благотворительности и социальному служению Московского Патриархата. – Господь создал человека свободным. И в таких вопросах, как изъятие органов после смерти, эта свобода нарушаться не может. Принцип жертвы не должен быть принудительным. Любовь, а в жертве и заключается настоящая любовь, может быть только свободной».
А вот добровольное желание человека стать донором Церковь считает настоящим христианским поступком. «Донорские органы, изъятые у умерших, могут спасти жизни других людей. Особенно острая необходимость в органах для пересадки наблюдается в нашей стране. Поэтому мы обращаемся ко всем неравнодушным людям с просьбой выразить свое согласие на посмертное изъятие органов для пересадки», – говорилось в упомянутом документе.
Но,с точки зрения Церкви, все же более правильный законодательный подход к изъятию органов – презумпция несогласия на посмертное изъятие органов, то есть обязательное испрашивание согласия человека или его близких: «Такой подход в наибольшей степени защищает интересы и здоровье потенциальных доноров органов, а также способствует развитию сознательности и солидарности гражданского общества».
Римско-католическая церковь, в свою очередь, также считает, что донорство в трансплантологии – это акт милосердия и нравственный долг, и призывает верующих завещать свои органы после смерти для трансплантации. Но, опять же, на это должно быть личное согласие каждого человека.
Протестанты не препятствуют переливанию крови и трансплантации органов, если по медицинским показаниям больной в этом нуждается. А продажа органов – аморальна.
В буддизме пересадка органов считается возможной только от живого донора. Причем орган передается больному только в дар.
В иудаизме к телу человека относятся с почитанием даже после смерти. И использовать органы для трансплантации можно только, если на это было соизволение самого человека. Пересадка органов допускается в случае, если речь идет о спасении человеческой жизни. А ортодоксы могут отказаться от пересадки органов или переливания крови, если процедура не будет освящена раввином.
Ислам признает трансплантологию, но не везде. В некоторых арабских странах это запрещено.
Есть ли выход, или Эффект Грина
«Да, можно запретить СМИ «нагнетать страх у населения», а обществу – распространять «страшилки» про врачей, – говорит Антон Бурков. – Но это не решит проблему. Заявления в правоохранительные органы и суды с жалобами о незаконном изъятии органов будут продолжать поступать. Второй способ изменения ситуации – изменить систему получения согласия».
С 1967 года, когда впервые в мире была сделана операция по пересадке сердца (ее провел южноафриканский хирург Кристиан Барнард, ученик выдающегося советского ученого Владимира Демихова), трансплантология серьезно продвинулась вперед. В те годы после пересадки печени реципиенты не жили дольше года. Сейчас же люди с пересаженными органами могут продолжать полноценно жить, а число пересадок различных органов уже превышает 40 тысяч в год.
На обложке Time 1967-го года южноафриканский хирург Кристиан Барнард, проведший первую операцию по пересадке сердца Фото с сайта time.com
Статистика отмечает, что для того, чтобы вовремя спасать жизни людей, нужно иметь 30-40 доноров органов в год на 1 млн человек. Только Испания и Кипр достигли этих цифр. В этом, считают врачи, большое значение сыграла и пропаганда донорства в обществе, в том числе, с помощью церкви, объяснявшей верующим благородные цели этого направление медицины.
Одна из ярких международных акций, привлекающая внимание общества к трансплантации, – Всемирные трансплантационные спортивные игры. Их участники – люди, пережившие пересадку органов, они демонстрируют полную свою реабилитацию и обретение «новой жизни». Впервые Игры прошли в 1978 году в английском Портсмуте, в них участвовали 99 человек. А сейчас на Игры съезжаются участники из 55 стран мира, и они соревнуются в 46 видах спорта. И это действует.
Когда Игры проводились в Манчестере, зрителями стали 160 миллионов человек, а после мероприятия в Великобритании больше чем на 30 процентов возросло количество доноров органов. Правда, Россия принимала участие в Играх лишь однажды: почему-то наше государство не очень заботится о том, чтобы больше говорить о нужности трансплантации и пытаться примирить общество и каждого его гражданина в отдельности с этой проблемой.
И действительно, личный пример тоже важен. Всемирно известный случай – история юного американца Николаса Грина. В 1994 году 7-летний Николас подвергся в Италии нападению грабителей, впал в кому, и умер. Безутешные родители мальчика дали согласие на то, чтобы его органы были использованы для лечения семи тяжелобольных итальянских малышей. Этот родительский подвиг вызвал воодушевление в обществе. В результате количество трансплантаций в Италии взлетело втрое, а страна вышла на второе место в Европе.
Подобная реакция общества получила название «эффект Грина». А имя Николаса Грина сейчас присвоено многим госпиталям, школам, улицам, паркам в Италии. В США был создан фонд Николаса Грина – для ежегодного поощрения особо талантливых детей.
Николас Грин погиб в семилетнем возрасте. Родители мальчика дали согласие на то, чтобы его органы были использованы для лечения семи тяжелобольных итальянских малышей Фото с сайта comunicocaserta.com
Между тем, считает юрист Барков, эти примеры еще раз иллюстрируют мысль, что близкие умирающего человека должны быть посвящены в ситуацию. Возможно, именно открытая информация о том, что их родной человек умирает, но он может спасти нескольких человек, фактически подарив им вторую жизнь, подтолкнет их к тому, чтобы дать согласие на использование его органов после смерти – и тогда подобных «эффектов Грина» будет все больше.
Однако новый закон о донорстве органов, который должен заработать в России с 2016 года, оставляет принцип презумпции согласия в действии. Будет лишь создана база данных, которая должна облегчить врачам работу. База будет собирать информацию о гражданах, которые отказываются от донорства органов. Правда, таким отказникам нужно будет помнить, что в случае, если они сами вдруг будут нуждаться в трансплантации, им в этом будет отказано.
